Мои глаза остановились на Хэдли, мчащемся по площади под нами, на Афине и Грейсоне, воющих в своих волчьих формах, и следовавших за ним в битву, все трое представляли собой смертоносную силу, которая с жестокой мощью врезалась в наших врагов.

В нашу сторону пронесся неконтролируемый огненный шар, и я потерял их из виду, когда Тайлер изо всех сил уклонялся, чтобы избежать его, пролетая рядом с Двором Солярии, мое бедро задело каменную стену из оникса. Мы прошли мимо арочного окна, и мой взгляд остановился на рыжеволосом мужчине, мчащемся вверх по лестнице за ним. Он испуганно оглянулся, и я оскалился, когда узнал Гаса Вульпекулу, мысленно рисуя крестик на его лбу. Теперь он был моей целью.

Тайлер полетел выше, и я потерял из виду убегающего лиса-оборотня, потянул за гриву, чтобы привлечь его внимание.

— Ниже! — закричал я, мое сердце колотилось от предвкушения предстоящей охоты. — Лисичка внутри.

Тайлер с совершенной грацией развернулся в воздухе, сложив крылья, и направился обратно к окну. Я вскочил ногами ему на спину, неуверенно балансируя и создавая твердый ледяной шар, затаив дыхание, готовясь сделать что-то дикое.

София молча поднялась за моей спиной, и я взглянул на нее, видя ее решимость пойти со мной, и я не стал бы ей отказывать в этом.

— Следуй моему примеру, — сказал я, слегка согнув колени, и адреналин хлынул по моим венам. Это было оно. Никаких шансов на провал. Никакого отступления. Это был мой момент, и я претендовал на него всем что у меня есть, не позволяя ему ускользнуть из моих рук.

Тайлер рванул вперед, раскинув мерцающие крылья, и подлетел к окну, стараясь держаться как можно более устойчиво. Я с решительным криком отбросил от себя ледяной шар, разбив стекло так, что тысяча осколков разлетелась в стороны. Гаса больше не было видно, но он не мог убежать далеко.

Тайлер наклонился вниз, давая нам возможность подпрыгнуть, и я кинулся вперед, раскинув сеть виноградных лоз по лестнице под нами. Прошла одна секунда, пока мы летели по воздуху, как две птицы, затем мы попали в разбитое окно, каждое мгновение растягивалось, когда все мои чувства оживали. Мы провалились через мою сеть, вместе перекатившись в центр, и София позволила своей магии огня пройти через нее, поэтому мы с грохотом скатились на ступеньки внизу.

— Черт возьми, — засмеялся я, и ее рука легла на мою.

— Никогда не думала, что буду летать без крыльев, — запыхавшись, сказала София.

— Думаю, это называется элегантно упасть. — Я вскочил, потянув ее за собой.

Я поднялся по лестнице и оказался на балконе, который охватывал большой атриум внизу, золотые полы которого мерцали в тусклом свете. Все было пугающе тихо, битва снаружи была приглушенной, и никаких признаков Фейри, скрывающихся в этих стенах. Только трус сможет спрятаться от драки, и Гас Вульпекула только что доказал, что он трус.

София окружила нас заглушающим пузырем, сохраняя наши движения тихими, хотя Гас, несомненно, слышал, как разбилось окно. Возможно, он списал это на случайный выстрел из поля битвы. В любом случае, я не думал, что он задержится здесь достаточно долго, чтобы это выяснить.

— Почему он не сбежал? — пробормотал я, быстро пройдя направо и распахнув ближайшую дверь, чтобы проверить, внутри ли он.

Пусто.

— Может быть, ему здесь что-то нужно, — предположила София, и, черт возьми, я бы сказал, что он что-то задумал. Этот скользкий ублюдок, казалось, был именно тем человеком, который растаскивал ценные вещи в свои карманы, в то время как весь мир был погружен в кровавый хаос.

Я ускорил шаг, и мои мысли устремились к единственной комнате в этом здании, которую я посещал раньше. Я вспомнил один день, когда Лайонел и другие советники получили награду за борьбу с опасным преступником в Алестрии. Меня заставили надеть свою лучшую одежду, вышить улыбку на лице и прийти сюда, чтобы сделать семейное фото в кабинете моего отца. Дариус стоял рядом со мной, а мама стояла с Лайонелом, и мы все сгруппировались вокруг него, чтобы сказать самую разрушительную ложь, которую мы когда-либо говорили. Что мы были счастливы.

— Если бы я был хитрым и подозрительным маленьким оборотнем-лисом, пытающимся заработать приличные деньги на этой войне… Я точно знаю, куда бы я пошел, — мрачно сказал я, торопясь, пока мы не подошли к офису моего отца.

Воспоминания о том, как я в последний раз стоял на этом самом месте, заставили дрожь пробежать по моей спине, как глаза моего отца скользили по моей одежде, ища во мне недостатки. Я всегда терпел неудачу. Борясь с ощущением того, что я маленький мальчик под пристальным вниманием своего безжалостного отца; тяжесть его ожиданий и боль отвержения из-за его постоянного разочарования во мне. Я был его неудавшимся творением, и было время, когда мне было бы стыдно за это. Но не больше. Я гордился тем, что вырвался из-под его власти и стал тем Фейри, которым хотел быть, а не тем, кем он хотел, чтобы я был.

Было приятно освободиться от всего этого давления, как будто якорь был привязан к моей шее все эти годы, и я наконец нашел способ освободиться от него.

Теперь я хотел вернутся к тому мальчику, который был уверен, что выхода из-под власти его отца нет, и мне хотелось заглянуть в прошлое, чтобы сказать ему, что он был неправ. Это спасение придет, если только он продержится. Возможно, тогда бы я не провел столько лет в страхе и отчаянии из-за будущего, на которое никогда не мог рассчитывать.

— Ксавьер? — София подтолкнула меня, и я понял, что колеблюсь, а мои мысли сосредоточены на прошлом. Но пришло время оставить эти мысли там, где им место.

— Это офис Лайонела, — сказал я ей, ее глаза расширились, когда я открыл дверь, за которой оказалась огромная комната и гигантский золотой стол моего отца, стоявший перед внушительным окном.

Заглушающий пузырь не выдавал наше присутствие, и мой взгляд упал на Гаса, находящегося на другом конце комнаты, вырывающего ящики старинного шкафа и роющегося при этом в содержимом. Время от времени он хватал какой-нибудь жесткий диск или лист бумаги и запихивал его в сумку, висевшую у него на руке.

София позволила заглушающемуся пузырю раствориться, и я послал кнут лоз, чтобы обхватить его руки крепко прижимая к его телу.

Он вскрикнул в тревоге, глядя на меня, когда лед скользил по кончикам его пальцев, но вскоре треснул, когда он столкнулся со мной лицом к лицу. И я был удовлетворен, увидев проблеск настоящего страха в его глазах.

— Ты действительно думаешь, что мой отец настолько глуп, чтобы оставить что-нибудь компромитирующее в своем кабинете? — Я усмехнулся.

— Копромитурующее? — Гас выдохнул. — Зачем мне это? Я его верный слуга.

— Нет, ты паразит, питающийся отбросами того, кто обладает большей властью, — холодно сказала София. — И ты задаешься вопросом, будет ли вскоре Лайонел по-прежнему страховать твои ставки.

— Да, я думаю, ты ищешь что-то, что могло бы спасти твою шею, если Истинные Королевы выиграют эту войну и начнут охоту на его подданных, — сказал я в знак согласия, склонив голову набок. — О, интересно, что они с тобой сделают.

Он вздрогнул, склонив голову.

— Я всего лишь репортер. И никому никогда не причинил вреда.

— Твоя ложь ранит всех, — рявкнул я, мой голос рассек воздух и заставил его вздрогнуть. — Ты несешь ответственность за искажение информации, заставляя людей поверить в ту чушь, которую ты изливаешь в своей гребаной газете.

— Это просто политика, — умолял Гас, и я почувствовал тонкий толчок обаяния лисьей магии, пытающегося заставить меня увидеть его правду. — Я никого не убивал.

— Твои слова повлияли на это, — мрачно сказал я, делая шаг вперед, когда его пальцы согнулись, и мне было интересно, осмелится ли он драться со мной. Я бы с удовольствием заставил его преклонить колени перед моей властью.

— Ложь убивает, Густав, — прорычал я, сжимая свои мысленные стены против его даров Ордена. — И каждый отвечает за последствия.

— Кто ты такой, чтобы наказывать? — усмехнулся он, отказавшись от попыток склонить меня на свою сторону. — Ты — запасной наследник, от которого отказался король. У тебя меньший Орден, меньший статус, чем у твоего мертвого брата, и единственное, что у тебя когда-то было ценно, — это твоя кровь. Но ты предал ее, не так ли?

— Закрой свой рот, — прорычала София, в ее ладонях вспыхнул огонь, и мое сердце переполнилось ее защитным сиянием.

Слова Гаса не оставили в моей душе ни единого следа, как могли бы когда-то. Потому что я нашел свой истинный путь в жизни. Я знал, кто я, и знал, чему я принадлежу.

— Если ты действительно думаешь, что я буду плакать от такой оценки меня, то ты чертов дурак, — сказал я. Я не упомянул тот факт, что Дариус жив и здоров, зная, что он захочет сделать какое-то грандиозное заявление об этом королевству, когда придет время. — Мой отец для меня — грязь. Также как и этот офис. Я позволил своему Элементу Земли соединиться вместе с магией воды, выпуская ее и разрушая комнату.

Плесень расползлась по стенам, обвивая каждый блестящий, сияющий предмет, окутывая золотые безделушки моего отца и покрывая их уродливым черным налетом. Обои начали отслаиваться, становясь серыми и желтоватыми, затем блестящие половицы у моих ног покоробились и покрылись плесенью. Я хотел, чтобы офис загноился, все, от его огромного стола до зеленая фреска с изображением Дракона Лайонела на стене, золотой бюст его самодовольной головы, его кресло со спинкой и сверкающая люстра, висевшая над всем этим. Каждый его кусочек разлагался на наших глазах.

Бумаги в открытых ящиках почернели и засохли, и, наконец, последним, что осталось нетронутым, была фотография в позолоченной рамке на столе Лайонела. Сама фотография, сделанная в последний раз, когда я приходил сюда, ложь о том, какой была моя семья, хотя, возможно, теперь, когда я смотрел через призму опыта, я мог видеть тьму, касающуюся глаз моей матери, я мог видеть напряжение в плечах моего брата и в том, как рука моего отца сжимала его плечо слишком сильно.

Моя собственная улыбка была яркой, и было бы слишком легко принять ее за счастливую. Но одна рука висела сбоку, а кулак сжимался так сильно, что я почти чувствовал, как в тот день ногти впились в плоть ладони. Я позволил этой улыбке распасться вместе со всеми остальными, и ни одна часть этого момента не была бы ценна или достойна сохранения. Это была фотография троих заключенных и их похитителя, но я испытал некоторое облегчение, узнав, что эти заключенные теперь на свободе.

Потеря моей матери сжимала мое сердце, когда я смотрел, как ее фальшивая улыбка угасает, надеясь на то, что где бы ни отдыхала ее душа, ее улыбки были искренними и ощущались со всеми красками мира. Она заслужила гораздо большего, чем предложила ей жизнь, и ответственный за это мужчина расположился на фотографии сзади, сверкая своими зелеными глазами.

Гас внезапно щелкнул пальцем, и лед затвердел под нашими ногами, заставив меня заржать от удивления. Мы с Софией резко поскользнулись в сторону, врезаясь друг в друга, а у Гаса на руках росли ледяные осколки, ломая связывающие его лозы.

— Нет! — рявкнул я, когда он побежал к двери.

Я выругался, выпустив огненную струю, чтобы остановить его так быстро, как только мог. Он отпрянул, превратившись в прекрасную рыжую лису, крепко затянул ремень своей сумки, прежде чем проскользнуть через дверь и выбежать в коридор.

— Блять, — выдохнул я, разгоняя лед потоком огня и бросаясь в погоню за ним.

— Нужно поторопиться! — воскликнула София, мчась вместе со мной.