— Да, но Уэст...
— Просто запри заднюю дверь. По одной вещи за раз, Фрэнкс.
Стук становится слабее. Она дышит тяжело, быстро. Напугана до смерти. Я пытаюсь сосредоточиться на звуке собственных вдохов и выдохов.
Когда она была маленькой и ей снился плохой сон, я брал ее в свою кровать и позволял ей свернуться калачиком рядом со мной, согласовывая наше дыхание, пока мы оба не засыпали.
— Я заперла, — говорит она.
— Сверху и снизу?
— Да.
— Хорошо, теперь окна.
— А что с окнами? — спрашивает Фрэнки.
— Проверь их, просто чтобы быть уверенной.
Одна вещь о Бо — он параноик. Назовите теорию заговора, и он в нее поверит. Кроме того, он выращивает траву на поляне в лесу за домом и работает охранником в тюрьме, которая регулярно выпускает людей, ненавидящих его кишки, обратно в общество. Дом Бо — хлипкое одноэтажное ранчо, но у него надежные замки на дверях и решетки на всех окнах.
Я бормочу заверения.
— Все будет хорошо, детка. Он не причинит тебе вреда. Он не проникнет внутрь.
Но я не знаю. Меня там нет. Мне требуется все, что у меня есть, чтобы не выпытывать у нее подробности.
— Я проверила их, — говорит она наконец. — Они заперты.
— Умница. Теперь отойди как можно дальше от двери, чтобы не слышать его.
— Он плачет, Уэст.
— Просто заглуши его.
— Мне его жаль.
— Не надо. Он сам в этом виноват. Иди посиди в ванне, хорошо?
— Зачем?
— Там ты не сможешь слышать. Будто ты в пузыре.
— Это глупо.
— Эй, кто кого позвал на помощь?
Я представляю, как она улыбается, хотя это не так. Нечему улыбаться.
Я слышу, как кольца душевой занавески скользят по стержню. Затем ее дыхание становится громче.
— Ты уже там, Фрэнкс?
— Да.
Я представляю как она обхватывает колени одной рукой, как и Кэролайн на крыше. Я вижу ее в ночной рубашке, ее темные волосы свисают через руки и вниз по спине. Ее худые ноги, искусанные комарами, покрытые царапинами и язвами. Босые пальцы грязные.
Летняя Фрэнки. Но сейчас ноябрь и когда я разговаривал с мамой на День благодарения, она сказала, что на земле лежит снег. Я не видел сестру три месяца.
— Мне позвонить в полицию? — спрашивает она.
Я вспоминаю урожай Бо, растения до подбородка. Я знаю, что сейчас все не так. Он собрал урожай за сезон. Когда я разговаривал с ним в последний раз, он сказал мне, что дает созреть шишкам индики, но очень скоро он собирается отправиться в Калифорнию на продажу.
Обычно он не держит ничего из этого в доме. Он знает закон. Он научил меня, что важно знать, за что тебя могут посадить, если ты нарушаешь закон. Я никогда не ношу с собой столько, чтобы меня обвинили в преступном хранении.
И все же. Что если он не следует своим собственным правилам? Я не хочу быть ответственным за вызов копов к Бо домой и втягивание его в дерьмо. Если он потеряет работу, попадет в тюрьму, то мама, вероятно, потеряет и свою, и мы все окажемся в полной заднице.
Но Фрэнки — просто маленькая девочка, беззащитная, сидящая в ванне.
— Что случилось? — спрашиваю я.
— Я смотрела телевизор. Мама сказала ложиться спать в девять, но шел фильм, и я знала, что она не вернется, поэтому смотрела его, а потом услышала, как он стучит. Это было так громко, Уэст.
— Ты открыла ему дверь?
— Нет. Мама сказала не делать этого.
— Мама знает, что он вернулся?
