Лиза чуть не упала, когда поднялась портьера и из соседней комнаты вышел Потапов. Она надеялась видеть его у себя вечером. Но здесь, сейчас, при всех?!!
Смущение Потапова было тоже так велико, что всё это заметили. И тотчас десятки глаз с новым выражением устремились на Лизу. Они подали друг другу руки, но как во сне, и даже не подняли ресниц. Странная тишина, томительная пауза, как бы удивление перед неожиданно обнаруженной тайной вдруг сменили оживленный говор. Понадобилась вся находчивость Майской, чтоб вернуть прежнее настроение.
— Мы сейчас кончим, Лизавета Филипповна, — мягко сказал Потапов, — будьте добры переждать… Ну, хоть вот тут, рядом… Вы позволите, Марья Львовна? Одну минуту, Лизавета Филипповна… Мы, кажется, кончили, господа? Или нет?
— Да, — раздался звонкий голосок Бессоновой, — я сделаю одно только заявление… И тогда можно кончить…
Майская приподняла портьеру, и обе они с Лизой очутились в её спальне. От гостиной отделял только тяжелый штофный занавес. Но каждое сказанное слово отчетливо долетало туда. Бессонова говорила:
— Ввиду того, что есть уже тревожные признаки… что меня подозревают в пропаганде на заводе, я просила бы присутствующего здесь члена комитета поручить мне работу в другом месте… И возможно скорее… пока я ещё на свободе…
— Где же? — быстро спросил Потапов.
— Я хотела бы перейти в военную организацию… Тем более что прошлый год, живя на даче, я уже агитировала в этой среде… Без полномочий, на собственный страх и риск… Но комитету это известно.
В гостиной настала тишина. Лицо Потапова было задумчиво.
— Браво! — горячим шепотом сорвалось у Майской. — Вы слышали?.. Вы понимаете, на что она идет? Теперь, во время войны? — экспансивно спросила она, склоняясь над Лизой.
— Товарищ, — раздался мягкий голос Потапова. — Я передам вашу просьбу. Уверен, что она будет уважена.
«Такая маленькая, хрупкая, незаметная!..» Жгучая боль волной влилась в сердце Лизы и наполнила его до краев. Казалось, ещё минута, и это сердце не выдержит… её чувство к Тобольцеву, Катя… «братцы», весь уклад их жизни… Эта новая мебель, о которой она столько грезила… До чего всё это показалось ей бледным, диким, далеким!.. Она сильно побледнела.
— Вам дурно? Хотите воды? Снимите шляпу!
— В первый раз в жизни я слышу и вижу таких людей, — глухо сказала Лиза. — Не удивляйтесь, что я… так взволнована.
— О, в нашей партии их много! — убежденно воскликнула хозяйка. — Но, конечно, я не хочу умалять заслуг Бессоновой.
— Она — девушка?
— Нет, замужем. Он был ссыльный. Партия наша очень ценит его. Сейчас он заведует одним книжным складом.
— И дети есть у нее?
— Двое…
Лиза задумалась. Она до сих пор не могла понять психологии этих женщин. Сидеть в тюрьме, не знать, здоровы ли дети, живы ли? Не изменяет ли муж?.. «Другие души, другие!..»
— Пожалуйте чай пить, мы кончили, — сказала Софья Львовна резким горловым голосом, подымая портьеру и с порога любезно улыбаясь Лизе.
Среди разом вспыхнувшей товарищеской беседы Лиза молча делала свои наблюдения… «Наташа похожа на Захарет. Какие огненные глаза!.. А Софья Львовна некрасива. Но зато страшная сила в её лице!.. Кувшиновы очаровательны, особенно она… Оба ещё дети, а видно, что ничего не боятся…» Но от лица Бессоновой она буквально не могла оторвать глаз.
Зейдеман говорил о каких-то суммах, о концерте, прошедшем весной в Историческом музее.
— Мало! — перебила Софья Львовна. — На это не р-разъедешься!
— Я сейчас получила пять тысяч… Вот они! — Фекла Андреевна положила на стол толстый пакет.
Все поняли, но на Лизу не глядели. Потапов опять покраснел.
Лиза встала. У неё голова кружилась от массы впечатлений. Когда она прощалась с Потаповым, он шепнул ей:
— Я увижу вас вечером? — Она безмолвно опустила ресницы.
— Не отпущу вас, пока не стемнеет, — сказала ему Майская, когда Лиза уехала. — Нельзя так рисковать!.. Я и то дивлюсь, как вы сюда добрались?
— Теперь всю ночь светло, — засмеялся Кувшинов. — Плохое дело для вашего брата-нелегального… Хотите, обрею вас?
— Ни за что! — вдруг крикнул Потапов. — Ни за что!
Все расхохотались. Он тоже засмеялся.
— Каково кокетртво! — удивлялась Майская. — Знает, что бородка идет к нему…
Потапов чувствовал, что краснеет. Ему было досадно.
— Неужели вы согласитесь попасться из-за какого-то вздора? — враждебно спросила Софья Львовна, и её «р» так и раскатилось.
— Это дело мое, — угрюмо оборвал Потапов.
Все притихли и смутились. Но Потапов, заметив, что настроение «понизилось», добродушно стал рассказывать за поданным обедом о подробностях своего бегства из ссылки.
— Знаете, как брили меня тогда?.. Топором..
— Ну, полно вам! — расхохотался Зейдеман.
— Ей-Богу, не лгу! Прибежал я в одно село. А там мужичок нам симпатизировал. Многим оказывал услуги, сначала за деньги, а потом и так. «Ну, барин, — говорит, — нечем тебя обрить, окромя как топором. А не брить нельзя, попадешься!» — «Валяй, — говорю, — коли умеешь! Один черт!» Три часа возился со мной… Чуть не заболел от самолюбия, а все-таки сбрил усы и бороду. Только благодаря этому маскараду я и утёк…
