— Артур, вы не знаете Эллрингтона. Его гнев, однажды распалившись, не угасает. Я не раз тщетно пыталась ему противостоять. Он всегда принуждает меня к повиновению, несмотря на мой дух, который вы прежде называли несокрушимым.
— Однако сегодня вечером вы дали ему достойный отпор, сударыня.
— Да, ваше присутствие добавило мне мужества. Я решила, что не позволю унизить себя у вас на глазах. Увы, дома я поплачусь за свое упорство, и кара будет суровой.
Наступило долгое молчание. Наконец маркиза Доуро нарушила тишину, сказав робко:
— Я очень вам сочувствую, сударыня, и в то же время радуюсь, что не вышла замуж за такого отвратительного и жестокосердного человека.
— А я на ваше сочувствие отвечаю завистью, — тихо и печально промолвила леди Эллрингтон.
Маркиз словно не заметил этой короткой, но весьма многозначительной фразы. Он повернулся к жене и сказал с улыбкой:
— Марианна, как можете вы называть лорда Эллрингтона отвратительным? На мой взгляд, он чрезвычайно хорош собой.
— А на мой — нет, — отвечала она. — Один его вид нагнал на меня такого страху, что мысли спутались, и я не смогла ответить на простой вопрос.
— Мой маленький суровый критик, что же именно в его лице так вас отвращает?
— Думаю, глаза, хотя и не могу сказать точно, чем именно они безобразны.
— Глаза! Темные, красивые — просто загляденье.
— Не важно. Они совсем не как у тебя, не такие большие, не такие яркие, не такие улыбающиеся, и поэтому я их ненавижу.
— И я, — с жаром добавила Зенобия.
— Не находите ли вы, Нед, что я вправе возгордиться, — заметил маркиз, обращаясь к Сидни, — когда две такие женщины расточают мне лесть?
— Думаю, вправе, милорд, и любой на вашем месте возгордился бы. Однако, сударыня, глаза вашего супруга не всегда улыбаются. Недавно я видел их совсем иными.
— Когда же?.. Ах! Вспомнила! Но он редко так гневается, как тогда.
— Марианна знает лишь одну сторону моего характера. Она меня не злит и потому не ведает, каким я бываю, когда вспылю. А вот вы, Зенобия, знаете меня лучше.
— Да, и восхищаюсь вами больше.
— Это почти невозможно, — кротко ответила Марианна.
— Не соглашусь. Вы совсем дитя, как вы можете оценить его характер?
— Ну-ну, — вмешался маркиз, — не будем ссориться по такому глупому поводу, а то я знаю, кем перестану восхищаться. Не лучше ли нам присоединиться к остальному обществу? Я вижу, мой достойный друг капитан Арбор беседует с леди Селби, и хотел бы послушать их разговор. Что скажете, Нед? Не пора ли нам выбираться из этого уютного уголка?
Сидни легким поклоном выразил свое согласие. Они дружно встали и двинулись к беседующим. Еще издали стало видно, что лицо капитана Арбора светится воодушевлением. Он говорил:
— Ах, миледи, я верю, что покуда Витрополь занимает свое место среди других народов, звуки песен не смолкнут, а струны арф не порвутся. Пусть же грохот волн у его подножия сливается с руладами менестрелей в его стенах! Пусть мелодический шепот ветра вторит сладкогласным аккордам вкруг нерушимых башен стольного града, и пусть напевы его вдохновенных сынов помнятся на земле до скончания веков!
— Капитан, — сказала леди Селби, — полагаю, любой из нас от всей души присовокупит «аминь» к вашей молитве. А теперь не споете ли вы те две песни, о которых говорили?
— Конечно, спою, если вашей милости угодно. Первая для мужского голоса, ее я исполню сам. Она называется:
Возвращение швейцарца
Звучный и мягкий голос капитана как нельзя лучше соответствовал настроению слов. Все гости слушали затаив дыхание, а когда певец умолк, наступила долгая тишина. Наконец леди Селби прервала ее, сказав:
— Спасибо, капитан, вы превзошли самого себя. Слова, настроение, голос — все составляет идеальную гармонию. А теперь доставайте вторую вашу песню, мне не терпится ее услышать.
— Она у меня здесь, миледи, но лучше подходит для женского голоса. Не соблаговолит ли ее милость нам спеть?
— О нет, капитан, я уже давно не играю и не пою. Обратитесь к кому-нибудь помоложе.
— Что ж, — ответил капитан, — если маркиза Доуро примет то, от чего отказалась ваша милость, я буду чрезвычайно признателен.
Марианна взглянула на супруга, который шепнул: «Думаю, песня любовная, так что уступите ее кузине».
— Благодарю за честь, но я не смогу спеть ее так, как она того заслуживает, и потому прошу вас меня извинить.
— Увы! — воскликнул капитан. — Я — отвергнутый ухажер и не знаю, к кому обратиться теперь!
— Ну, здесь есть леди Джулия, — игриво заметила маркиза, — и, судя по лицу, она очень хочет, чтобы вы попросили ее.
— Скажите, сударыня, примете ли вы то, от чего привередливо отвернулись две другие дамы?
— Да, — ответила она, — какой бы вздор ни болтала тут Марианна.
Капитан Арбор протянул ей ноты. Леди Джулия вышла вперед и грациозно уселась рядом со стоящей поблизости арфой. Она сыграла короткую прелюдию, словно проверяя, настроен ли инструмент, затем перешла к песне. Ее чистый, как флейта, голос сплетался со звуками арфы, взмывая все выше и выше. Слушатели подались вперед. Никто не шелохнулся и не произнес ни слова, покуда она пела следующее:
Громко и долго звучали аплодисменты после того, как последняя нота замерла на ее губах. Только Сидни, все это время стоявший у леди Джулии за спиной, не хлопал, и она, обернувшись к нему, спросила:
— А вы, сэр, не любите музыку?
— Люблю, — ответил он, — всем сердцем и всей душой, но когда поет ангел, как мне найти слова, чтобы описать охвативший меня восторг?
Леди Джулия густо покраснела. Джентльмен, с которым она сегодня танцевала, это заметил, недовольно нахмурился и хотел уже обратиться к Сидни, когда маркиз Доуро, внимательно наблюдавший за разговором, опередил его такими словами:
— Итак, Джулия, скажите, кому вы посвятили эту серенаду? У вас за спиною два джентльмена, и каждый хотел бы отнести ее к себе. Советую вам рассудить их, пока дело не дошло до ссоры.
— До ссоры? — переспросила она, торопливо оборачиваясь. — Что такое?
— Ничего, сударыня, — отвечал Сидни. — Ровным счетом ничего. Я ни слова не сказал вашему спутнику и не имею намерения говорить.
Засим он поспешно отошел прочь.
Тут пригласили ужинать, и гости направились туда, где были накрыты столы. За время еды ничего существенного не произошло, а вскоре по ее завершении начали объявлять кареты, так что все, за исключением нескольких приятелей лорда Селби, намеренных скоротать остаток вечера за бутылкой в обществе хозяина, отбыли. Сидни в одинокой задумчивости добрел до отеля и немедля улегся спать. В ту ночь ему снилось, что он в раю и слышит пение ангелов.
Повторяет стихотворение Байрона «Лахин-и-Гар» (в русском переводе В. Брюсова «Лакин-и-Гер») и содержанием, и размером.
Надеюсь, читатель меня простит, если теперь я пропущу неделю и перенесу действие в Эллрингтон-Хаус. Леди Зенобия находилась одна в своем будуаре, когда вошел слуга и объявил, что лорд Эллрингтон посетит ее менее чем через час.
— Хорошо, — ответила она, — я готова принять его в любое время.