Борьба уходит из нее, плечи опускаются.
— Хорошо, — говорит она с опаской. — Что ты хочешь знать? — Рука движется по животу, как будто она излучает спокойствие.
Он думает об этом. Говорит первое, что приходит на ум.
— Ты когда-нибудь расслабляешься?
О, Сол. Нет.
Глаза Тесси вспыхивают.
— Ты когда-нибудь не носишь рубашку?
— Господи, ну и ладно. — Он поднимает руки в знак умиротворения. Вероятно, это было не самое лучшее начало разговора. Между ними воцарилось молчание. Потом: — Я ношу и другие вещи, — ворчит он, оскорбленный. Он никогда не скажет ей, что печется на солнце. Рвет гребаные кофты, как будто это никого не касается.
Она фыркает.
— Например? Спецодежду и кепки дальнобойщиков?
Черт. Ее нахальство заводит его. Он становится тверже. Она не похожа на Серену. Серена была... спокойной. Тихой. Тесси - девушка в огне. Он почти смеется, представляя ее в Чинуке. Она несется по городу на высоких каблуках, светлые волосы развеваются за ее спиной. Женственная и огненная. Сила, с которой он хочет считаться.
Если бы только она ему позволила.
Уведомление.
Не в силах сдержаться, из него вырывается рык.
— Твой босс?
Она протягивает телефон. Ее глаза загораются, когда она листает экран.
— Нет. — Она положила руку на живот и улыбнулась ему ярким лучом. — Сегодня у меня двадцать девять недель.
Он смотрит на ее живот.
— Правда?
Ее губы кривятся.
— Да. У меня есть приложение, которое отслеживает все, что связано с ребенком. — Она снова смотрит на экран. Хихикает. — Мишка размером с кабачок.
Он хихикает.
— Черт. Они тебе все это рассказали? — Любопытствуя, он наклоняется, опираясь локтями на подлокотники своего кресла.
Тесси протягивает ему свой телефон. На экране появляется трекер пастельного цвета, на котором изображен детский подгузник. Сердце замирает, он читает небольшую заметку: Малыш весит уже три фунта. Ребенок может моргать. У ребенка есть ресницы.
— Как долго ты будешь вынашивать его? — спрашивает он, возвращая ей телефон и надеясь, что она сжалится над ним. Конечно, у него есть три сестры, но дети и младенцы для него так же чужды, как долгосрочные отношения для Хаулера.
— Сорок недель. Девять месяцев, — говорит она.
Он подсчитывает в уме.
— Я сейчас в третьем триместре. Почти все.
— Ты ходишь к врачу?
Она подавляет улыбку.
— Постоянно. Это вроде того, что делают беременные женщины. — После недолгого колебания Тесси наклоняет голову. Прикусила губу. — Может быть, ты хочешь посмотреть его фотографию?
Господи. То, как она пожевала нижнюю губу, ее милое предложение заставило его мельком взглянуть на девушку, которую он встретил той ночью. Уязвимая. Добрая. Открытая.
— Да, — прохрипел он, преодолевая комок в горле. — Я бы хотел.
Она оживляется.
— Хорошо. — Он ждет, пока она набирает номер на телефоне, а затем подвигает свой стул ближе к его стулу. — Вот, — говорит она, снова вкладывая свой телефон в его большие руки.
Соломон рассматривает серо-белые размытые изображения, похожие на Роршаха, и хмурится, пытаясь понять, на что он смотрит.
Но потом он видит.
Он видит своего сына.
Своего.
Это реально, и это происходит.
