А Хайме кормить пытался хоть бульончиком… Но меня постоянно рвало. Это от яда, и нормально, в принципе. Но хоть немного попытаться все равно надо… Хайме пытался. Только вздыхал тяжело, простыни менял, мыл…

И я снова в этот полубред проваливалась.

Помню, как Патрик приходил. Вздыхал, сидел рядом. Они с Хайме говорили о чем-то. Потом Патрик уходил, у него дела…

Через неделю дома – меня слегка отпустило.

Просыпаюсь утром, понимаю, что в голове прояснилось, туман ушел, жар спал. Слабость только такая, что в голове звенит. А Хайме сидит на полу у кровати, неловко привалившись, держа меня за руку. Спит. Пусть спит. Я лежу и смотрю на него. У него лицо серое, осунувшееся, круги под глазами. Подбородок весь щетиной зарос, волосы какими-то колтунами. Со мной сидел…

Я лежала тихо, сколько могла, старалась не шевелиться, не будить. Жалко ж человека.

Потом не выдержала все-таки, рука затекла, я двинулась. И он проснулся.

Дернулся, испугался сначала. Потом понял.

- Мира… - шепнул тихо-тихо, и прям засиял.

Я хотела ответить, но сил не было совсем. Просто тоже улыбнулась ему… ну, как смогла, так и улыбнулась. Неуклюже. Лицо словно деревянное, не шевелилось.

И он тоже сидел, смотрел на меня… И прямо слезы по щекам.

Но даже не это все проняло меня по-настоящему.

Не это убедило, что нужна ему.

Чуть позже, днем, Патрик заходил. Я уже кое-как могла приподнять голову в подушках. Была рада ему. Пыталась спрашивать, как у него дела, как все закончилось, как он сам… Патрик отвечал, конечно. Но как-то неловко. Сидел, только быстрые взгляды на меня бросал, и все в сторону.

Я заволновалась даже. Подумала, вдруг случилось что, а он мне говорить не хочет. Отстранили его? Меня? Какой-нить нагоняй дикий устроили? Может, умер кто? Плохо, да?

Я спрашиваю, а он молчит. Глаза отводит.

- Патрик, мать твою! Да что? Скажи мне?

Он вздохнул тяжело.

- Да все нормально, Мира. Все хорошо, - вздохнул снова, искоса мазнул взглядом и отвернулся. – Ты не волнуйся только. Мне врачи сказали, у тебя эти шрамы месяца за три полностью сойдут. Ничего не будет…

Губы поджал.

Шрамы.

До меня только дошло. Я наверно, еще не до конца в себя пришла, потому так долго…

Лицо у меня в шрамах, синяках, опухшее, один глаз заплывший до сих пор. Пока яд до конца не вышел – все вот так, потом быстрее пойдет. Я-то знаю, что сойдет все, на таких, как мы, у кого магия в крови, шрамы долго не держатся. Через месяц разгладится, через два – только тонкие полосочки, а потом и вовсе… Но по свежему-то выглядит просто чудовищно.

Так ведь не на всю же жизнь.

Я бы и не задумалась…

А Патрику неловко на меня смотреть. Неприятно. Он отворачивается. И еще больше ему неловко от того, что неловко. Своей слабости стыдится.

Уж Патрик-то всего в жизни повидал. Но вот…

И глядя на него мне как-то неловко становится самой, хочется спрятаться, лицо прикрыть.

А потом я смотрю на Хайме…

Хайме смотрит на меня и улыбается. Спокойно, словно этих шрамов не видит вовсе. Он рад, что я жива. И больше ничего не надо. Даже если б на всю жизнь осталось, могу поклясться – ему все равно.

Да и пошло оно все…

7

Через две недели я начала понемногу вставать, ходить по дому, и Хайме вернулся в свою пекарню. У него и так работа давно стоит, а ведь еще долги отдавать надо.

Я сначала думала – хоть отдохнет от меня немного, ему полегче будет. Но ведь нет.

Он и в пекарне работал, стараясь наверстать, и ко мне бегал. И днем, и вечером забегал. Я даже ругалась с ним – зачем? Ну ладно днем на часик заглянуть, проведать, но и хватит того. Ему самому отдыхать-то когда? Поспать и то времени толком нет. Вымотался совсем, аж шатало.

Я даже пыталась дверь запирать, не пускать его. Так он под окнами сидел. Вот же придурок.

Не знаю, чем бы закончилось, долго бы он так продержался, но тут я как раз на поправку пошла. Даже в Управление сама сходила, мне сказали – месяц еще отдыхать, а там, если нормально, то можно и к работе возвращаться.

Я по работе соскучилась.

Шрамы у меня сходить начали и Патрик слегка повеселел. Сердится я на него за это не сердилась… ладно уж. Он мне, все же, жизнь спас, до своих дотащил. Это важно. А как смотрел потом – так ерунда.

Вечерком решила не ждать, когда Хайме ко мне придет, сходить к нему сама.

Захожу, а паренька того, Тома, за прилавком нет. Хотела позвать, но смотрю – дверь на кухню приоткрыта. Заглянула. А там Том из печки пироги достает.

Меня увидел, быстро поставил все, палец к губам приложил.

- Ш-ш, - страшным шепотом. – Хайме спит.

И мне рукой машет – иди сюда. Я подошла. Том показал мне.

Там, под столом, на полу… Он, наверно, чуть присел отдохнуть и совсем сморило. Устал.

И пусть спит.

- Я пироги решил достать, а то сгорят, - тихо сказал Том. – Еще капусту помешать надо… Только давай не будем его будить?

Не будем. На полу неудобно, но лучше так.

Я и без него капусту помешаю и все сделаю сама, что могу.

Там как раз кто-то из покупателей зашел, Том убежал. Я огляделась, курточку сняла, рукава засучила.