— Послушай меня, — говорит он, осмеливаясь взять ее ослабевшую руку в свою и проводя большим пальцем по костяшкам. — Это на моей совести. И Эвелин. Ты должна знать, что я никогда не планировал отнимать у тебя Мишку. — Он подносит ее руку ко рту, прижимаясь поцелуем к ее ладони. — Мне так жаль, Тесси. Мне чертовски жаль.
Когда она, наконец, заговорила, это было похоже на стакан холодной воды после засухи, и напряжение покинуло его тело.
— Это меня напугало, — говорит она, пораженная и фыркающая. — Я вернулась туда. Когда мой отец ушел. Когда умерла моя мать. Я никому не была нужна. Все, что у меня есть, - это Мишка, — говорит она тоненьким голоском. — Он мой сын, мой ребенок. С ним ничего не может случиться.
Он с трудом сглатывает.
— У тебя есть я, — произносит он с трудом.
Ничего не ответив, она отводит взгляд.
Господи, она убивает его. Он сползает со стула и в отчаянии опускается перед ней на колени. Но для Тесси он всегда будет таким.
— Я люблю тебя, Тесс. Я хочу тебя, — обещает он, сжимая ее руки в своих. — Ты - моя погибель, весь мой гребаный мир. Я никуда не уйду. Детка, я твой. — Он закрывает глаза. — Скажи мне, что ты все еще моя. — Его голос срывается, он больше не может продолжать.
Долгое молчание заполняет больничную палату.
Его сердцебиение зашкаливает. Если бы он был подключен к этому чертову монитору, то зазвенела бы тревога. Христос. Если она не посмотрит на него, не скажет что-нибудь прямо сейчас, он умрет. Превратится в изломанную шелуху.
И тут ее сладкий голос, его спасительная благодать, тихо произносит:
— Я твоя.
Его сердце замирает от облегчения.
— Правда?
— Правда. — Она повернулась к нему лицом, встретившись с ним взглядом. — Мне нужна хижина. Мне нужен Чинук. И я хочу тебя, мой Торжественный Человек. — Ее прекрасные карие глаза наполняются слезами. — Ты мне нужен. Ты нужен мне, Мишке, ты нужен нам обоим.
— Черт, — вздохнул он, поднимаясь на ноги. Он не может достаточно быстро заключить ее в свои объятия.
Их рты сталкиваются, его руки пробираются сквозь ее шелковистые волосы. Тесси выдыхает и издает легкий стон, и Соломон крепче прижимает ее к себе.
Благословите эту женщину.
— Спасибо тебе, — пробормотал он, целуя ее волосы, щеку, горло. — За то, что не ушла. Мое сердце не выдержало бы этого.
Она закрывает глаза, царапая тонкими пальцами его бороду. Само ее прикосновение лижет его, как лесной пожар.
— Я знаю. Мое тоже.
Соломон осторожно опускает ее на подушки и плотнее натягивает одеяло на ее колени. Проведя рукой по ее животу, он ждет толчка Мишки. Сильного. Мощного.
Как Тесси.
Черт. Подумать только, как близко он был к тому, чтобы все испортить.
Он никогда больше не отпустит ее, да поможет ему Бог.
— Если тебе станет легче, — говорит Соломон, сжимая ее руку, — я чуть не убил целую стаю гусей, когда тащил задницу в больницу.
Она смеется, потом поджимает губы.
— Детка, в чем дело?
— Я все еще расстроена. — Ее рот искривляется. — Я так и не смогла бросить в тебя каблуком.
Он усмехается и проводит пальцем по ее скуле.
— Ты можешь кинуть в меня чем захочешь позже.
— Обязательно. Каблуком со шпилькой. И ты не сможешь увернуться.
— Договорились. — Ухмыляясь, он наклоняется и целует ее. — Я должен рассказать всем, что происходит. Ты справишься без меня несколько минут? — Когда она кивнула в знак согласия, он поднялся с кровати, уже готовый вернуться к ней.
Когда он был уже на полпути к двери, Тесси задыхается.
Он оборачивается. Сердце ударяется о ребра и проваливается в желудок.
— Тесс? Что случилось?
Тесси смотрит на него широкими, полными ужаса глазами. На ее одеяле расплывается темное пятно.
— У меня отошли воды.
Волна обрушивается вниз, и Тесси позволяет ей принять ее. Позволяет ей нахлынуть на нее длинными, обнадеживающими приливами тепла.
Рождение - это дикость. И она отдается этому процессу.
