Мы с Лиамом обмениваемся взглядами.
— Мы обещаем, Аmmо. — Задыхается Лиам.
Я киваю в знак согласия, мой собственный голос застревает в горле.
Он пытается улыбнуться в ответ, но кашель прерывает его, оставляя на губах пятна крови.
Выражение лица Лиама меняется с неуверенной надежды на озабоченность, когда он смотрит на меня.
— Полегче, Аmmо. — Тихо говорит Лиам, его голос звучит как утешительный шепот. — Не напрягайся.
Его взгляд останавливается на мне, и он улыбается слабой, но ласковой улыбкой.
Внезапно аппараты начинают пищать, прерывая нежный обмен мнениями.
Я сжимаю руку дяди, отчаянно надеясь на знак, что он все еще с нами.
Глаза Лиама расширяются, на его лице проступает паника, и он смотрит на меня, ища подтверждения. Комната словно смыкается вокруг нас, а воздух становится все гуще от неопределенности.
Лиам отпускает руку и бросается к двери, крича о помощи медицинскому персоналу, ожидающему снаружи.
Я непоколебимо стою рядом с дядей, сердце гулко стучит в груди.
— Еще нет. Ma tetrekna, Ammo, bisharafak, ma tetrekna.
Я умоляю его не покидать нас, остаться с нами еще немного.
Я чувствую себя маленьким мальчиком, который умолял родителей остаться, не оставлять его одного.
В моем голосе звучит отчаяние, страх потерять человека, который был опорой и любовью в нашей жизни.
В комнате воцаряется тревожная тишина: медики снуют вокруг моего дяди, отчаянно уговаривая Лиама и меня убраться.
Но их слова теряются в хаосе.
Я их не слышу, в ушах стоит гул, который, кажется, усиливается с каждой секундой.
Мои глаза прикованы только к дяде, наблюдая за тем, как он борется за то, чтобы не заснуть.
Сопротивляясь порыву уйти, чья-то рука цепко хватает меня за руку, уводя из комнаты.
Коридор не дает никакого убежища.
Он стерильный, холодный, и запах антисептиков теперь пронизывает меня насквозь.
Ко мне тут же подбегает Леора, ее глаза изучают мое лицо, на них написано беспокойство.
Однако ее слова растворяются в буйстве моего сознания.
ГЛАВА СОРОК
ТРЕТЬЯ
ЛУКАС
— Ты не сказал ни слова с тех пор, как мы ушли с похорон. Пожалуйста, скажи что-нибудь, хоть что-нибудь. Что я могу сделать?
Голос Леоры пробивается сквозь тяжелую тишину, установившуюся между нами.
Похороны стали свидетельством того, какое влияние мой дядя оказал на жизнь людей.
Друзья со всех уголков мира приехали выразить свое почтение.
В церкви эхом разносились рассказы о его приключениях, смехе, который он дарил людям, и их общие воспоминания.
Ни один глаз не был сухим. Это было прекрасное прощание, празднование хорошо прожитой жизни и напоминание о том, что он всегда будет с нами. Как бы пусто я сейчас ни чувствовал, по крайней мере, я знаю, что он любил меня всю жизнь, и это будет продолжаться с Леорой.
Тусклое, холодное освещение автостоянки отбрасывает жуткие тени на наши лица.
Я перевожу взгляд на нее, ее красные опухшие глаза отражают горе, которое тяготит мою грудь, словно свинцовый якорь.
Все, что я хочу сделать, — это утешить ее, обнять и сказать, что все будет хорошо, но у меня нет сил ни на что.
— Того, что ты рядом со мной, достаточно. — Удается вымолвить мне, и мой голос дрожит от тяжести горя.
Это правда.
