Жрец привёз мальчика в собор и начал обучать всему тому, что нужно знать молодому жрецу. Рассказывал о добре и зле, свете и тьме, и о том выборе, что делает каждый живущий. Аман постепенно «оттаивал», стал чуть более открытый. Хотя он не переносил прикосновений, всячески их избегая. У мальчишки оказался потрясающий по своей силе дар, и Барут стал обучать его азам целительства… И сам не заметил, когда стал воспринимать Амана как сына, гордясь его успехами и печалясь вместе с ним о неудачах, как бился с этими перчатками и в итоге сдался… Как, стремясь стать для него примером, сам становился лучше и в итоге Карелий, предыдущий Верховный жрец, избрал его своим преемником.

Аман был его триумфом. Он доказал, что выросший в любви и заботе дэрон не становится кровожадным чудовищем. Но никогда и никому он не откроет эту тайну — это означало бы подставить под удар своего воспитанника.

И всё же было то, что долгие годы тревожило Барута. Аман рос и из угловатого мальчишки стал красивым юношей. Но всё так же продолжал сидеть над книгами, периодически прибегая к нему с тем или иным вопросом. Хотя все молодые послушники его возраста тайком бегали встречаться с девицами в сады, что были на границе города. На подобное жрецы смотрели сквозь пальцы. Юное сердце часто бывает подвержено порывам чувств, и многие послушники уходили из собора, так и не приняв обета. Служение Руфеону было делом исключительно добровольным.

Годы шли, Барут стал Верховным жрецом и часто отправлял Амана по поручениям, с которыми тот идеально справлялся, какими бы сложными они не были. Из юноши тот стал молодым мужчиной, но всё так же не было в нём следов хоть каких-то эмоциональных симпатий. Да, Аман был привязан к нему как к наставнику, но любая попытка Барута прикоснуться или взлохматить и без этого торчащие во все стороны волосы, и мальчишка напрягался, словно загнанный в угол зверь, ловко уворачиваясь от протянутой руки. Это печалило сердце старика.

Аману перевалило за двадцать пять и Барут был бы рад, даже если бы тот проявил интерес к какому-нибудь молодому послушнику. Однако сердце мальчишки было глухо к чувствам… Ученик по-прежнему всё свободное время посвящал книгам и оттачиванию навыков магии Света и целительства. За Аманом закрепилась слава чудотворца. И видит Руфеон, как он гордился им и в то же время боялся за него…

Когда Аман вернулся с очередной порученной ему миссии, Барут заметил, что что-то в его воспитаннике неуловимым образом изменилось. Он, как всегда, пришёл отчитаться и поведать печальные вести о нескольких уничтоженных демонами поселениях на юго-западе Артемиса. А затем рассказал о девушке, дважды спасшей его жизнь за один день. Верховный жрец слушал и не мог поверить в то, что видит — глаза Амана горели удивительным светом, которого там не было прежде. Он впервые видел такой взгляд у воспитанника… И глядя на то, как нервно расхаживал мальчишка по комнате, негодующе рассказывая о неспособности некоторых отдельно взятых волшебниц осознать ценность человеческих жизней, Барут улыбался… Странные перемены в Амане заметили все жрецы. Он то был необычно активным, то странно задумчивым. Было очевидно, что эта встреча оставила след в его сердце.

Девушка и вправду была невероятно красива. Волосы цвета войлочной вишни, зелёные глаза в обрамлении длинных ресниц и кожа цвета драконьей кости. Юная силлин, странствующая в поисках Ковчега Первозданного Света. Не самый подходящий выбор, но не ему судить желания чужого сердца. Возможно Аман, будучи дэроном, просто не чувствовал в простых людях подходящую для себя пару… В том, что воспитанник влюбился, Барут уже не сомневался. Стоило мальчишке узнать, что девушка ушла в Молчащие холмы, из которых последние несколько дней приходили известия о бесчинствующих разбойниках, как и духа Амана не осталось в соборе. Лишь молодой послушник прибежал с вестью о том, что тот решил навестить руины Первой Часовни…

Барут знал, что Аман, как и все жрецы, давал обет служения Руфеону. Он сам принимал у него этот обет. И тем не менее смотрел на происходящее сквозь пальцы, понимая, что пришло время отпустить воспитанника, как бы тяжело это не было для них обоих. Он видел, как нервничает Аман, ожидая прихода девушки и боясь быть отвергнутым и, очевидно, сам не понимая того, что творилось в его сердце.

И тем не менее увиденное смогло удивить Верховного жреца, хотя за свою долгую жизнь он уже забыл это чувство. Аман позволил ей прикоснуться к себе и, казалось, сам был в шоке от подобного. Эта удивительная девушка словно не замечала всех тех внутренних стен, которыми мальчишка отгородился от окружающих. Барут стоял в проходе галереи, не веря собственным глазам — Аньюриэль всего за несколько дней смогла сделать то, что он не смог за долгие годы. Барут смотрел на округлившиеся глаза Амана, на ласково улыбающуюся ему девушку, на то, как она погладила его воспитанника по щеке и понимал — она приняла его таким, какой он есть. Руфеон наконец-то услышал его молитвы и послал мальчишке ту, что смогла растопить его сердце.

Юная красавица силлин, владеющая запретной магией… Да, он видел те руны, что она чертила на полу собора собственной кровью. Подобное казалось невозможным. Дети Кратоса не могли владеть кровавым искусством. Но за свою долгую жизнь Барут понял, что нет ничего невозможного. Аньюриэль, как никто другой понимала, каково это — быть отверженной обществом, но не сломалась, продолжая по-доброму смотреть на мир своими прекрасными глазами.

Она сможет позаботиться об Амане, сможет провести его своим путём принятия самого себя.

Руфеон был поистине мудрым Богом.

Способность ученика любить казалась Верховному жрецу необычайно важной. Ведь именно она отличала детей Акрассии от демонов Фетрании. Именно любовь должна была дать человеческой части души Амана силы противостоять внутренней тьме. Любовь была той самой могущественной силой, что могла изменить само Мироздание.

Барут смотрел, как уходит Аман — мальчишка-дэрон, ставший ему сыном, и понимал, что это путешествие не будет простым. И не только из-за демонов, охотящихся за Ковчегом. Самый тяжёлый бой, который предстоял его воспитаннику — бой с самим собой и своей внутренней тьмой. Одинокая слеза скатилась по морщинистой коже.

О, Руфеон, помоги ему на этом пути, убереги своё дитя от ошибок!

What would I do without your smart mouth,

Drawing me in, and you kicking me out.

You got my head spinning, no kidding, I can't pin you down,

What's going on in that beautiful mind.

I'm on your magical mystery ride

And I'm so dizzy, don't know what hit me, but I'll be alright.

My head's underwater,

But I'm breathing fine.

You're crazy and I'm out of my mind.

John Legend — All of Me.

Аман.

Аман спускался по ступеням на центральную площадь, выискивая глазами хрупкую фигурку девушки с вишневыми волосами.

Куда она могла пойти?

Аньюриэль сказала, что ей нужно собрать вещи в дорогу. Но рынок, по понятным причинам, сейчас не работал. Стоило заглянуть в «Приют паломника».

Дверей в таверне по-прежнему не было. Пол отмыли от крови, тушу демона куда-то унесли. Хозяйка суетилась, раздавая указания. Она удивлённо подняла глаза на нового посетителя и тут же улыбнулась.

— Господин, Аман! Какая честь! Чем могу Вам помочь?

— Я ищу Аньюриэль, девушку-силлин. Она остановилась здесь.

— Да, она у себя в комнате. Второй этаж, третья дверь направо.

Не та комната, где я её оставил…

Жрец поднимался по лестнице и то воодушевление, которое он испытывал, уходя из собора улетучивалось. Он не знал, что скажет девушке.

А если она откажется идти со мной?

Третья дверь справа была прямо перед ним. Аман стоял, не решаясь постучать. За дверью колыхнулись магические потоки. Замок тихо щелкнул и дверь открылась сама.

Конечно, чуткий слух силлинов…

Аман зашёл в комнату, аккуратно закрывая за собой дверь. Аньюриэль сидела на полу, вокруг неё были горы разных вещей, понятных и не очень. Котелки, какие-то странные шкатулки, сундуки всех возможных размеров и коробки, одежда, книги, магические амулеты, какие-то закупоренные бутылки и флаконы и ещё много разных вещей, о назначении которых жрец мог только догадываться.

Она носит с собой ВСЁ ЭТО?!

Девушка старательно рылась в своей сумке, доставая оттуда всё новые и новые предметы.

— Что-то случилось? — она посмотрела на него своими удивительными изумрудными глазами.

— Нет, я просто… Как продвигаются сборы?

— О! Ты как раз вовремя. Подержи, пожалуйста! — она кивнула на сумку, растягивая её до размеров крупной норы.

Аман аккуратно взялся за край одной рукой. Магическое пространство было редким и дорогим артефактом, позволить себе такое мог не каждый. А ещё оно было очень опасным. И сейчас девушка нарушала все правила, залезая в сумку по пояс. Снаружи виднелся лишь край рубахи и ноги, обтянутые тёмно-серой тканью штанов.

— Искатель, Вы разве не знаете, что так делать нельзя?

— Всё в порядке, ты ведь держишь… Да где же он? — судя по всему, девушка напрочь потеряла инстинкт самосохранения.

— А что будет, если я отпущу? — Аман отвёл взгляд, стараясь не смотреть на её ноги и делая вид, что ему очень интересно то, что она раскидала по комнате.

На минуту повисло молчание, внутри сумки что-то звенело и громыхало. Жрец переводил взгляд с одного предмета на другой, задерживаясь на книгах. Они явно были очень старыми и скорей всего невероятно ценными. Большинство на иссиларе, но были и те, на обложке которых были выведены какие-то странные руны.

— Меня разорвёт пополам, — раздался голос девушки из сумки. — Может, где-то здесь. Я точно брала его с собой…