Флирт был наполовину приемлемым. Некоторые мужчины флиртовали со всем, что ходило на двух ногах — это ничего не значило. Но сказать что-то подобное? Сказать ей, что у меня проблемы? Это перешло черту, молодец.
Не имея сил оставаться в доме, где казалось, что стены смыкаются, я накинул куртку и вышел на улицу. Поездка прояснила бы мою голову, и я только что поменял масло в своем автомобиле, так что она была готова к поездке. Завел двигатель, а затем посмотрел на дом, на долю секунды задаваясь вопросом, не вернуться ли мне за телефоном, но отказался от этого. Мне нужно было отключиться от сети на час или шесть. Может быть, если бы у меня не было этой штуки с собой, я бы смог создать образную дистанцию между мной и Морган.
Я ехал по лесу и по широким полям с травой высотой по пояс, вверх по массивным холмам и спускался в каньоны. Земля моих родителей упиралась в землю дяди и тети, границы были настолько размыты, что мы всегда считали ее одним большим участком собственности, и я знал каждый ее метр как свои пять пальцев. Иногда мог пройтись пешком, а иногда практически летал, но не останавливался. Я ехал при свете луны и одних фар, пока у меня не закончился бензин, потом заправился канистрой бензина, которую возил с собой, и, наконец, направился домой.
К тому времени, когда добрался до своего дома, я был весь в грязи, насквозь промокший, у меня были царапины на руках от кустов ежевики и довольно неприятная царапина на икре, где палка проткнула мои джинсы. С другой стороны, моя голова прояснилась, и я перестал ругать себя за комментарий, который Морган, возможно, даже не услышала или не обратила на него внимания.
Иногда я обнаруживал, что зацикливаюсь на том, что должен был или не должен был делать. Теперь это случалось нечасто. Было хуже, когда я был ребенком и постоянно беспокоился, поступаю ли правильно, что сделало бы меня самым большим другом или убедило бы какую-то семью полюбить меня. Паническое ощущение того, что я говорил что-то не то, в основном исчезало после первого года общения с приемными родителями, но иногда я зацикливался на определенном предложении или фразе, которые мне хотелось бы не произносить. Я ненавидел это чувство, поэтому всегда обязательно обдумывал свои слова, прежде чем говорить.
Проблема была в том, что я думал об этих словах до того, как сказал их Морган. Дважды прокрутил их в своей голове, прежде чем даже открыл рот. Это не изменило того факта, что мне действительно не следовало их говорить, и полученный ответ заставил меня немедленно пожалеть о них.
Была середина ночи, когда я поочередно попинал ботинки о край крыльца, чтобы сбить грязь, и пожал плечами, словно избавляясь от последней капли паники. Слова были сказаны, и ущерб был нанесен. Они были не так уж и плохи, и, если честно, я знал, что могу крутить их так, как захочу. Если бы Морган начала вести себя странно или неудобно, я снова поставил бы нас на твердую почву. Другого выхода не было.
Проверка телефона, как только вошел внутрь, казалось подыгрывала моей панике, поэтому я проигнорировал это. Приняв душ и выпив целую бутылку воды, я наконец позволил себе достать его из-под кресла. Меня ждали два сообщения, и оба были от Морган.
Первой была фотография Этты в ее кроватке. Она спала, свесив одну руку между поручнями, а другую вытянув над головой. На ней была только футболка с логотипом мотоциклетного ралли и ярко-розовый подгузник. Следующим было текстовое сообщение.
Морган: Прости за это. У моего отца гости. Я напишу тебе утром.
Когда я прочитал сообщение, фотография показалась мне чем-то вроде мирного предложения. Я не понимал, почему она чувствовала, что ей оно нужно, но не собирался жаловаться. Проверяя отметку времени, я фыркнул, когда понял, что она, должно быть, прислала ее менее чем через полчаса после того, как я вышел из дома. Она, наверное, уже спала, поэтому не стал отвечать. В любом случае, мне, вероятно, следует держать свой рот — или, в данном случае, печатающие пальцы — при себе.
Я залез в кровать и уставился в потолок.
Никогда в жизни я так сильно не беспокоился о том, что думает женщина, кроме моей матери, тети или сестер. Никогда особо не заботился. Конечно, я был осторожен с чувствами женщин и относился к ним хорошо, но никогда не беспокоился, что то, что я сказал, заставит их уйти.
Если быть честным с самим собой, мои опасения по поводу того, что Морган разорвет контакт, были гораздо глубже, чем то, что она позволила Этте познакомиться с нами. Это всегда беспокоило меня, но за то время, что я их знал, Морган стала не менее важной. И жаждал ее, как никогда ничего в своей жизни не жаждал, даже зная, насколько это неправильно. Я хотел их обеих, и это напугало меня до смерти.
* * *
— В понедельник утром, — крикнул по телефону мой двоюродный брат Алекс, как только я ответил на следующий день. — Я просто обожаю утро понедельника!
— Ты пьян? — устало спросил я, размышляя о том, как повесить трубку, пока шел к своему офису.
— Некоторые из нас работают.
— Я работаю уже несколько часов, — ответил он.
— Я так рад, что сегодня понедельник.
— Чего ты хочешь?
— Просто звоню, чтобы поздороваться. Хоть пристрели меня. Проверь, как дела у Этты и ее горячей мамочки.
— Кто тебе сказал, что она горячая? — спросил я, резко остановившись.
— Никто. — Он начал хихикать. — Но Кейт сказала, что у тебя с ней что-то есть, и, судя по твоему голосу, наша дорогая Кэтрин была права.
— Да пошел ты на хуй, — пробормотал я, продолжая идти к своему столу, чтобы сесть и поднять ноги. После того, как проездил половину ночи, а вторую проворочался, пока ждал приемлемого времени, чтобы ответить Морган, все мое тело болело, и я так устал, что у меня горели глаза.
— Я должен сказать, — продолжил он, как будто я ничего не сказал. — Это событие меня удивляет. У вас с Геном никогда не было этого.
— Она не мой тип, — огрызнулся я, не обладая своей обычным спокойствием.
— Бля, я не это имел в виду. Забудь, что я это сказал.
— Это мило, да?
— Есть ли смысл в этом разговоре?
— Не совсем, — ответил Алекс. — Просто проверяю тебя. Мы не разговаривали больше месяца.
— Извини, чувак, — пробормотал я, чувствуя себя виноватым. Я не очень умел отвечать на звонки, хотя часть меня стремилась разговаривать со всеми каждый день на случай, если что-то случится. И редко разговаривал с братом, пока его не было, и вдруг у меня больше не было шансов. Мне не хотелось, чтобы это повторилось снова.
— Не беспокойся, — сказал Алекс. — Просто подумал, что пора.
— Да, ты прав, — сказал я, благодарный за то, что обсуждение отклонилось от Морган.
— Как поживаете?
— Хорошо. Просто много работаю.
Что-то в его голосе было не так.
— А также? — спросил я.
— Встретил кое-кого, — ответил он немного серьезнее.
— Ах, даже так?
