Я нахмурил брови. Альберт…?

― Мул моих родителей. ― Дыхание Джексона обжигает мою шею, когда он вводит меня в курс дела.

Я практически представляю себе его брата в красных санях в натуральную величину, запряженных осликом, который едет черепашьим шагом до самого города.

― Но он это сделал, и знаете, что? ― говорит Джози, пристально глядя на Джеймсона. ― Он сделал это в нижнем белье. Уэйну это особенно понравилось. И маме, и папе пришлось ехать за ним в центр города, потому что он собирался посадить его в изолятор.

Зевнув, я положила пакет с глазурью на стол, а затем достала телефон, чтобы проверить время.

22:45.

Я и не заметила, как быстро пролетело время между ужином и пряничными домиками.

― Ты устала, Снежинка? ― спросил Джексон, крепко обнимая меня за талию.

Я киваю.

― Да, я плохо спала прошлой ночью… Думаю, я просто перенервничала?

― Давай, поедем отсюда. Я почти уверен, что мы не в состоянии выиграть это соревнование, и я не могу дождаться, чтобы отвезти тебя домой.

Не то, чтобы я расстроилась, учитывая катастрофу, которую потерпело наше участие в конкурсе пряников семьи Пирс.

Его мама и сестра обнимают меня, говорят, чтобы я приходила в любое время и что им очень понравилось, что я зашла. Мне стало намного легче от осознания того, что я зря нервничала.

Они не обязаны были принимать меня с распростертыми объятиями, но они сделали это, и я так рада, что решилась прийти.

Это еще один гигантский шаг в правильном направлении. Наконец-то мы оставим эту вражду в прошлом.

Когда мы вернулись в дом Джексона, он отнес мои сумки в спальню, и сказал, прислонившись к дверному косяку:

― Я пойду запереть дом. Ванная там. Вернусь через несколько минут.

В его спальне все именно так, как я себе и представляла. Темное дерево в сочетании с серым и черным. Мужественная, аккуратная и простая. Ему под стать.

Кровать аккуратно застелена, на ней куча подушек, на которые мне не терпится плюхнуться.

Вытащив из сумки туалетные принадлежности, я иду в ванную, чтобы поскорее приготовиться ко сну. Почистив зубы, умыв лицо и собрав длинные волосы в хвост, я возвращаюсь в его спальню, где он сидит на краю кровати и листает телефон.

― Ой! Чуть не забыла, ― говорю я, бросая свою сумку обратно. ― У меня есть кое-что для тебя.

― Это нижнее белье? Я знал, что мое рождественское желание сбудется, Эмма.

Смеясь, я достаю из дорожной сумки вязаные красные наряды.

― Ну… это одежда. Вроде того. Я связала Марли и Мо одинаковые рождественские свитера.

Я понимаю, что это, наверное, глупо ― дарить собакам рождественские свитера, но я решила, что если у нас есть уродливые свитера, то и у них должны быть.

― Ты связала их… для моих собак? ― Он удивленно поднимает бровь, и на его лице появляется выражение, которое я не могу прочесть.

Я киваю.

― Я знаю… это глупо, но я просто…

Слова замирают на моих губах, когда он пересекает комнату, обнимает мое лицо и приникает губами к моим губам в поцелуе, таком мощном, таком интенсивном, таком целеустремленном, что кажется, будто у меня подкашиваются колени.

― Ты чертовски совершенна, Эмма Уортингтон, и я был дураком, когда думал, что ты такая же, как все, ― говорит он, прижимаясь лбом к моему.

Мое сердце бьется в груди так сильно, что кажется, будто оно может вырваться наружу.

― Это просто свитера, Джексон, ― тихо шепчу я. ― Я хотела, чтобы у них тоже было что-то праздничное.

Он качает головой.

― Это не просто свитера, Эмма. Это все. ― Держа мое лицо в своих руках, он наклоняется и нежно целует меня, едва касаясь своими губами моих, а затем вздыхает. ― Я не хочу, чтобы это заканчивалось. Я не хочу расставаться с тобой.

― Тогда не надо, ― говорю я, приподнимаясь на носочки, чтобы встретиться с его губами. ― Впервые в жизни я делаю что-то для себя, без чужого внимания и ожиданий. И я хочу тебя, Джексон Пирс. Даже если мы понятия не имеем, что нас ждет в будущем и как мы справимся с нашими семейными проблемами. В этот раз я не собираюсь планировать, что что-то пойдет не так, или пытаться все контролировать. Я буду следовать своему сердцу и надеяться, что оно не направит меня по ложному пути.

Джексон сглотнул, и его зрачки превратились в расплавленный шоколад.

― Я не обижу тебя.

Я киваю.

― Я доверяю тебе. Своим телом. Своим сердцем. Особенно сердцем.

В мгновение ока он поднимает меня на руки и несет к своей кровати, укладывая меня на плюшевое покрывало, нависая надо мной.

― Тогда позволь мне показать тебе, как я буду заботиться о тебе, Эмма.

Он наклоняется вперед и с нежностью целует меня, проникая сквозь линию губ и погружаясь в мой рот, наши языки переплетаются и оставляют меня бездыханной под ним. Ко мне никогда не относились с такой… заботой.

Наши глаза встречаются, и у меня кружится голова от интенсивности его взгляда, как будто он видит меня насквозь и разрушает все преграды, оставшиеся между нами. Грубые, мозолистые подушечки его пальцев танцуют по краю моего свитера, и вскоре он стягивает его, а затем бросает на кровать.

Его глаза блуждают по моему телу, когда он наклоняется вперед и оттягивает чашечки лифчика, грубо втягивая сосок, от чего я вскрикиваю.

Сегодня все кажется сверхчувствительным.

Мое тело — это живой провод, который отвечает на его прикосновения мощной, эмоциональной реакцией.

Может быть, это потому, что соединяются не только наши тела, но и наши сердца.

― Так чертовски красиво, ― говорит он, глядя на меня сквозь тяжелые веки. ― Я хочу трахнуть их, пометить их, сделать тебя моей, Снежинка.

Боже, этот мужчина превосходен в том, что он дикий по своей природе, и мой клитор пульсирует в ответ на каждое слово, когда он говорит.