— Мне это не нравится, — сказала Ани, наклонившись вперед и поставив локти на стол. — А что, если она окажется настоящей стервой?
— Тогда я с этим разберусь. Господи, вы двое ведете себя так, будто я собираюсь драться с кракеном.
— По крайней мере, Кейт тоже там, — пробормотала Ани.
— Я еще не говорил ей, что приеду.
— Возможно, я проговорился, — сказал Брам так тихо, что я с трудом расслышал его.
— Серьезно? — раздраженно спросил я, отталкивая тарелку с едой перед собой. — Ребята, вы самые назойливые люди, которых я когда-либо встречал.
— В зеркало лучше посмотри, — парировала Ани.
— Я не вмешиваюсь. Это вы ко мне пришли, — заметил я, вставая, чтобы выбросить еду в мусорное ведро. — Я дал тебе разобраться со своим дерьмом самостоятельно.
— Он прав, — сказал Брам.
— Ох, бу-бу-бу, Тревор, — огрызнулась Ани. — В том городе, куда ты едешь, у тебя есть семья, и они, вероятно, захотят с тобой увидеться. Бедный малыш.
— Я сказал родителям, что останусь там, но планировал снять чертов номер в отеле. Ты же знаешь, что та захочет быть в центре всего этого, — сказал я, имея в виду Кейт. — Она умеет решать проблемы, и то, что я попросил ее держаться подальше от этой цыпочки Морган, сводит ее с ума.
— Так ее зовут Морган? — с любопытством спросила Анита.
— Да.
— А как зовут девочку?
— Понятия не имею, — коротко ответил я. Затем повернулся к раковине и быстро вымыл посуду, а на кухне стало тихо, не считая агуканья Ариэль.
— Пошли, детка, — наконец, произнес Брам, пока я домывал последнюю чашу. — Треву сегодня, наверное, еще кучу дел нужно переделать.
Я не обернулся, когда те встали из-за стола, но замер, когда Ани подошла сзади и обняла меня за талию.
— Я люблю тебя, — сказала она, прижавшись головой к моей спине. — Дай нам знать, когда приедешь завтра в отель, хорошо?
— Конечно, — ответил я, похлопывая ее мокрыми руками.
— Держи нас в курсе, — приказал Брам, когда Анита отпустила меня. — Нам всем хочется знать, что происходит.
Я вздохнул и повернулся.
— Я знаю это. Я дам вам знать, что она скажет.
— Я просто надеюсь, что она позволит нам познакомиться с ними поближе, — сказала Ани, пожимая плечами. — Нам необязательно становиться лучшими подругами, но не могу представить себе, что где-то есть маленькая дочка Генри, а я не знаю, как она себя чувствует.
— Я сделаю все, что в моих силах, — пообещал я, следуя за ними, пока они шли к входной двери.
Ответственность, которую я взвалил на себя, когда настоял на том, чтобы самому поговорить с матерью ребенка Генри, давила мне на плечи. У меня никогда не было проблем с людьми. Обычно я довольно быстро располагал их к себе во время разговора, и хотя мне необязательно были по душе эти люди, но большинству из них я нравился. Я вообще был симпатичным парнем.
Но встреча с этой женщиной будет совсем другой. Ведь я был братом Генри, который явно не хотел иметь ничего общего со своим собственным ребенком и сбежал еще до того, как женщина родила. И не знал, платил ли Генри алименты на ребенка или нет, но действительно надеялся, что он делал хотя бы это.
Была большая вероятность, что Морган Райли не захочет иметь ничего общего ни со мной, ни с нашей семьей. К сожалению, если бы так и случилось, то я не смог бы действительно винить ее за это. Генри поимел ее по-крупному, и если бы я был на ее месте, то тоже не знал бы, захочу ли иметь что-то общее с семьей, которая вырастила такого мужчину.
Я запер входную дверь и, походу выключая свет, направился в свою комнату. Мне по-прежнему нужно было упаковать свою сумку и хотелось хорошенько выспаться.
Моя комната была чертовски унылой, как и весь остальной дом. В центре комнаты стояла милая двуспальная кровать, на которую я разорился, но остальная моя мебель была простой и разномастной, которая досталась мне от разных членов моей семьи. Я потратил много денег на строительство своего дома, сделав его именно таким, как мне хотелось, но никогда не заботился о том, чтобы украсить его. Потому что всегда считал, что, когда я женюсь, моя жена оформит дом, как ей нравится.
Но теперь, когда мне перевалило за тридцать, начал сомневаться, что вся эта история с женой когда-нибудь случится. Конечно, я встречался со многими женщинами, но не встретил ни одной, с которой хотел бы провести больше нескольких месяцев. Поначалу все выглядело многообещающе, но неизбежно я начинал сомневаться, была ли она той самой, кого бы мне хотелось видеть каждый день до конца своей жизни, и ответ всегда был отрицательным. Потом обычно обрывал все связи, когда осознавал это. Четыре месяца, по-видимому, были заколдованными для меня.
Вытащив из шкафа сумку, я мельком взглянул на коробку с вещами Генри, которую мне передали родители. Некоторые из них были памятными вещицами из нашего детства, а остальные — вещи, которые морские пехотинцы прислали домой из его казармы. Я еще не успел ее открыть, и уж точно не собирался делать это сегодня вечером.
Боже, как же мне не хватало моего брата. Генри был той еще занозой в заднице — эгоистичный, себялюбивый и уверенный в себе как никто другой, но он также был самым милым и забавным ребенком, которого я когда-либо встречал. До сих пор помню, когда тот появился у нас. Он был самым маленьким, которого когда-либо воспитывали мои родители. Мои мама и папа всегда выбирали самые тяжелые случаи, а старшие дети никому не нужны, но по какой-то причине они согласились взять Генри, хотя он полностью перевернул их жизнь, к чему они не привыкли. Забота о двухлетнем ребенке сильно отличалась от заботы о более взрослом, но они быстро это приняли.
Поначалу я с недоверием относился к крохотному белокурому пареньку. Все боялся, что споткнусь об него, или случайно оставлю свой новый перочинный ножик где-нибудь, где тот сможет его найти, или он подавится чем-нибудь и умрет, пока я должен буду присматривать за ним. Однако не смог долго сохранять дистанцию. Просто тот был таким чертовски милым. Его стрижка была какой-то нелепой формой маллета (прим. пер.: Маллет — вид стрижки 80-х — прическа с длинными волосами сзади и заметно короче спереди и по бокам), и у него отсутствовал один из передних зубов, потому что кто-то выбил его, но у паренька была самая широкая улыбка, которую я когда-либо видел, и он тараторил со скоростью света на языке, которого никто не понимал. Долгое время я думал, что тот говорит по-русски или каком-то подобном языке, но когда стал постарше, мама рассмеялась и заверила меня, что все, что он говорил в первые месяцы своего пребывания у нас, было полной тарабарщиной.
Прошло меньше двух лет перед тем, как Генри стал постоянным членом нашей семьи. И к тому времени, как тот пошел в детский сад, его фамилия стала Харрис, как и моя. И, как и у меня, у него был рюкзак с изображением Железного Человека и пара высоких кроссовок, которые мои родители едва могли себе позволить, и по бокам его шикарных светлых волос были выбриты такие же линии. Не имело значения, насколько мы отличались друг от друга; но мой младший братишка хотел быть мини-версией меня в течение первых нескольких лет начальной школы.
Я стиснул зубы и покачал головой, стараясь не обращать внимания на воспоминания, из-за которых нестерпимо хотелось лечь на кровать и тупо пялиться в потолок. Но я и так уже достаточно натворил. Первые несколько недель после смерти Генри я почти не чувствовал себя способным действовать. Мой брат уже много лет служил в морской пехоте, но, по крайней мере, я знал, что тот где-то в этом мире смеется и использует дрянные способы подката, правда которые всегда срабатывали, потому что этот осел был чертовски хорош собой. Знал, что он просто на расстоянии телефонного звонка или полета на самолете. Как только тот ушел, внутри меня словно открылась гигантская дыра, и она высасывала воздух из моих легких до тех пор, пока я уже не мог дышать без боли. Потеря Генри вызвала физическую боль в моей груди, которая была настолько сильной, что я пошел к врачу, чтобы проверить ее.
Я не мог снова провалиться в это дерьмо. Ночи, когда я пил до потери сознания, и дни похмелья в довершение всех моих страданий остались давно позади. Как и должно было быть. Потому что был взрослым человеком с ответственностью и родителями, которые уже потеряли одного сына. И не мог позволить себе роскошь упиваться собственным горем, хотя иногда мне этого безумно хотелось. Черт возьми, я почти каждый день подумывал о том, чтобы сказаться больным и начать день с бутылки виски, но не стал этого делать.
Я считал потерю брата худшей вещью, которая когда-либо случалась со мной. Хотя, в отличие от Генри, помнил свою биологическую мать и многочисленные паршивые приемные семьи, в которые меня помещали до того, как родители забрали меня. А еще очень хорошо помнил, как в восемь лет меня забрали у Харрисов на целый месяц из-за какой-то бюрократической ерунды. Тот момент, когда социальный работник вывел меня за дверь, был одним из самых страшных и худших моментов в моей жизни. Но все это бледнело по сравнению с потерей моего младшего брата. Я прошел бы через все, пережил бы все, если бы мог быть избавлен от этой потери.
Морган
Я не собиралась лгать — у меня были проблемы. Честно говоря, среди моих знакомых одиноких мам было мало тех, у которых не было бы проблем хоть на каком-то уровне. Даже те, у кого было много денег, чтобы тратить их, и хорошо ведущие себя дети, которые никогда не писали на стенах, как та, из-за которой мне сейчас пришлось убираться перед работой, боролись с ними. Это был простой жизненный факт. Вырастить ребенка в одиночку было непростой задачей. А когда к этому добавлялись финансовые трудности в обеспечении другого человека, который еще даже не может самостоятельно подтирать свою собственную попку и должен быть под наблюдением двадцать четыре часа в сутки, борьба становится очень реальной.
Я вовсе не жаловалась. Правда. Жизнь — это то, что ты из нее делаешь. Я выучила этот урок еще в молодости. Но иногда мне просто хотелось сесть на задницу и не беспокоиться о следующем счете, который нужно оплатить. Или, в данном случае, о том, как собиралась оттереть карандашный рисунок со стен квартиры, в которой снимала комнату, за малую толику того, что, как я знала, она на самом деле стоила. С тех пор как мы переехали сюда, я изо всех сил старалась ничего не испортить, что было почти невозможно с таким активным двухлетним ребенком. Я знала, что мой друг Макс делал нам огромное одолжение, позволяя жить с ним и присматривать за квартирой, пока тот ездит на работу, и мне не хотелось, чтобы он пожалел об этом. Честно говоря, если бы он передумал, мы бы уже были по уши в дерьме.
