Кот хмыкнул:
– А у неё был выбор? Всегда говорил, что Снежка не дура. Когда я вытащил из этого идиотского хрустального гроба, она сразу припомнила, кто именно дал ей яблоко. Сложила два и два, и всё поняла. Конечно, хотела растерзать Руби, но я поставил ультиматум. Скажи, почему ты ставил сначала на Майю, а потом переменил решение?
– Майя была взрослой, умной. Могла бы стать неплохой послушной королевой. Но тогда, на балу, я понял, что если она брыкается уже сейчас, когда она – никто, у неё нет союзников и...
– Ясно. И ты решил вернуться к Белоснежке. Проклятый делатель королей. Что теперь будет с Чернавкой? – мрачно поинтересовался Бертран.
– Хочешь сказать, тебе её жалко? Эрт, она – убийца.
– Ты тоже. И я.
– Ты убивал на дуэли. Вооружённого противника. Или он тебя, или ты – его. Это другое.
– Ха. Ну конечно. Ты обучил меня так владеть шпагой, что ни один вооружённый противник не имел ни малейшего шанса меня победить. Вполне себе убийство. А вот Анри мог. И противником был пострашнее, чем те, кто выходил против меня. Так что и у Чернавки было то самое «или он тебя, или ты его». Я ведь правильно понимаю, что дядя не знал о племяннице?
Румпель приподнялся на локте и с любопытством всмотрелся в лицо сына.
– Ты жалеешь её? Потому что она девушка?
– Потому что дура.
– Она знала, что Майя погибнет.
Бертран нахмурился.
– Майя бы её пощадила.
– Сопляк, – проворчал Румпель, откинулся спиной на сено, забрал вино и отхлебнул. – Отправлю Руди гномам. Авось они её научат доброте. Дам испытательный срок. Год, например. Не получится – закину в Первомир.
– Ты вообще-то мёртв, – заметил Бертран.
– Когда и кому это мешало?
– Действительно.
И снова молчание. Дождь. Мыши.
– А если она проберётся в Башню и вытащит «тётю Илиану»? Если королева всё-таки выйдет в Эртали?
– Не выйдет, – устало отозвался Волк. – Я выстрелил в зеркало из арбалета и разбил его. Теперь это невозможно.
Кот хмыкнул:
– А почему сразу так не поступил?
Герцог не счёл необходимым отвечать. Снова хлебнул вина, не оборачиваясь и продолжая наблюдать за тем, как сонный паук сонно прядёт паутину, чтобы ловить сонную муху. Румпельштильцхен обладал даром видеть в темноте, как настоящий волк.
Бертран обернулся и уставился на него:
– Что? Неужто правда? Серьёзно? Ты – ты! – любил её?! Ну даешь!
Герцог скривил губы. Встал. Отряхнул от соломинок штаны и камзол.
– Возвращайся к невесте. И к гостям. И запомни: любовь – это просто брожение крови. Ничего более. Она вообще не играет никакой роли. Если, конечно, ты не используешь её в своей манипуляции. Я заберу Чернавку и уеду на заре. И меня долго не будет в Эрталии. Так что выключай сердце и включай мозги. В конце концов, тебе давно пора повзрослеть.
Бертран сел, хмыкнув.
– Вот сейчас ты прям точь-в-точь батя. Аж скулы сводит.
– Будь хорошим королём, Эрт. У тебя получится.
И Румпель, не прощаясь, вышел из сарая. Бертран допил вино, отбросил кувшин и поднялся.
– Получится, конечно, – прошептал, усмехнувшись.
А затем достал из кармана кольцо-невидимку и с любопытством на него посмотрел. Простенькое, похожее на скрученную медную проволоку. Выбросишь – и не пожалеешь. Потеряешь – и не заметишь. Странно, что Руби не воспользовалась им, когда в то злосчастное для себя утро вышла из леса и увидела Волка. Впрочем, можно ли так просто скрыться от Румпеля?
Бертран зажмурился, улыбаясь.
– Кот в сапогах, говоришь?
Анечка возилась в песочнице, строя свой прекрасный замок. Солнышко уже просушило лужи и, в целом, май стоял изумительно тёплый. Всё вокруг нежно зеленело, кое-что уже во всю цвело. От ароматов черёмухи даже голуби сходили с ума, что уж говорить о всегда склонных к сумасшествию людях?
Я работала за ноутом на скамейке-качалке и поглядывая за дочкой одним глазом. Работы было так много, что времени на прогулку не хватало, и оставалось лишь радоваться, что стояла прекрасная погода и было тепло, и можно совмещать приятное с полезным.
Когда я вернулась из Эрталии, у меня тряслись руки, и я не могла ни на чём сосредоточиться. Несчастный грузчик-сборщик с дрелью просидел со мной весь вечер, пытаясь утешить и забыв про дырки и рубли. Я даже не заметила, как он ушёл. От слёз меня отвлекала одна лишь Анечка и забота о ней. Пришлось срочно брать отпуск за свой счёт. Длительный отпуск. Я целыми днями рыдала то от счастья, то от горя. От счастья, что, наконец, с дочкой, от горя… что без него.
Потом заболела Анечка, потом...
