— Я с нетерпением жду встречи с ним.

— Когда это произойдет? — спросила она. — Я сказала ему сегодня, что вы, ребята, скоро приедете.

— Моя мама хочет приехать в пятницу.

Прежде чем она ответила, последовала долгая пауза.

— Она не теряет времени зря.

— Я говорил тебе, — напомнил я ей, стараясь не защищаться от ее тона.

— Мы устроимся, а потом я надеялся, что увидимся в субботу?

— Конечно, у нас ничего не запланировано на эти выходные. Ты знаешь, как долго вы пробудете здесь? — вопрос прозвучал немного натянуто.

— Я не спрашивал, но предполагаю, что всего несколько дней. Мне нужно вернуться к работе, мы не можем задерживаться надолго.

— Работа? Что это такое? — поддразнила она.

Несмотря на то, что я слышал тревогу в ее голосе, когда мы обсуждали визит, мы с Морган продолжали разговаривать почти два часа, пока Ари не уснула у меня на коленях. А разговор все длился и длился, и я знал, что должен дать Морган немного поспать, но не мог заставить себя перестать разговаривать по телефону. Я узнал о ней то, чего не узнал бы, если бы мы узнавали друг друга как-то иначе. Разговор с ней на расстоянии изменил способ нашего взаимодействия. Не было никаких преград на пути к тому, чем мы делились, никаких затруднений. Как будто расстояние между нами давало нам возможность действительно быть самими собой, а не отполированными версиями, которые мы показывали миру. Единственное, что мы не обсуждали — что никогда не обсуждали, — это Генри.

Я был рядом с ней лично всего один день, но, когда той ночью я разговаривал по телефону, то понял, что скучаю по ней.

О, и мой голос, в конце концов, заставил Ариэль уснуть.

Морган

— Почему ты так чертовски нервничаешь? — спросил меня отец в субботу утром, подражая мне, махая руками, когда кружился по кругу. — Это они должны нервничать. У тебя здесь вся власть, детка.

Я знала это. Хотя точно не чувствовала, что у меня есть какая-то сила.

Накануне вечером, когда Тревор написал, что они благополучно прибыли, я чуть не позвонила и не попросила его приехать. Вместо этого я струсила и позвонила своей младшей сестре, чтобы слушать ее болтовню больше часа. И когда ложилась спать с ее положительными утверждениями в голове, чувствовала себя спокойно.

Но как только проснулась утром, все это спокойствие исчезло. Я нервничала. Слава богу, мой отец понятия не имел, что большая часть моих нервов исходит от того факта, что я снова увижу Тревора. Тревора, который был сложен как танк и у него была самая широкая улыбка, которую я когда-либо видела. Тревора, который признался мне, что мама была его самым любимым человеком на планете, хотя он был почти уверен, что это делало его маменькин сыном. Тревора, который, как я знала, был под запретом, но не могла перестать думать о нем.

— Твево, — сказала Этта в сотый раз за утро. — Твево идет.

— Ага, — подтвердила я, оглядывая дом, чтобы убедиться, что все в порядке.

Дом моего отца был маленьким и старым, и это было заметно. Но этот человек всегда гордился этим местом, и это тоже сказывалось. Он купил его, как только накопил на первоначальный взнос, примерно через шесть месяцев после того, как мы переехали к нему, и приложил все усилия, чтобы выплатить ипотеку. Во дворе были ухоженные цветы, а сзади слегка засохшая, но аккуратно подстриженная трава, и, хотя он был холостяком и не содержал дом в такой чистоте, как я, внутренняя часть была функциональной и явно ухоженной.

— Твево, мама! — закричала Этта, глядя в переднее окно со своего места на диване. — Твево, сюда!

— Время показа, — поддразнил мой отец, смеясь, когда я впилась в него взглядом.

Я медленно двинулась к входной двери и подождала две секунды после стука, чтобы открыть дверь, хотя Этта рядом со мной нетерпеливо шумела. В конце концов, не нужно было показывать свою нервозность. Я держала власть.

Я цеплялась за это чувство, когда встретилась глазами с Элли Харрис.

— Привет, — поздоровалась я, едва взглянув на ее мужа и Тревора, когда наклонилась и посадила Этту себе на бедро.

— Заходите.

Власть у меня. Власть у меня.

— Привет, — выдохнула она в ответ, делая шаг вперед, когда я отступила назад, чтобы впустить их. На мгновение женщина казалась загипнотизированной, когда ее взгляд остановился на Этте, затем покачала головой с легким смехом и посмотрела на меня. — Большое спасибо за то, что приняла нас.

— Конечно.

— Рада снова видеть тебя, — сказала она, перевешивая сумочку на другое плечо. — Я сразу вспомнила, кто ты, как только Тревор упомянул, что ты жила с нами.

— Я тоже рада вас видеть, — сказала я. — А Тревор упомянул, что он не вспомнил меня?

Я усмехнулась, когда она бросила взгляд через плечо на своего сына.

— Да ладно тебе, — простонал он, ухмыляясь.

— В то лето я был слишком стар, чтобы обращать внимание на детей.

— Ваш дом был лучшим из тех, в которые меня помещали, — серьезно сказала я Элли.

— Спасибо.

— Поддерживаю, — сказал отец, присоединяясь к диалогу. — Спасибо, что позаботились моей девочке, когда я не мог.

— Не за что, — сказала Элли, явно оценивая мое высказывание, хотя и пыталась это замаскировать. — Нам нравилось иметь дом, полный детей, правда, Майк?

Отец Тревора выступил вперед, и я на мгновение испугалась. Потому что почти не помнила его с тех пор, как жила с ними. Несмотря на то, что он всегда приходил домой к обеду, обычно тот отсутствовал на работе весь день, и у меня не было особых причин общаться с ним.

Если бы я запомнила его, сходство между ним и его приемными сыновьями не было бы таким чертовски поразительным.

И дело было не в их внешности. Ведь Генри был белокурым и худощавым, а Тревор — смуглым и хорошо сложенным, а Майк — обычным темноволосым белым мужчиной, немного крепче среднестатистического. А вот то, как они держались, было таким жутким. Их прямые спины, то, как их головы были наклонены, как они двигались и стояли, твердые губы и скупые ухмылки, образующие морщинки вокруг глаз.

Я не заметила сходства между Генри и Тревором, но теперь, когда я увидела их отца, это было невозможно пропустить. Эта мысль вызвала у меня легкую тошноту.

Майк протянул руку, чтобы пожать моему отцу руку.

— Я тоже помню вашу дочь, — сказал он, улыбнувшись мне. — Она была любима.

— И по-прежнему любима, — сказал отец почти хвастливо. — Заходите, нет причин стоять здесь, в дверях.

Этта изогнулась, чтобы ее отпустили, поэтому я поставила ее на ноги. Она тут же подбежала к моему отцу и схватила его за руку, чтобы оказаться в центре суматохи, когда старики, как их называл Тревор, вошли в гостиную. Я шагнула вперед, чтобы последовать за ними, когда легкая рука на моем бедре заставила меня замереть.

— Привет, незнакомка, — тихо сказал Тревор мне на ухо.

— Привет. — Я взглянула на него через плечо и почувствовала, как мои щеки вспыхнули от того, как он смотрел на меня. Мы были на грани флирта в наших сообщениях и телефонных разговорах, хотя я предполагала, что мы оба знали, что из этого ничего не выйдет. Но то, что он был здесь, в доме моего отца, разграничивало все, что было между нами, до уровня, который было почти невозможно игнорировать. У меня неприятности.

— Рад тебя видеть, — просто пробормотал он, сжимая мое бедро.