Вдруг она повернулась ко мне.
— Хорошо, что его однажды притащили. А вы его как, на руках?
Катя свернула домой.
— Заходи к нам… — сказал Юрка. — Что дома сидишь?..
6 декабря.
Плохая я хозяйка. Ничего Юрке вкусного не приготовила. Ни разу. Пойду сейчас к тете Шуре Королевой и принесу капусты на ужин. Картошки нажарю, со сметаной. Я видела, как здесь готовят: сковорода шипит, а края миски прыгают над густой жижей. И запах в комнате…
Хорошо, что еще не стемнело.
Я взяла бидон и вышла. Тети Шуры в избе не было. Никого не было. Я не знала — уходить мне или подождать. Остановилась у двери.
Вскоре послышались шаги в сенцах. Вошла хозяйка, поставила ведро с морковью на скамейку.
— Ой, здравствуйте. Я ведь и не пойму, кто это, сослепу.
Присмотрелась ко мне:
— Доченька… Что в темноте сидишь? Огонь зажги. А я в погребе там копаюсь.
Остановилась передо мной, сцепив пальцы, разогревала настывшие руки и из темноты морозной шали смотрела участливо.
— Тетя Шура… Какая морковка у вас… Уже декабрь, а она как свежая. Я никогда такую не видела. Красивая… Можно, я одну попробую?
— Что ж это я стою! Мне раздеваться надо. И тебя никуда не посадила.
— А я к вам за капустой… Вы мне не продадите?
— Что бы чуть пораньше… Я ведь погреб закрыла… Ну, посиди.
— Я тогда в следующий раз, — заспешила я.
— Посиди… Я слажу. Мне самой надо достать. Она вынула из кармана рукавицы, обшитые холстиной, взяла кастрюльку.
— Я недолго… А ты ешь морковку. Вон ножик-то на столе — чистить будешь. Да смотри не застудись, она холодная.
У тети Шуры мы с Юркой уже покупали картошку, И я иногда прихожу к ней за молоком. Я начала скоблить морковку над ведром. Она влажнела, и брызги от ножа сыпались мне в глаза. Мерзли пальцы. Когда я тронула морковку зубами, она откололась свежей знобящей долькой. Я скоблила ее еще и еще, и густой холод поднимался в лицо.
Тетя Шура вошла, я сказала?
— А я… Смотрите, сколько съела. Полведра.
— Господи!.. Это я так принесла. Ешь ты!.. Ее у меня почему-то свиньи плохо едят…
Я прыснула:
— А я съела!
Она выпрямилась поспешно.
— Да, Катя… Доченька… Вот уж… старая я совсем. Глупая.
А сама улыбалась хорошо и смущенно.
— Ты раздевайся. Посиди у меня, а то ведь скучно одной-то. Молоденькая ты очень. А у нас морозы. Как посмотрю на тебя… Не ходишь ты никуда. Одна все… А ты ко мне ходи. Ведь одна-то без людей надсадишься. Раздевайся… Старик сейчас придет.
Доченька…
Мне не хотелось никуда уходить. От ласкового участия, от нежного щемящего слова.
Тетя Шура взяла со стола пучки калины, разорвала тонкую связку и начала осыпать их на жестяной лист. Мерзлая калина подпрыгивала и стучала, как круглые стекляшки. Свет из окна падал на руки. Тетя Шура сдвинула калину на край листа, подняла его на грудь, и мерзлые шарики покатились по жести. Рука подхватывала уползающий сор, подбирала к себе наверх, отпускала, а загоревшаяся горка скапливалась внизу, росла отпотевшим рубиновым слитком. Рука ее казалась голубой в темных жилках, была маленькой, трогательной. Розовели перламутровые пуговички на кофте. Мне захотелось забраться на лавку с ногами, сидеть в теплом деревянном уюте и думать. Думать и понимать, что я не женщина, — тетя Шура женщина, а я только наблюдаю какой-то неизведанно красивый обряд, который она создала. Мне хотелось и хотелось смотреть на ее руки, не двигаться и вдруг узнать, что моя жизнь, мороз, книги на полке, Юрка — все это сон, только приснилось, и я почему-то знала, что такому сну была бы рада.
— Интересно тебе на нашу жизнь смотреть. Скучно, поди? У людей сейчас телевизоры появились. Смотрят… Жить-то теперь легче. Народ съезжаться стал. Чужих много. Вот и вы приехали. А раньше… Раньше ты нашу жизнь не видела.
Тетя Шура собрала упругие корешки в миску.
— Мужики все механизаторы. В этом году хлеба помногу получили и денег. Каждый месяц теперь платят. Мужики на машинах, а жены доярки. Вот и… Снарядные стали ходить. Дома себе новые поставили.
А мы раньше как строились… Со стариком из тайги лес привезли, а поставить — магниту не хватило. Два года срубом стоял. Возили-то на подводах, мужики по коню из двора давали — помочь. А сейчас бригада дом в тайге построит, прямо на месте. Трактор привезет. Бери… — с растрочкой на десять лет. А они за три года все расплатились. Помногу стали получать. Раньше я в колхозе за полтора трудодня по семьсот снопов навязывала. Молодая была. Спину вечером не разогну. А сейчас… так себе… Женщины на уборке и не бывают. Мужики все. И не знаем, когда уберут.
Что-то деда долго нет. К сумеркам он уже приходил. В конторе, наверно, опять. Я его ругаю: «Хватит нам, отец. Ну что ты опять идешь в эту кочегарку?» Мерзнет он там. Говорит — стыдно в контору ходить. А так… Отработает, уйдет к мужикам и сидит там… Как будто ровня со всеми. Никак не хочет остепениться.
— Теть Шур… Вы что делаете-то в башне?
— Воду качаю. Бак там большой наверху. Приду, печку растоплю, нажму кнопочку, и насос заработает. Скважину там пробурили. Из… искатели какие-то приезжали. Колхоз нанимал. Вот мотор воду и качает. Как бак наполнится, я другую кнопочку нажму… Вот и все…
