Я была почти уверена, что она слышала только то, что ей хотелось слышать. А именно, что в какой-то момент та снова начнет рисовать. Если и было что-то, что моя дочь унаследовала от своего отца помимо своей внешности, так это то, что у нее был избирательный слух. И малышка выбирала то, что хотела услышать. Я могла сказать ей, что в этот день у нас не будет мороженого, и единственное слово, на котором она сосредоточилась бы, было бы «мороженое», а потом продолжала бы спрашивать об этом весь день.

В своей жизни я мало общалась с детьми. Так что не была уверена, что ее избирательный слух был нормой, но мне это казалось чертой ее личности. И у меня было предчувствие, что это еще вызовет немало споров, когда та станет старше. Это сводило с ума, но какая-то часть меня не могла не найти ее необычный фокус немного милым — вероятно, потому, что была моим собственным ребенком, а не чьим-то еще.

— На сегодня хватит и этого, — сказала я, поднимаясь на ноги и глядя на еле заметный рисунок на стене. — Мне нужно идти на работу, а тебе — к Кармен.

— Ну, пока, да, — пожав плечами, сказала Этта. Пришлось прикусить щеку, чтобы не рассмеяться. Я не могла позволить ей увидеть, какой забавной она была, иначе та продолжит и дальше так себя вести.

— Ты готова идти к Кармен? — спросила я, поднимая ее и бросая мокрую тряпку, которую использовала, в раковину.

— Кармен, — нараспев произнесла она, слегка кивнув.

Я была так рада, что ей нравилась ее няня. Когда мы переехали из Сан-Диего в Анахайм (прим. пер.: Анахайм — американский город в штате Калифорния), мне пришлось отправить ее в новый детский сад, который мы обе возненавидели. К счастью, всего через неделю я познакомилась с Кармен, когда та пришла в тату-салон, где я работала на ее парня. Она была домохозяйкой с новорожденным ребенком, которая потратила чертовски много времени, но так и не найдя няню. К тому же та кое-как справлялась без дохода, который обычно получала, работая горничной в местном отеле. Ее бойфренд, Рэй, был татуировщиком и неплохо зарабатывал, но им все равно с трудом хватало на жизнь.

Слава богу, когда мы разговорились, оказалось, что она была бы так счастлива подзаработать немного лишних денег, приглядывая за Эттой. И даже не попросила много. Потому что мы обе прекрасно знали, как трудно растить ребенка на доходы, которые едва покрывали арендную плату. Поэтому платила ей столько, сколько могла. Она никогда не просила больше, потому что верила, что я никогда не буду платить меньше, чем могу себе позволить. Некоторые недели были хорошими, и я платила ей больше. Некоторые были так себе — и я платила ей меньше. Но я всегда была честной, а Кармен всегда была рада деньгам, которые позволяли ей оставаться дома с сыном. Честно говоря, не знала, как бы справлялась без нее.

Самое замечательное во всей этой ситуации было то, что Этта полюбила Кармен и малыша Сэма. Они ходили в парк, играли на заднем дворе и смотрели мультики. Это была некая детская версия ежедневных каникул. Чувство вины за то, что я оставляла свою дочь, чтобы работать шесть дней в неделю, было чуточку меньше, потому что знала, что та отлично проводит время. Вина не исчезла полностью, нет, конечно. Особенно сильно это ощущалось, когда Этта делала что-то новое, что я пропускала, или падала, а меня не было рядом, чтобы поцеловать ее ранку, но это было терпимо.

Жонглируя своей сумочкой и сумкой для подгузников, я вынесла Этту наружу в теплое утро. Мне нравилась погода в Южной Калифорнии. Вечное солнце, от которого хотелось подпрыгивать в такт шагам. Словно сама природа говорила мне, чтобы я хорошо провела день. И это всегда улучшало мое настроение, по крайней мере, чуть-чуть.

Я вынула почту из нашего почтового ящика перед тем, как отправиться в путь, и бросила ее на пассажирское сиденье своего старого потрепанного «фокуса», а потом мы поехали через весь город. Там была тонна конвертов, в основном для Макса. Так что я даже не потрудилась их просмотреть. Для меня никогда не приходило ничего, кроме счетов. И я не ждала новых просроченных уведомлений. Потому что старалась оплачивать все, но в некоторые месяцы это было просто невозможно. Это было как игра в рулетку, решающая, какие из счетов оплатить сейчас, а какие мне просто пришлось оставить до следующей зарплаты. Я ненавидела это.

Выбор счетов для оплаты напомнил мне о том времени, когда я сама была ребенком, и мне приходилось просматривать почту, сложенную на нашем кухонном столе, в поисках счетов от коммунальных компаний. И я всегда уговаривала маму заплатить за них в первую очередь, потому что мы могли жить с уведомлением о выселении на нашей двери, но не могли жить без электричества во время орегонской зимы. Моя мать не была плохой, но и хорошей тоже не была. Большую часть времени она отсутствовала, а когда появлялась, то так себе была родителем. Я редко вспоминала о ней теперь, когда стала взрослой. У нее была склонность к выбору дерьмовых мужчин, бесперспективной работы и пристрастие к тяжелым наркотикам. В конце концов, наркотики ее и убили, из-за чего мы с моей сестрой попали в систему. К счастью, это в конечном итоге привело нас к нашему отцу.

Я уже давно смирилась с недостатками моей матери как родителя и с тем, как она умерла. И достаточно хорошо знала себя, чтобы понять, что я использовала ее наследие как руководство к тому, как мне не хотелось жить или воспитывать свою дочь. Этте никогда не придется беспокоиться о том, что у нее будет достаточно еды на ужин, или, что ее мама не вернется домой, потому что она была в запое или наркотическом дурмане.

* * *

После того как высадила Этту и отправилась на работу, я вздохнула с облегчением. Расставание с ней хотя бы на несколько часов всегда вызывало во мне беспокойство, но как только она оказывалась в безопасности там, где должна была быть, мне становилось легче.

Салон, в котором я работала, находился недалеко от дома Кармен. Так что впервые за все то время, что там работала, я приехала рано. Поэтому откинулась на спинку сиденья, взглянув на часы на приборной панели и выключив двигатель. У меня было целых десять минут для себя — это было похоже на чертово чудо.

Схватив почту с пассажирского сиденья, я начала неторопливо просматривать конверты. Большинство из них были для Макса, как я и ожидала. Было только два счета — слава богу — для меня, и я переместила их в самый конец пачки, даже не посмотрев на них, и запихнула все в бардачок. Но для меня также пришло кое-что еще, чего я не узнавала, но это выглядело официально. Мгновение повертела письмо в руках. Основываясь на своем опыте, новые уведомления никогда не были хорошей вещью, и мне безумно хотелось проигнорировать его, как я сделала с другими счетами, но знала, что если не увижу, что это такое, то это будет сводить меня с ума весь день, как бомба, тикающая в моей машине.

Мой желудок сжался, когда я вскрыла письмо.

Сначала я не совсем поняла, что там написано. Весь этот язык звучал очень по-юридически, так что почти невозможно было расшифровать.

А потом вдруг то, на что я смотрела, стало чертовски кристально ясно.

Документы по страхованию жизни.

Документы по страхованию жизни отца моего ребенка.

И если я получила документы по страхованию жизни, это означало только одно.

— Черт тебя побери, Генри, — прошептала я, уронив голову на руль и чувствуя, как слезы наворачиваются на мои глаза.

Тревор

По адресу Морган Райли, который был у меня, находился многоквартирный дом в Мира-Меса, одном из районов Сан-Диего. Все, что я знал об этом районе, это название, поэтому спросил мнение у своего приемного брата Шейна во время одного из многочисленных телефонных звонков, которые обрушились на меня во время моей поездки на юг. Это место показалось мне вполне нормальным, что немного успокоило меня.

Мне было по-настоящему некомфортно в больших городах. Казалось, что чем более многолюдным становилось место, тем грубее оно выглядело. Но район Мира-Меса был не так уж плох. Здесь было много торговых центров и баров, и, насколько я видел, люди не жили друг на друге, как в других районах Сан-Диего.

Мой желудок скрутило, когда я подъехал к жилому комплексу чуть позже пяти вечера того же дня. Парковка была забита машинами, потому что люди возвращались домой с работы. Но я, наконец, нашел искомое свободное место в полуквартале от квартиры, на котором смог уместить свой четырехдверный грузовик длинной с милю. Он выделялся, словно белая ворона, на фоне компактных автомобилей, которые заполняли пространство по обе стороны. Я пытался не позволить этому беспокоить меня, стряхивая напряжение в своих пальцах.

Я уже и забыл, каким кошмарным было движение здесь. Даже не представляю себе, как Шейн и Кэтти справлялись с этим дерьмом каждый день. Я бы, наверное, уже сошел с ума, если бы мне пришлось часами стоять в пробках на чертовски раскаленном шоссе, чтобы только добраться до работы.

Морган жила в квартире на втором этаже. Я в последний раз проверил адрес, прежде чем подняться по лестнице. Когда подошел к двери, то услышал музыку, играющую в квартире, и на секунду задумался, какого черта я добровольно ввязался во все это, но все равно заставил себя постучать.

Парень, открывший дверь, явно был военным. И хотя тот не был одет в форму, но у него была такая же стрижка, а по бокам головы и на предплечьях виднелись характерные линии загара, которые всегда появлялись у моих братьев летом из-за униформы.

— Привет, парень, — непринужденно поздоровался он. — Могу я тебе чем-нибудь помочь?

— Я ищу Морган Райли, — произнес я, машинально протягивая ему руку. — Я Тревор Харрис.

Он склонил голову набок, пока оценивал меня, а затем схватил мою руку для быстрого пожатия.

— Меня зовут Линк. Извини, но Морган съехала примерно месяц назад.

— Съехала? — тупо спросил я, едва успев осознать тот факт, что проделал весь этот путь впустую.

— Да, она сейчас в Анахайме.

— Дерьмо. — Я поднял руку и в отчаянии провел ею по голове.

— А почему ты ее ищешь? — поинтересовался Линк, прислонившись к дверному проему.

— Она знала моего брата Генри, — ответил я, прочищая горло. — Он умер не так давно, так что…

— Блин. Это полный отстой. Очень жаль это слышать.

— Да.

— Ну, мне кажется, что где-то здесь у меня есть ее адрес, — сказал он, поворачиваясь, чтобы открыть кухонный ящик рядом с дверью. — Она оставила его на случай, если получу какую-нибудь почту для нее.

Тот с минуту рылся в ящике, потом поднял маленький листок бумаги и помахал им из стороны в сторону.

— А вот и он. У тебя есть ручка?

На какую-то долю секунды я запаниковал, потому что на самом деле у меня не было ручки. А потом понял, что мой телефон лежит в моем чертовом кармане.

Через пять минут я уже шел обратно к своему грузовику, испытывая одновременно облегчение и разочарование оттого, что не столкнулся лицом к лицу с бывшей своего брата. Часть меня была рада, что у меня в запасе еще один день, чтобы подготовить себя к предстоящему знакомству, но другая — разочарована тем, что оно до сих пор не состоялось.

Я набрал Кэтти, выезжая на оживленную автостраду.

— Ну и как все прошло? — спросила она без всяких предисловий. — Она хорошая? Как выглядит дочь Генри? Она собирается позволить нам увидеть ее?

— Сделай вдох, — сухо посоветовал я.