— Тюрьмы? — Я постарался, чтобы в моем голосе не прозвучало осуждение.

— Обвинение в хранении и распространении марихуаны, — пробормотала она, закатывая глаза. — Какая-то подобная хрень.

— Разве у тебя не было младшей сестры? — поинтересовался я, меняя тему разговора, поскольку та казалась мне очень болезненной.

— Да, Миранда, — радостно ответила она. — Они снова соединили нас после того, как я покинула ваш дом.

— Я всегда чувствовал себя дерьмово, когда дети приходили к нам без своих братьев и сестер, — посетовал я, слегка покачав головой. — И не понимал, зачем они это делают.

— Иногда все так и происходит, — сказала Морган прагматично. — Но ведь твои родители были одними из лучших. Они сделали это лето вполне сносным для меня.

— В тот год наш дом был полон, — вспоминал я вслух. — Так что я был удивлен, когда тебя поместили к нам.

Звук, донесшийся откуда-то из глубины дома, заставил меня замереть, и через несколько секунд послышался тихий голосок.

— Придержи эту мысль, — сказала Морган, вставая. — Я сейчас вернусь.

Мне потребовались все мои силы, чтобы не вытащить телефон в ту же секунду, как она вышла. Я не мог поверить, что все шло так хорошо. Самый лучший сценарий, который можно было себе представить, и он даже близко не был похож на то, с чем я на самом деле столкнулся.

— Ты голодна? — спросила Морган, появляясь за моей спиной. По ее голосу было ясно, что та обращалась не ко мне, но я все равно обернулся.

А вот и она. Светловолосая, кареглазая малышка Генри. Черт, она была очень милой.

— Это Этта, — представила ее Морган, покачивая малышку на бедре. — Когда она просыпается после дневного сна, ее волосы в полнейшем беспорядке.

Я улыбнулся, когда Этта произнесла «беспорядок» и вскинула ручки вверх.

— Привет, Этта, — поздоровался я, поднимаясь на ноги.

— Это Тревор, — сказала ей Морган, указывая на меня. — Хочешь поздороваться?

— Привет! — Этта слегка помахала рукой, и у меня в горле застрял комок.

Она была похожа на моего брата в возрасте, когда тот только переехал жить к нам. У нее были такие же щеки, а форма носа и глаз почти такая же, как у Генри, хотя рот был от Морган, особенно когда она улыбалась.

— Я должна покормить ее обедом, — пояснила Морган. — Ты можешь остаться, но ничего изысканного не будет…

— Я бы с удовольствием остался, — быстро согласился я, игнорируя тихий голосок в своей голове, который предупреждал меня быть осторожным.

— Хорошо.

— Мне просто нужно позвонить.

Когда Морган понесла Этту на кухню, я вышел за дверь, достал из кармана телефон и просмотрел свои контакты. Глубоко вдохнув через нос, чтобы успокоить свое волнение, позвонил маме.

— Мам? — позвал я, как только она ответила. — Она очень похожа на Генри.

Морган

— Ты хорошо спала? — спокойно спросила я, стараясь скрыть нервозность в голосе, пока усаживала Этту в ее кресло за столом.

Я не обратила внимания на то, что она ответила мне, и принялась расспрашивать ее о сне, используя язык, который понимала только она. Обычно в ее длинных предложениях было несколько слов, которые я понимала, вперемешку на двух языках — как на английском, так и на испанском, благодаря наставничеству Кармен, — но по существу я просто позволила ей описывать, кто бы знал что.

Я улыбнулась и кивнула, когда она продолжила свою бессвязную болтовню, но мое сердце сильно колотилось, пока двигалась по кухне, ожидая, когда Тревор вернется внутрь. Я не солгала, когда сказала, что ожидала увидеть кого-то из семьи Генри. И полис страхования жизни, который он оставил нам, был не шуткой — это была огромная сумма денег, и я знала, что это вызовет некоторые вопросы. Однако не ожидала, что они захотят иметь с нами дело.

Хотя семья Харрисов была просто невероятной. Я вспомнила то лето, когда жила с ними. Они были добрыми, веселыми и располагающими к себе, они были лучшей приемной семьей, в которую меня когда-либо помещали. Но наряду с этими качествами они также яростно защищали своих. Это было не так уж плохо — отнюдь. Во всяком случае, это было еще одно очко в их пользу. Но то, что у одного из их детей был ребенок, которого они никогда не видели, вероятно, не рисовало меня в очень благоприятном свете.

— Извини, — сказал Тревор, медленно входя на кухню позади меня. Его низкий голос прозвучал неуверенно, как будто тот боялся, что я в любой момент вышвырну его из своего дома.

— Не бери в голову, — ответила я, с трудом сглотнув и оглянувшись через плечо. Он понятия не имел, как сильно мне нужны были эти несколько минут уединения, чтобы собраться с мыслями. — Если ты голоден, то на ланч есть бутерброды и бананы.

— Не откажусь, — согласился он, его добрый взгляд сосредоточился на Этте после того, как она откинула от лица растрепавшиеся волосы. Светлые пряди были такими тонкими, что у меня с трудом получалось справиться с ними. Но каждый раз, когда она откидывала их от лица, они медленно, но верно возвращались на прежнее место.

— Она маленькая копия Генри, — заметил Тревор, быстро взглянув на меня с гримасой боли на лице.

— Все в порядке, — заверила я его, слегка качнув головой и улыбнувшись. — Она знает, кто ее отец… был. И да, она очень похожа на него.

— Генвиэтта, — произнесла Этта, указав на себя. — Меня зовут Генвиэтта.

— У тебя очень красивое имя, — серьезно произнес Тревор, и у меня возникло ощущение, что он нарочно избегает моего взгляда, пока садился на один из кухонных стульев.

— Это странно, правда? — спросила я, поворачиваясь к стойке, чтобы закончить бутерброды. Это было странно, и моя семья пыталась отговорить меня. Я пожала плечами, хотя и не была уверена, что он смотрит. — У нее моя фамилия, но я подумала, что у нее должно быть что-нибудь и от него тоже.

— Нет, нет, вовсе нет, — возразил Тревор. — Это очень круто с твоей стороны.

— Ну, теперь это на всю жизнь, — неловко пошутила я. — Так что…

— Еще ничего неизвестно наверняка, — ответил он, его голос повеселел. — Может быть, она сменит его на что-нибудь другое, когда подрастет. «Художник, ранее известный как» или что-то в этом роде.

— Тебе нравится Prince? — спросила я, с облегчением найдя способ сменить тему разговора. Это была самая неприятная ситуация, в которой я когда-либо оказывалась, и это считая тот день, когда рассказала Генри, что беременна.

— Все любят Prince, — ответил Тревор.

Потом наступила полная тишина. Даже Этта молчала в ожидании еды, что было довольно необычно для нее. У меня создалось ощущение, что она слишком занята разглядыванием незнакомца, сидящего за нашим кухонным столом, чтобы утруждать себя обычными комментариями.

Наконец, Тревор снова заговорил:

— На самом деле я больше люблю кантри, — произнес он, заполняя тишину.

— Правда? — Сморщив нос, я повернула голову, чтобы посмотреть на него.

— Что? Это удивляет тебя? — поддразнивал он меня, оглядывая себя.

— Я удивляюсь, когда кто-то говорит, что предпочитает музыку кантри, — сухо сказала я, некоторое время рассматривая его. — Твоя девушка сбежала с твоей собакой и оставила тебя с закладной на трейлер?

Тревор усмехнулся, когда я положила бутерброды и бананы на тарелки.

— Не все песни о сбегающих девушках и собаках, — заметил Тревор. — Некоторые об изменах.