— Да, молодой человек, так говорит ваш язык, а вот глаза выражают совсем иное. Впрочем, мне безразлично, угодно вам мое общество или нет. У себя в доме я делаю, что пожелаю. Идемте.
С этими словами джентльмен зашагал в столовую, а изумленный гость поплелся следом. За едою оба по большей части молчали: Храбрун деловито уничтожал жирного жареного гуся, а Сидни размышлял, что за дикие нравы в стране, где хозяин гостиницы может докучать постояльцам. Когда слуги удалились, поставив на стол вино, пожилой джентльмен начал выказывать все признаки, что имеет желание поговорить. После нескольких «гм» и «м-да» он нарушил тишину следующим вопросом:
— Значит, молодой человек, вы говорите, что приехали из Англии?
— Да, сэр, — был короткий ответ.
— Нечего так морщить свой маленький носик. Небось считаете, что обедать со мной — ниже вашего достоинства, э?
— Уверяю вас, сэр, я вообще об этом не думал.
— Ах, не думали! Сомневаюсь. Но, доложу я вам, любой дворянин в Стеклянном городе, не говоря уж об английском школяре, должен почитать за большую честь такое одолжение со стороны члена преславной «Дюжины».
— Так вы — тот самый Храбрун, который увенчал себя неувядаемыми лаврами, сражаясь в рядах отважных воителей?
— Верно, я тот самый отчаянный рубака, о котором вы говорите. Теперь я отложил саблю и воюю только с бутылками в погребе.
— Стали из героя трактирщиком? Какая перемена!
— Ну, в нашем непостоянном мире случаются перемены и покруче. К тому же я, еще будучи простым солдатом, мечтал о собственной уютной харчевенке. Я всегда был не дурак выпить. — Он приложился к стакану. — Мне ли горевать, что на старости лет у меня свой кабачок и нет отбоя от посетителей.
Сидни кивнул, и старый вояка продолжил:
— А теперь скажите, приятель, что привело вас в такую даль?
— Желание видеть мир.
— Само собой. И может быть, желание занять в нем местечко повыше. А? Угадал?
— Не отрицаю, сэр. Людям свойственно честолюбие, и тот, кто начисто его лишен, либо выше, либо ниже человека.
— Вы говорите, как оракул, а маркиз, как я вижу, уже прибрал вас к рукам, так что не сомневаюсь — вы далеко пойдете.
— Сэр, а этот маркиз Доуро — не сын ли его светлости герцога Веллингтона?
— Он самый.
— Насколько можно судить по внешности, ему от силы лет восемнадцать-девятнадцать?
— Девятнадцать, я думаю.
— И как человек в столь младых летах может обладать такой властью, какой он, судя по всему, пользуется?
— Слышу голос безбородого юнца! Разве тот, кто превосходит других талантами, не добивается наибольшего признания?
— Добивается, конечно, но таланты маркиза просто не имели времени достичь полного расцвета.
— Они и не достигли. Однако того, что видно уже сейчас, вполне довольно, чтобы все поняли: не рождался еще человек, в большей степени отмеченный печатью гения.
— Поразительно, что вдобавок к редкостному уму, а также всем преимуществам крупного состояния, высокого титула, манер и знатного рождения, Природа одарила его таким безупречным изяществом, такой правильностью и красотой черт. Вы не находите, что он в высшей степени хорош собой?
— Да, малый он хоть куда, посильнее и покрепче большей части вашего брата молодого дворянина, да и боксер изрядный. Но что это, я смотрю, вы не притронулись к своему бокалу? Надо промочить горло, иначе какой толк сидеть и болтать. Итак, за маркиза! До дна!
Сидни охотно присоединился к тосту, затем возобновил расспросы.
— А герцогиня, его матушка, жива?
— Умерла два года назад. И как же долго и горько скорбели о ней дети и муж, ибо свет еще не видывал королевы, супруги, матери и женщины лучше!
— У маркиза есть сестры?
— Нет, только один малолетний братец.
— Они схожи нравом и обликом?
— Ничуть. Лорд Чарлз — лживый, назойливый, отвратительный маленький уродец, которому нравится чернить всех благородных людей и водить дружбу со всеми низкими и подлыми.
— И впрямь удивительно, что братья столь различны. Однако я еще не спросил вас о нраве маркиза, добрый он или напротив?
— Хм. Трудно сказать. Думаю, серединка на половинку. С теми, кого любит, он ангел, а с теми, кого ненавидит — сущий Люцифер.
— Так я и полагал. По его темным глазам видно, что порою они способны метать молнии.
— Вы бы ничуть в этом не сомневались, случись вам, как мне, видеть его в приступе гнева, когда он хмурится и темнеет лицом — ни дать ни взять грозовая туча.
— Кажется, вы сказали, что у него нет сестер?
— Сказал.