— Получите, когда рак свистнет.
— Уверен, что получу. Хлопок уже идет по семьдесят два цента за фунт. Когда война кончится, я буду богатым человеком, Скарлетт, потому что я дальновиден — прошу прощения: корыстолюбив. Я уже говорил вам как-то, что большие деньги можно сделать в двух случаях: при созидании нового государства и при его крушении. При созидании это процесс более медленный, при крушении — быстрый. Запомните это. Быть может, когда-нибудь и пригодится.
— Очень вам признательна за добрый совет, — произнесла Скарлетт с самой ядовитой иронией, какую только сумела вложить в эти слова. — Но я в нем не нуждаюсь. Разве мой отец нищий? У него больше денег, чем мне нужно, и к тому же Чарли оставил мне наследство.
— Боюсь, что французские аристократки рассуждали точно так же, как вы, пока их не посадили на тележки.
Не раз и не два доводилось Скарлетт слышать от Ретта Батлера, что ее траурный наряд выглядит нелепо, раз она принимает участие во всех светских развлечениях. Ему нравились яркие цвета, и ее черные платья и черный креп, свисавший с чепца до полу, и раздражали его и смешили. Но она упорствовала и оставалась верна своим мрачным черным платьям и вуали, понимая, что, сняв траур раньше положенного срока, навлечет на себя еще больше пересудов. Да и как объяснит она это матери?
Ретт Батлер заявил ей без обиняков, что черная вуаль делает ее похожей на ворону, а черные платья старят на десять лет. Столь нелюбезное утверждение заставило ее броситься к зеркалу: неужто она и в самом деле в восемнадцать лет выглядит на двадцать восемь?
— Никак не думал, что у вас так мало самолюбия и вам хочется походить на миссис Мерриуэзер! — говорил он, стараясь ее раздразнить. — И так мало вкуса, чтобы демонстрировать свою скорбь, которой вы вовсе не испытываете, с помощью этой безобразной вуали. Предлагаю пари. Через два месяца я стащу с вашей головы этот чепец и этот креп и водружу на нее творение парижских модисток.
— Еще чего! Нет, нет, и перестаньте об этом говорить, — сказала Скарлетт, уязвленная его намеками о Чарлзе. А Ретт Батлер, снова собиравшийся в путь — в Уилмингтон и оттуда — в Европу, ушел, усмехаясь.
И вот как-то ясным летним утром, несколько недель спустя, он появился снова с пестрой шляпной картонкой в руке и, предварительно убедившись, что в доме, кроме Скарлетт, никого нет, открыл перед ней эту картонку. Там, завернутая в папиросную бумагу, лежала шляпка, при виде которой Скарлетт вскричала:
— Боже, какая прелесть! — и выхватила ее из картонки.
Она так давно не видела и тем паче не держала в руках новых нарядов, так изголодалась по ним, что шляпка эта показалась ей самой прекрасной шляпкой на свете. Она была из темно-зеленой тафты, подбита бледно-зеленым муаром и завязывалась под подбородком такими же бледно-зелеными лентами шириной в ладонь. А вокруг полей этого творения моды кокетливейшими завитками были уложены зеленые страусовые перья.
— Наденьте ее, — улыбаясь, сказал Ретт Батлер.
Скарлетт метнулась к зеркалу, надела шляпку, подобрала волосы так, чтобы видны были сережки, и завязала ленты под подбородком.
— Идет мне? — воскликнула она, повертываясь из стороны в сторону и задорно вскинув голову, отчего перья на шляпке заколыхались. Впрочем, она знала, что выглядит очаровательно, еще прежде, чем прочла одобрение в его глазах. Она и вправду была прелестна, и в зеленых отсветах перьев и лент глаза ее сверкали, как два изумруда.
— О Ретт! Чья это шляпка? Я куплю ее. Я заплачу за нее все, что у меня сейчас есть, все до последнего цента.
— Это ваша шляпка, — сказал он. — Какая женщина, кроме вас, может носить эти зеленые цвета? Не кажется ли вам, что я довольно хорошо запомнил оттенок ваших глаз?
— Неужели вы делали ее для меня по заказу?
— Да, и вы можете прочесть на картонке: «Рю де ла Пэ» [5]— если это вам что-нибудь говорит.
Ей это не говорило ровным счетом ничего, она просто стояла и улыбалась своему отражению в зеркале. В эти мгновения для нее вообще не существовало ничего, кроме сознания, что она неотразима в этой прелестной шляпке — первой, которую ей довелось надеть за истекшие два года. О, каких чудес может она натворить в этой шляпке! И вдруг улыбка ее померкла.
— Разве она вам не нравится?
— О, конечно, это не шляпка, а… сказка… Но покрыть это сокровище черным крепом и выкрасить перья в черный цвет — об этом даже помыслить страшно!
Он быстро шагнул к ней, его проворные пальцы мгновенно развязали бант у нее под подбородком, и вот уже шляпка снова лежала в картонке.
— Что вы делаете? Вы сказали, что она моя!
— Нет, не ваша, если вы намерены превратить ее во вдовий чепец. Я постараюсь найти для нее другую очаровательную леди с зелеными глазами, которая сумеет оценить мой вкус.
— Вы этого не сделаете! Я умру, если вы отнимете ее у меня! О, Ретт, пожалуйста, не будьте гадким! Отдайте мне шляпку.
— Чтобы вы превратили ее в такое же страшилище, как все остальные ваши головные уборы? Нет.
Скарлетт вцепилась в картонку. Позволить ему отдать какой-то другой особе это чудо, сделавшее ее моложе и привлекательнее во сто крат? О нет, ни за что на свете! На мгновение мелькнула мысль о том, в какой ужас придут тетушка Питти и Мелани. Потом она подумала об Эллин, и по спине у нее пробежала дрожь. Но тщеславие победило.
— Я не стану ее переделывать. Обещаю. Ну, отдайте же!
Ироническая усмешка тронула его губы. Он протянул ей картонку и смотрел, как она снова надевает шляпку и охорашивается.
— Сколько она стоит? — внезапно спросила она, и лицо ее опять потускнело. — У меня сейчас только пятьдесят долларов, но в будущем месяце…
— В пересчете на конфедератские деньги она должна бы стоить что-нибудь около двух тысяч долларов, — сказал Ретт Батлер и снова широко ухмыльнулся, глядя на ее расстроенное лицо.
— Так дорого… Но может быть, если я дам вам сейчас пятьдесят долларов, а потом, когда получу…
— Мне не нужно ваших денег, — сказал он. — Это подарок.
Скарлетт растерялась. Черта, отделявшая допустимое от недопустимого во всем, что касалось подарков от мужчин, была проведена очень тщательно и абсолютно четко.
«Только конфеты и цветы, моя дорогая, — не раз наставляла ее Эллин. — Ну, еще, пожалуй, иногда книгу стихов, или альбом, или маленький флакончик туалетной воды. Вот и все, что настоящая леди может принять в подарок от джентльмена. Никаких ценных подарков, даже от жениха. Ни под каким видом нельзя принимать украшения и предметы дамского туалета — даже перчатки, даже носовые платки. Стоит хоть раз принять такой подарок, и мужчины поймут, что ты не леди, и будут позволять себе вольности».
«О господи! — думала Скарлетт, глядя то на свое отражение в зеркале, то на непроницаемое лицо Ретта Батлера. — Сказать ему, что я не могу принять его подарок? Нет, я не в состоянии. Это же божество, а не шляпка! Лучше уж… лучше уж пусть позволит себе вольности… какие-нибудь маленькие, конечно». Придя в ужас от собственных мыслей, она густо покраснела.
— Я… я дам вам пятьдесят долларов…
— Дадите — я выброшу их в канаву. Нет, лучше закажу мессу за спасение вашей души. Я не сомневаюсь, что вашей душе не повредят несколько месс.
Она невольно рассмеялась, и отражение в зеркале смеющегося личика под зелеными полями шляпки внезапно само все за нее решило.
— Чего вы пытаетесь от меня добиться?
