– Вот как!
– Да. Покойный мистер Дарси пообещал мне должность в одном из своих лучших приходов, когда она освободится. Он был моим крестным отцом и очень тепло ко мне относился. И передать не могу, насколько он был ко мне добр. Он желал устроить мою жизнь и намеревался позаботиться об этом, но когда он пал во Второй битве при Кенте, приход был отдан другому.
– Боже правый! – воскликнула Элизабет. – Как такое возможно?! Как можно было пренебречь волей отца? Почему вы не решились отстаивать свои права по закону?
– Это не было строго оговорено в завещании, и у меня не было никакой надежды выиграть дело в суде. Человек чести, разумеется, не усомнился бы в воле покойного, но мистер Дарси решил выказать сомнения и счесть это лишь случайным пожеланием, заявив, что я утратил все права на наследство из-за своей расточительности, безрассудства, да всего, чего угодно, то бишь не из-за чего. Все дело в том, что мы с ним совершенно разные люди и он меня ненавидит.
– Как возмутительно! Хотелось бы мне, чтобы его настиг меч Дзатоити![5]
– Когда-нибудь его постигнет такая участь, но я не желаю быть к этому причастен. Пока во мне жива память о его отце, я не смогу изобличить или вызвать на дуэль его сына.
Элизабет одобрила подобные чувства, сочтя, что их выражение делает мистера Уикэма еще привлекательнее.
– Но, – помолчав, спросила она, – каковы же были его мотивы? Что могло послужить причиной столь жестокого обхождения?
– Всеобъемлющая и решительная неприязнь ко мне – неприязнь, которую я в какой-то мере могу объяснить лишь ревностью. Если бы покойный мистер Дарси любил меня меньше, его сыну было бы гораздо легче выносить меня, но необычайная привязанность ко мне его отца, полагаю, вызывала у него раздражение с младых лет. Он не мог найти ничего предосудительного в моем поведении, и, осмелюсь предположить, именно это заставило Дарси ненавидеть само мое существование. И после кончины отца он ухватился за возможность отомстить мне за годы несправедливого, как ему казалось, к нему отношения.
– Я не думала, что мистер Дарси способен на такую низость, хоть он мне никогда и не нравился. Но я и предположить не могла, что он опустится до столь злобной мести, до подобной несправедливости и бесчеловечности.
Мистер Уикэм поведал Элизабет одну историю, приключившуюся с ним в юности, которая, по его мнению, наилучшим образом показывала всю суть “подобной бесчеловечности”. Когда им с Дарси едва исполнилось семь лет, старший мистер Дарси всерьез занялся их боевой подготовкой. Во время одного из ежедневных упражнений боевой прием юного Уикэма свалил Дарси с ног на землю. Старший Дарси призвал Уикэма “прикончить” своего сына ударом по горлу. Когда мальчик отказался, старший мистер Дарси вместо того, чтобы наказать его за непослушание, похвалил Уикэма за великодушие. Юный Дарси, взбешенный скорее благоволением отца к Уикэму, нежели собственным поражением, напал на того со спины и ударил его по ногам квотерстаффом[6], раздробив все кости. Лишь спустя год Уикэм смог передвигаться, не опираясь на костыли.
– Но разве столь неуемная гордыня может сослужить ему хорошую службу?
– О да. Часто она заставляла его быть щедрым и снисходительным, раздавать деньги, выказывать гостеприимство, помогать арендаторам и облегчать страдания бедняков. Не лишен он и братской гордости, которая в сочетании с братской привязанностью сделала его внимательным и заботливым опекуном своей сестры.
– А что за девушка мисс Дарси?
Мистер Уикэм покачал головой:
– Хотелось бы мне назвать ее милой. Мне неприятно отзываться дурно о ком-либо из семейства Дарси. Но она слишком похожа на своего брата – гордая, очень гордая. В детстве она была ласковой и доброй и очень меня любила. Я же мог часами забавлять ее. Но теперь она мне совсем чужая. Она миловидная девушка лет пятнадцати или шестнадцати и, насколько я знаю, чрезвычайно хорошо владеет боевыми искусствами. После смерти отца она постоянно живет в Лондоне вместе с какой-то дамой, которая приглядывает за ней и руководит ее боевым обучением.
После множества пауз и безуспешных попыток сменить предмет разговора Элизабет, не удержавшись, вернулась к изначальной теме:
– Меня поражает его близкая дружба с мистером Бингли! Как может мистер Бингли, который кажется мне воплощенным добродушием и истинным джентльменом, водить знакомство с мистером Дарси? Как они вообще могли сойтись? Вы знакомы с мистером Бингли?
– Нет, мы с ним не знакомы.
– Он очень милый, любезный и располагающий к себе человек. Ему, верно, неизвестна истинная суть мистера Дарси.
Игра в “Склеп и Саркофаг” вскоре завершилась, игроки направились к другому столу, и мистер Коллинз уселся между своей кузиной Элизабет и миссис Филипс. Последняя конечно же осведомилась о его успехах в игре, которые оказались не слишком впечатляющими. Почти все его склепы кишели зомби, но стоило миссис Филипс выразить свое сожаление по поводу его проигрыша, как мистер Коллинз с самым серьезным видом уверил ее, что это его совершенно не взволновало, что деньги для него ничего не значат, и попросил миссис Филипс не расстраиваться по этому поводу.
– Я вполне осведомлен, сударыня, – сказал он, – что когда люди садятся за “Склеп и Саркофаг”, то идут на некоторый риск, и, к счастью, я не в том положении, чтобы переживать из-за потери пяти шиллингов. Разумеется, не всякий может сказать такое, но благодаря леди Кэтрин де Бэр я благополучно избавлен от необходимости думать о подобных пустяках.
Его слова привлекли внимание мистера Уикэма, и, понаблюдав некоторое время за мистером Коллинзом, он тихонько спросил Элизабет о том, насколько близко ее родственник знаком с семейством де Бэр.
– Леди Кэтрин де Бэр, – ответила она, – недавно дала ему приход. Мне неизвестно, каким образом мистер Коллинз удостоился ее внимания, но, вне всякого сомнения, знакомы они недолго.
– Вы конечно же знаете, что леди Кэтрин де Бэр и леди Энн Дарси были сестрами и, следовательно, она – тетушка нынешнего мистера Дарси?
– Право же, этого я не знала. Мне известно лишь, что леди Кэтрин утверждает, будто бы она водворила в ад больше прислужников Сатаны, чем любая другая женщина в Англии.
– Ее дочь, мисс де Бэр, унаследует огромное состояние, и поговаривают, что они с кузеном объединят свои владения.
Элизабет улыбнулась, подумав о бедняжке мисс Бингли. Напрасными и бесполезными оказались все ее ухищрения, все похвалы, которые она расточала мистеру Дарси, и привязанность, которую она выказывала его сестре, не зная, что мистер Дарси предназначен другой.
– Мистер Коллинз, – сказала Элизабет, – высоко отзывается как о самой леди Кэтрин, так и о ее дочери, но я полагаю, что он ослеплен благодарностью и, несмотря на то что она его покровительница и великий воин, леди Кэтрин женщина высокомерная и тщеславная.
– Думаю, оба этих качества присущи ей в высшей степени, – ответил Уикэм. – Я уже давно не видел ее, но хорошо помню, что мне она никогда не нравилась и ее манеры всегда были властными и пренебрежительными. О ней ходит слава как о невероятной воительнице, но я склонен верить, что тут немалую роль сыграли ее богатство и положение в обществе.
Элизабет признала, что его слова звучат весьма убедительно, и они продолжали беседовать, ко взаимному удовольствию, пока игра в карты не сменилась ужином и прочие дамы не потребовали своей доли внимания мистера Уикэма. В шуме, царившем за столом миссис Филипс, беседовать было решительно невозможно, но манеры Уикэма расположили к нему всех и каждого. Все сказанное им было сказано прекрасно, все сделанное – сделано с изяществом. Элизабет отправилась домой с мыслями только о мистере Уикэме. На обратном пути она не могла думать ни о чем другом, кроме него и того, что он ей рассказал. Однако у нее не было времени даже упомянуть его имя, потому что и она, и ее сестры слышали, как стоны неприличностей раздаются в непроглядной лесной чаще по обеим сторонам дороги. Стоны были слышны достаточно далеко, чтобы не опасаться скорого нападения, но вместе с тем достаточно близко, чтобы едущие в карете старались вести себя как можно тише. И в кои-то веки из мистера Коллинза нельзя было вытянуть и слова.
Додзё – зал для тренировок и медитации.
Дзатоити – вымышленный герой японского телесериала, слепой костоправ, который бродит по Японии и обычно приходит на помощь угнетенным и обездоленным. При нем всегда его меч, который он прячет в бамбуковой трости.
Квотерстафф – боевой шест.
На следующий день Элизабет пересказала Джейн все, что услышала от мистера Уикэма. Джейн удивлялась и огорчалась, она никак не могла поверить в то, что мистер Дарси столь недостоин дружбы мистера Бингли, и все же не в ее характере было сомневаться в словах столь приятного человека, как мистер Уикэм. Все ее нежные чувства всколыхнулись при одной только мысли о том, что у него были раздроблены ноги, и теперь ей ничего не оставалось, кроме как думать хорошо о них обоих, защищать поведение каждого и приписывать какой-то ужасной ошибке или случаю то, что нельзя было объяснить ничем иным.
– Полагаю, что они оба были введены в заблуждение, – сказала она. – Возможно, кто-то намеренно очернил каждого из них в глазах другого. Невозможно вообразить себе обстоятельства, ставшие причиной их отчуждения, не обвинив при этом кого-нибудь из них.
– О, действительно! Но что, моя дорогая Джейн, ты теперь скажешь об этих людях, которые намеренно их очернили? Стоит ли нам тоже найти оправдание их поведению, или нам все же придется хоть о ком-нибудь подумать плохо?
– Можешь подшучивать надо мной, сколько тебе угодно, но твои шутки не изменят моего мнения. Лиззи, дорогая, только подумай, в каком невыгодном свете предстает перед нами мистер Дарси! Так обойтись с любимцем своего отца, с человеком, которого тот обучал боевым искусствам и обещал обеспечить в жизни?! Нет, этого не может быть!
– Я скорее поверю в то, что мистер Бингли был обманут, чем в то, что мистер Уикэм прошлым вечером все выдумал. Имена, факты, детали – обо всем было сказано без малейшего жеманства. И если это неправда, пусть мистер Дарси опровергнет эту историю. Кроме того, мистер Уикэм говорил это с самым искренним выражением лица.
– И впрямь все так сложно и ужасно огорчительно. Не знаешь, что и думать.