Иду обратно в купе. Имперец отходит к себе, но почти сразу же возвращается следом со мной.
— Твое, — разделяет найденное на две неравные кучки. Какие-то амулеты остаются в его кучке, немного побольше денег — в моей. Ну, по мне так даже лучше — собираю оставленное себе в карман.
— Помоги, — кивает на девчонку.
Вместе мы усаживаем девушку на лавку. Связанная, она начинает брыкаться с новыми силами.
— Спокойно, уже все прошло, — развязывает глаза девчонке вербовщик. — Орать не будешь?
Спасенная смотрит на него дикими глазами. Имперец встряхивает ее снова.
— Твоя сопровождающая жива, просто в отключке. Ты меня понимаешь? С кем мне говорить? — девчонка заторможено кивает. — Так, запрешься в купе, потом разбудишь свою сиделку, вот тебе нюхательная соль. Это понятно?
Девушка неуверенно кивает.
— Как разбудишь, вот тебе успокоительное. Выпьешь, отключишься ненадолго. Дальше делай что хочешь. Вопросы есть? — девчонка мотает головой. — Орать не надо. Мы не знаем, были ли у этих ребят соратники. Не гневи богов. Ближайшая остановка через два часа. Вход в вагон на эти два часа я запру намертво, понятно?
Девушка кивает.
— Хорошо. Развяжи, — это уже мне. Достаю охотничий нож, и быстро разрезаю ремни, возиться с застежками мне совсем не хочется. Снимаю завязку с кляпа.
Девушку начинает сильно трясти.
— Спокойно! Соберись! — шепчу. Встряхиваю девчонку тоже. — Истерить будешь потом. Займись своей матроной.
Тихо встаю и выхожу из купе.
— Минут через десять будет мост. Пойдем, — кивает мне вербовщик. Следую за ним в тамбур.
Имперец прислоняет трупы к стене вагона рядом с выходной дверью, видимо чтобы была возможность оперативно вытолкнуть их наружу.
— Подержи, — тихо обращается ко мне. Пожимаю плечами и держу тела. Вербовщик отходит к двери между вагонами и начинает, ругаясь через слово, выписывать что-то руками. Для меня его действия выглядят как вязание какой-то золотистой нити. Соединения вспыхивают, и тогда имперец ругается, или проникают друг в друга, и тогда вербовщик начинает новый цикл движений. Наконец, имперец заканчивает, и вязь, вспыхивая, ложиться на весь периметр двери. Возвращается ко мне.
Молчим.
— Максим, — заполняю паузу я, может и зря.
— Я знаю, — замолкает мужик. Минуту о чем-то думает, и продолжает. — Петр Васильевич, — я киваю.
Тут поезд начинает замедлять ход. Вербовщик сразу же отщелкивает что-то на двери, и отталкивает ее вбок.
— Готовься, — выглядывает он наружу. — Сейчас будет мост.
Поезд медленно забирается на насыпь. Я вижу как в свете луны блестит огромная река, и мы забираемся куда-то в высоту над ней. Еще минута, и начинаются железные фермы моста. Одна, вторая.
— Давай! — имперец вместе со мной начинает выбрасывать трупы один за другим. Тела заканчиваются, я останавливаюсь, внезапно не зная, куда деть руки. Мужик оглядывает меня, чему-то кивает. — Все, иди. Я покурю тут.
Я киваю в ответ, и, только разворачиваюсь в сторону коридора, как вербовщик меня останавливает.
— Стой! Давай сюда, — требовательно протягивает руку. Я мгновение соображаю, потом лезу в карман, и отдаю ствол. Мужик кивает. — Все, теперь иди.
Тихо ухожу в свое купе, закрываю дверь и аккуратно влезаю на свою полку. Все попутчики спят, и я тихо выдыхаю. Закрываю глаза.
В гробу я видал такие приключения.
* * *
В мертвецкой небольшого уездного центра бывшей северной Германии, над очередным трупом работает легко узнаваемый старик. Смена его только началась, так что описывать для дальнейшей бюрократии нужно еще полдюжины тел. Но Коштева это совершенно не пугает. Старик любит свою работу, и в морге чувствует себя как дома.
Неожиданно резко открывается дверь, и в мертвецкую заходят два плотных таких, лысых бандюгана и с ними еще один, седоватый, лет сорока, в военной форме и чуть пониже. В фигуре и лице мужика присутствует что-то волчье, а от его сутулости не остается ни следа.
Коштев даже не вздрагивает. Спокойно поднимает голову, откладывает инструмент и снимает перчатки.
— Здравствуй, старик, — начинает мужик в военной форме. — Дело у меня к тебе.
— И тебе здоровья, мил человек. Чьих ты будешь? — Коштев неторопливо накрывает простыней тело, с которым только что работал.
— Иволгиных я порученец. Называй меня Василём, — мужик в военной форме тихо хлопает в ладоши, — а ты герр Коштев, правильно? — старик спокойно пожимает плечами, как бы говоря «ну сам ведь знаешь!», — раз с представлением закончили, старик, где «дурачок»?
— В цирке, надо полагать. Ты местом ошибся, Василь, порученец Иволгиных. Тут мертвецкая, — делает слабый жест рукой Коштев. — Тут больше трупы, да я.
— Не хочешь понимать, да? — согласно кивает назвавшийся Василём.
— Бугор, давай мы объясним, а? — басит один из мордоворотов, хлопая по кулаку ладонью, — мы аккуратно, он даже не помрет сразу.
— Погоди, Рома, — поднимает руку Василь, — герр Коштев же сейчас подумает, подумает, и обязательно вспомнит про Дурачка. Правда ведь? Мы-то точно знаем, что он жив, герр Коштев?
— Неожиданно, — хмыкает старик. Отворачивается к стене, — а откуда у вас столь точное знание, вы конечно не скажите?
