Парень был очень похож на моего мужа Уильяма Диери…

Господи, это же «хороший Уильям»!!! Сердце заколотилось, как сумасшедшее.

Но… как такое возможно???

Ответ напрашивался сам собой: муженька обманула собственная мать и заперла второго сына в этой бесчеловечной темнице. Поверить в столь дикую жестокость со стороны женщины я была просто не в состоянии.

Настоящий Уильям. Хороший Уильям…

Сердце колотилось с такой силой, что мне стало дурно. Я в бессилии присела на краешек кровати, прижимая руки к груди.

А вдруг я ошибаюсь? Вдруг это просто какой-то родственник моей теперешней семейки? Однако сходство с муженьком было хоть и не поразительно точным, но очень существенным.

Скорее всего, разница во внешности объяснялась болезненной изможденностью парня.

Господи, как же страшно! Как же жутко иметь такую семью, которая способна на много лет упечь тебя в темницу и подвергнуть самым настоящим пыткам!!! Если это действительно «хороший Уильям», то… моя душа не просто сострадает ему. Она рыдает, она готова биться в истерике от лавины той боли, которую испытывает сейчас.

Непроизвольно потянулась к руке парня и накрыла ее своею. Я сделала это только потому, что в голове отчаянно проносились строчки из дневника смелого умного мальчишки, жаждущего свободы и справедливости.

Узник вздрогнул и тут же… начал успокаиваться, словно это прикосновение изгнало кошмары из его воспалённого сознания, а я пересохшими губами прошептала:

- Я спасу тебя во что бы то ни стало, Уильям! Костьми лягу, но вытащу тебя из этого ада! И не важно, какой ты. Ради памяти о том, кем ты был когда-то, я сделаю для тебя всё…

Медальон под одеждой почему-то мгновенно нагрелся и окатил меня ярким ласковым теплом…

Проснулась я от голодного писка одного милого крыса и стремительно открыла глаза. Над головой высился незнакомый потолок, ужасно затекла шея.

Я что... уснула в постели Уильяма???

Резко присела и поняла, что действительно всю ночь проспала у него в ногах. Вот это я учудила!

Серик, который меня разбудил, нагло схватил лепёшку с подноса и нырнул под кровать. Но я не обратила на это внимания, потому что замерла, смотря в широко распахнутые синие глаза напротив.

Уильям уже тоже не спал. Он полусидел в кровати, испуганно меня разглядывая. Смутился так, словно видел меня впервые…

Я удивилась, но боялась даже пошевелиться, чтобы не спугнуть. Ведь не знаю, насколько велики проблемы с его личностью после долгих лет жестокого рабства.

Поразительно: он был так сильно похож на моего мужа! Теперь во свете утра я могла внимательно рассмотреть каждую его черточку на гладком, полностью исцеленном лице.

Они одинаковые! Дейсвительно близнецы... Разве что этот парень далеко не холеный и цветущий, и румянца на его щеках точно нет. Да и выражение глаз – немного беспомощное, удивленное, невинное – муженьку моему не присуще в принципе.

Однако самым важным было другое: Уильям смотрел на меня с очевидной осознанностью. Кажется, даже вчера его взгляд был гораздо более туманным, и действовал он скорее всего на каких-то инстинктах.

Я улыбнулась. Искренне, сердечно, пряча за этой улыбкой щемящую боль и выражая тихую радость.

- Меня зовут Наталья... – прошептала мягко, словно разговаривала с ребенком. – Как твое имя?

Сердце забилось сильнее. Мне так хотелось услышать в ответ: «Уильям», чтобы быть уверенной в своих догадках, но бывший пленник ничего не сказал. То ли не мог говорить, то ли не хотел.

Поняла, что не стоит спешить, и медленно встала на ноги.

- Тебе нужно подкрепиться, - произнесла я, направляясь к подносу с едой. Похлебка уже остыла, а вот хлеб с сыром были еще вполне нормальными. Взяв импровизированный бутерброд, я вернулась к парню и протянула его ему.

Уильям смотрел на мою руку и не двигался. Он был похож на маленького недоверчивого ребенка, размышляющего, брать ли из рук незнакомой тети лакомство или нет.

Но он взял и, не сводя с меня глаз, начал есть.

Сперва ел медленно, буквально цивилизованно, а потом, наверное, почувствовал голод и набросился на бутерброд более жадно. Однако откровенно звериных повадок больше не наблюдалось, потому что парень периодически посматривал на меня и больше не игнорировал, как раньше. Сердце радостно заколотилось в груди. Кажется, к нему возвращается разум!

Облегчение затопило душу, и я поняла, как прекрасен этот день. Всё у нас получится! Всё будет замечательно! Мы этого Гоши больше к парню не подпустим ни за какие шиши…

И в тот же миг со стороны двора раздался непонятный шум. Гремели ведра, слышались отборные ругательства басом, и я поняла: Гоши полегчало!

Блин, вот это подстава! Кажется, вчера я забыла намагичить ему диарею еще на недельку. Прижала ладонь к груди, нащупав медальон, и начала шептать просьбу, но тот почему-то не желал реагировать. Возможно, в моих чувствах царил какой-то сумбур, но создавалось впечатление, что медальон не может понять, чего я от него хочу.

Ладно, не буду паниковать. Пойду пока разбираться своими силами, а там посмотрим.

- Серик! – крикнула пушистому другу. – Присмотри за… парнем.

Бросив на Уильяма последний взгляд и сказала и ему:

- Прошу, никуда не уходи, ладно? Я скоро вернусь. Все будет хорошо!

Он смотрел на меня растерянным и немного безучастным взглядом. Кажется, голос Гоши подействовал на него удручающе и негативно. Блин! Надо избавиться от этого борова как можно скорее, вот только как???

Заперла дверь на ключ, чтобы не переживать, и полетела к лестнице. Стремительно спустившись, уже во дворе столкнулась с испуганным Жуном.

- Госпожа… - проблеял старик. – Гоши в ярости. Он кричит, что украли его пленника. Я ему говорил, что это ваш приказ, но он ничего не хочет слышать. Разбил уже несколько кувшинов, сейчас крушит свою комнату...

У меня невольно волосы на затылке стали дыбом. Это что же получается? У Гоши психологическая зависимость, как у маньяка? Ему нужен пленник, которого можно мучить, и точка??? Это плохо. С психами страшно иметь дело.

Впервые за долгое время я немного растерялась. Физически мне никогда в жизни этого борова не одолеть, да и морально при психических отклонениях не подавить. Нужен другой способ, вот только какой?

***

- Скажи-ка, Жун! – игнорируя безумный рев и грохот разбиваемой мебели, я оттянула старика подальше и устроила допрос. – Когда у пленника… подвального так сказать… случались приступы, вы чем-то его успокаивали?

С трепетом ждала ответа, но на лице отражалось лишь хладнокровное спокойствие.

- Дык… поджигали в чугуне сушеную «ашарру». От дыма того… лекарственного… он и выключался.

Ага, наркота местная пожаловала!

Я выдохнула. Сейчас мне это на руку.

К счастью, пару минут назад в голову пришла эта замечательная идея, и я не прогадала, решив копнуть в суть вопроса.

- Где «ашарру» эту взять?