Они помолчали еще немного. Луна, проделав немалый путь по небу, зацепилась за один из зубцов донжона и повисла на нем. Потом Олвен, слегка застенчиво улыбнувшись, ушла так же тихо, как появилась. Аларик остался, глубоко задумавшись. Истинный меридиан, сказала она? Но где, в чем найти опору человеку, у которого ничего не осталось?
«Я не вернусь к лорду Файерсу», — вдруг подумал он. Это была очень спокойная отстраненная мысль. Будто он смотрел и видел себя со стороны — жалкое, загнанное существо. Вместо того чтобы ныть и жаловаться на судьбу, не лучше ли попробовать ее перехитрить? Он больше не вернется в Лабрис. Его с души воротит от магии кьяри. Вал говорил тогда, что хороший волшебник мог бы ему помочь. Что ж, если Эштон — его единственная надежда на нормальную жизнь, значит, нужно найти Эштона. Где угодно, хоть в ледяной преисподней, про которую сьерги рассказывают страшные сказки.
В конце концов, нельзя же всю жизнь убегать.
Техника сфумато в живописи была изобретена Леонардо да Винчи. Потом многие художники возрождения пытались воспроизвести этот эффект, но никто не разгадал его технологии.
Глава 19
Темный лес стоял непроницаемой стеной. Невысокие горы укутали свои каменные спины в зеленые шубы из елок, нахохлились от утренней сырости. Чуть шевельнулись длинные листья папоротника — и на тропу вышел парень в простой охотничьей куртке и мягких кожаных сапогах. Небо уже посветлело, костяной серп луны скрылся за изгибом хребта. Лишь одноглазая Чолбон[2] следила за юношей недобрым взглядом. Тот поспешил пересечь открытое место, скользнув в чащу неприметной серой тенью. Молодой охотник был сьергом, и обычно чувствовал себя в лесу так же непринужденно, как посреди родного поселка. Но сейчас ему было не по себе. Дело, которое он затеял, вряд ли снискало бы одобрение здешних духов.
Ларс, насупившись, вздохнул. Да, никто из его соплеменников не рискнул бы прийти в лес с оружием в эти дни. Ну и что! Он же не для забавы! Он отнесет пойманную дичь старой Ульве, и та спросит у духов-помощников, как ему избежать опасностей на пути к серебряному трону Айстада. А когда он станет королем…
Глаза у охотника заблестели, как всегда, стоило ему погрузиться в эти упоительные мечты. Когда он займет трон (на который, между прочим, имеет безусловное право), он устроит веселую жизнь этим имперцам, этим захватчикам, в недобрые старые времена оттеснившим их, детей Великого Лося, с зеленых равнин на голые, бесплодные острова Хариниеми! Попробовали бы они сами коротать долгие вьюжные ночи, освещая свою каморку плошкой вонючего жира, выращивать тощих овец и ловить рыбу в темной, смертельно холодной воде! Чтобы выжить на Хариниеми, человеку не мешало бы научиться оборачиваться тюленем.
Но ему, Ларсу, сыну коварного предателя Ольгерда, на роду написано все исправить. Он вернет соплеменникам их исконные земли, выстроит им дворы из лучшего дуба; будет у них вдоволь меда, свинины и жирного сыра! Никому больше не придется месяц напролет давиться осточертевшей рыбой!
За этими мыслями Ларс сам не заметил, как добрался до первой ловушки. Духи, видимо, не одобряли его пылких намерений или, что более вероятно, были заняты своими потусторонними делами. Ловушка была пуста. И следующая тоже. На худой конец, можно будет подстрелить какую-нибудь птицу, — уныло размышлял охотник, но в третий раз ему наконец улыбнулась удача. В силках запуталась тушка зайца. Мертвый беляк выглядел смешно и жалко: не до конца перелинявшая шкурка пестрела белыми и серо-бурыми пятнами. Поддавшись минутной жалости, Ларс быстро отрубил ему заднюю лапу, принес ее в жертву местным духам, чтобы невезучий прыгун смог легко возродиться в следующей жизни.
Оглушительный треск, раздавшийся из-за деревьев, заставил его подскочить. Он резко обернулся. Деревья стояли вокруг, как хмурые непреклонные исполины, ни одна ветка не шелохнулась, только покачивался внизу, между толстыми стволами зеленый папоротник. Но жуткий треск ломающегося дерева по-прежнему звенел в ушах. В затихающем отзвуке эха, удалявшемся все глубже в лес, слышалось ворчание разгневанных мусун.[3] Что могло сломать целое дерево?! Ведь даже ветра не было! Ларс сглотнул, вдруг почувствовав себя слабым и ничтожным. В ушах стучало, внезапный страх не давал двинуться с места. Из угрожающе-темной чащи тянуло яростью, силой, жаждой разрушения, и на мгновение охотник поверил, что сейчас оттуда выскочит нечто и бросится на него. Наскоро прошептав заговор от зла, Ларс сложил рукой охраняющий знак, запихнул зайца в мешок и поспешил обратно к лагерю.
К его собственному удивлению, обратный путь прошел благополучно. Ему никто не встретился, кроме дозорных. Почти все женщины с детьми остались в безопасном убежище на севере, где они сейчас пряли шерсть и сушили рыбу, поэтому в лагере было куда тише, чем в обычном сьергском поселке. Только строгая Вейна, жена Матса, которая в такую рань уже возилась возле своего шатра, проводила охотника задумчивым взглядом, но ничего не сказала. По мнению общины, если уж Ларс что-то задумал, остановить его смог бы разве что топор Агды-громовержца.
Шатер шаманки Ульвы был самым высоким, на две ладони выше остальных. Внутри пахло рыбой, костром и — самую малость — чуть затхлым запахом старости. Переступив порог, охотник поморгал, привыкая к темноте. Старуха сгорбилась у огня, похожая на куль из шкур. Спину закрывали неряшливые седые космы, перевитые цветными нитками и мелкими монетками. Она явно ждала меня! — удивился Ларс. Вдоль стен, озаряя рисунки солнца, луны и животных, дрожали свечи в когтистых лапах подсвечников. Ульва не стала бы тратить драгоценный запас свечей просто так!
— Принес-таки? — усмехнулась старуха. На сморщенном лице, похожем на кусок коры, блеснули неожиданно ясные, цепкие глаза.
Ларс на деревянных ногах подошел ближе, протянул ей добычу, стараясь не смотреть по сторонам. Неверный свет очага и свечей превратил внутренность шатра в наслоения коричневых теней. Ларс не дрогнул бы в лесу перед медведем, но беседа с духами — это совсем другое дело! Их тени скользили где-то на краю зрения, чья-то ледяная рука схватила охотника за лодыжку, кто-то подул ему сзади на шею и мерзко захихикал. «Хрен вам, не запугаете», — рассердился Ларс про себя. Вздернул подбородок, расправил плечи.
У шаманки все уже было готово. В мгновение ока заяц был брошен на широкий плоский камень и разделан на части. Порывшись в разных горшочках и плетеных коробочках, Ульва собрала в щепоть табак, веточки, какую-то травяную труху, бросила все это в огонь. По шатру прошелестело, будто ветер пронесся в камышах:
— О, Того, хранитель пламени, укажи мне путь…
Того-мусун, дух огня, вероятно, пребывал в озорном настроении, так как из очага вдруг повалил несуразно-зеленый дым. Ульва раскачивалась туда-сюда с закрытыми глазами, ее дух уже пустился в странствие по волшебной реке Хендекит[4]. Ларс усилием воли подавил дрожь, заставив себя стоять неподвижно, хотя больше всего ему хотелось броситься вон из шатра.
— Да, я вижу… — прошептала Ульва. Глаза ее широко раскрылись, в них загорелись желтые огоньки, как у рыси. Охотника озноб пробрал по спине.
— Ты пойдешь на Айстад, и никто из смертных не сможет тебе помешать, — быстро-быстро шептала шаманка. — Только один… не человек… и не дух. Он не принадлежит ни верхнему миру, ни нижнему. Его время — ночь, его оми[5]… не могу разобрать. Но он волшебник, это точно. Дай мне меч!
Окрик старухи прозвучал неожиданно резко в полутьме шатра, наполненной цветным дымом, смутными тенями и странными запахами. Ларс, зашарив влажной ладонью по поясу, извлек меч из ножен и протянул его шаманке рукоятью вперед. Пламя само потянулось к подарку, украсив клинок алыми отблесками.
— Смотри! — прошипела Ульва, держа меч на вытянутых руках. Ее темные узловатые пальцы были похожи на птичьи когти. Вдруг вспомнилось некстати, что тотемом старухи была сова. — Смотри хорошенько!
Он осторожно приблизился, затаив дыхание. Лезвие меча превратилось в зеркало, и в этом зеркале что-то двигалось. Ларс ожидал узреть скрюченного злого шамана, а увидел большеглазое девичье лицо, словно изваянное из чистого льда, так непохожее на плоские загорелые лица местных девушек, прямой светлый взгляд, растрепанные косы на висках. Позади незнакомки возникла длинная темная морда… «О, вот это точно шаман!» — усмехнулся про себя охотник, но ошибся. Морда оказалась лошадиной. Она боднула хозяйку в плечо, девушка со смехом обернулась, погладила белую полоску у той на носу… Больше Ларс ничего не успел увидеть — один язык пламени из очага взвился так высоко, что чуть не опалил ему нос.
— Запомнил? — спросила Ульва, возвращая ему меч.
Ларс молча кивнул, не желая оскорбить духа в его собственном доме, но внутренне он весь кипел от негодования. Что за шутку сыграл с ним озорник Того? Подсунул ему вместо колдуна какую-то девчонку!
Плевать! — думал он, широким шагом направляясь к озеру. После Ульвиного обряда ужасно хотелось смыть с себя чужие запахи и липкий потусторонний страх. Он пойдет войной на Ольгерда, и ни один шаман не собъет его с пути. Ха! Да если здесь объявится хоть один колдун, он пожалеет, что когда-то родился на свет!
* * *
Лошадь звали Моро, что на старом языке означало «забава», и она оправдывала свою кличку на все сто. Эринна замучилась отбиваться от игривой кобылы на каждом привале. Не в первый раз она с грустью вспомнила о своей верной лошадке Лютик, которая, как и хадбандец Аларика, сгинула на севере вместе с принцем Болдром. И все же Ольгерд проявил к ним истинно королевскую щедрость, подобрав им других лошадей из своих конюшен. Когда Эринна непреклонно заявила о своем желании отправиться на поиски пропавшего Валентина, король порекомендовал ей присоединиться к отряду рыцарей, которых он отправил на север, чтобы прояснить некоторые вопросы налогообложения с тамошним наместником. Возглавлял отряд знакомый Эринне угрюмый капитан. Звали его эрл Руот; внешностью и, вероятно, характером он походил на ворчливую ворону, но людьми распоряжался толково. Рыцари должны были сопроводить их отряд до города Намсор, дальше им придется обходиться своими силами. К удивлению принцессы, вместе с Робином (то есть, Кайтоном, поправилась она) в поход увязались оба Дика — Большой и Маленький. А еще с ними отправился Аларик.
Потрепав напоследок по морде озорную кобылу, Эринна посмотрела в сторону лагеря. Со склона, на котором они привязали лошадей, он просматривался отлично. Кайтон с Алариком, кажется, пытались отыскать в сыром лесу что-нибудь пригодное для костра.
— Хоть бы раз нормально поужинал с нами! Взгляни на себя — одни мощи! — подшучивал Кайтон над приятелем. Он попытался подкрасться к волшебнику с тыла, но тот внезапно развернулся и парировал коварный удар подвернувшимся под руку дрыном.
— Ты доживи сначала до моих мощей, — усмехнулся кьяри. Кайтон довольно расхохотался в ответ.
«Сейчас они помучаются еще немного, потом Аларик плюнет и подожжет костер магией», — улыбнулась про себя Эринна. Сопровождавшие их рыцари уже привыкли к его фокусам и даже радовались присутствию в отряде волшебника. Сам-то он не нуждался ни в тепле, ни в горячей пище. Когда он ночью отлучался из лагеря, Эринна подолгу лежала без сна, от всей души надеясь, что ее друг охотится на четвероногую дичь. Но спрашивать боялась. Как говорится, не задавай вопросов, на которые не хочешь знать ответов.
Как она не хотела, чтобы он ехал с ними! Все знали, что сьерги питают к темным магам кьяри застарелую ненависть; ненависть настолько глубокую, что она уже приобрела официальный статус и стала частью их мифологии. Вообще, это было странно, учитывая, какие обширные территории разделяли Ледяные острова и пышущий огнем Лабрис. Насколько она знала, ни один кьяри никогда не забирался так далеко на север. Погода на островах Хариниеми была исключительно нелетной.
Ей живо вспомнился горячий спор, состоявшийся в ее покоях незадолго до отъезда. Вернее, горячилась-то как раз она, Аларик скорее походил на айсберг, случайно заплывший в комнату из Белого моря.
— Ты что, не понимаешь?! Если сьерги тебя обнаружат — нам всем крышка!
— Понимаю и обещаю, что не буду пользоваться волшебством до конца похода. Чем хочешь поклянусь — никаких полетов, никакой магии в присутствии сьергов! Разве что в самом-самом крайнем случае, — подумав, добавил он.
Эринне не хотелось напоминать ему о трагедии, случившейся в степях Дикого Поля. Судя по резко помрачневшему лицу ее друга, он и сам об этом прекрасно помнил.
— Ольгерд обещал отпустить с нами пятерых рыцарей, если ты останешься у него в охране, — выложила она свой козырь.
— Приятно, что он меня так ценит, — слегка поклонился Аларик, и было видно, что от своего решения он не отступится. «Ну что за упрямство!» — подумала Эринна.
— Я просто поверить не могу, что мне в кои-то веки приходится уговаривать тебя остаться на месте! Обычно бывало наоборот!
Всплеснув руками, она отвернулась, кипя от злости. Как же с ним сложно! Стоило ей привыкнуть к его покладистости и ненавязчивой заботе — и вдруг он превращался в неуступчивую каменную скалу, причем в самый сложный момент.
— Ты так волнуешься о Вале, что забываешь о другом пропавшем маге — об Эштоне, — мягко возразил кьяри, имевший, видимо, неиссякаемые запасы терпения. — А ведь Данатор особенно настаивал, чтобы ты разыскала именно его. У меня к нему тоже есть дело, так что нам по пути.
