— Я не согласна. Командир может больше.

Шмель шумно вздыхает и запрокидывает голову, разминая рукой шею.

— Что ж ты дура-то какая! Если Командир за тебя впряжется, то ты будешь числиться его подстилкой. И по каждому неудобному для верхушки случаю они будут с тобой работать, чтобы прогнуть Командира. На полковник плюнет и отвернётся, потому что ты ему никто, и звать тебя никак. А вот верхушка подумает, что он блефует, и пойдёт с тобой на жёсткие меры. А мудаки-исполнители, когда им дают команду «Фас!», при виде женщины на ум приходит не мордобой и угрозы, а нечто другое. Догадываешься, о чём я? Всё ещё хочешь в «элиту»?

Чураева над словами Шмеля задумалась. Что-то в её черепушке зашевелилось. Может сквозняк пыль поднял. А может и правда нейронная связь активировалась, когда замаячила полная задница.

— Ты можешь, конечно, остаться здесь. — Показательно окинул взглядом кабинет Шмель.

— Нет! — Резко и быстро прозвучал ответ.

Видимо новогодние каникулы у Дины прошли «весело». Поняла кошка, в чьи тапки нагадила. Это ей будет уроком.

— Вот это, — Шмель постучал пальцем по заявлению о переводе, — твой трамплин. Покажешь себя с хорошей стороны, продвинешься выше. Накосячишь, как тут, утонешь. Выбор за тобой.

— Если я не заберу заявление, то потонешь ты. Так что в твоих же интересах постараться мне угодить, Шмель. — Зло шипит Дина.

А майор лишь зло улыбается. У него-то как раз каникулы прошли шикарно. Он такой дозу «успокоительного» получил, что сейчас ему всё фиолетово. С любым психом готов вести диалоги бесконечно… до конца рабочей смены.

— Если ты не заберёшь заявление, то я напишу своё, где пожалуюсь на шантаж и взлом моей личной информации сотрудницей Чураевой. И вся история тогда повернётся другой стороной. И инициатором будешь ты, а пострадавшей стороной — я.

— Это ложь! — От злости и безысходности у Дины начала подрагивать верхняя губа.

Похоже, это был единственный девственно-натуральный участок на её лице. Потому что вся остальная мимика после операций и постоянных «уколов красоты», просто исчезла. Она всё чаще напоминала Шмелю восковую куклу. Лицо умерло. Превратилось в маску с одним выражением, с одной эмоцией.

— Так и твоё заявление, Диночка, тоже выдумка. Вот только я и всё, что со мной связано, под грифом секретности, и шумиха со мной быстро уляжется, не выйдя за пределы нашего подразделения. А вот ты не отмоешься от этой истории. И в органах тебе больше не работать. Поэтому думай, Дина. Думай и принимай правильное решение. Здесь ребята тебе уже показали, что тебя ждёт.

Дина со злостью сгребает бумаги со стола и выскакивает из кабинета, как ужаленная в пятую точку пчелой… точнее шмелём.

Майор лишь улыбается.

Каждому по его вере…

Но как только в кабинет возвращаются Дым и Тихий, Шмель отбрасывает все мысли о Чураевой прочь, вспоминая, что ещё не все видео показал друзьям.

Тихий заваривает себе растворимый кофе. Достаёт из стола конфету. С наслаждением кладёт её в рот и отпивает крепкий напиток.

В это время Шмель подходит к его столу, подзывает Дыма и включает ещё одно видео с его маленькой девочкой.

Шмель сам лично заснял этот разговор деда и правнучки. Случайно получилось. Хотел ёлку сфоткать, но нажал не туда.

— У тебя жених-то в садике есть? — Спрашивает ревниво старик.

— Нет. — Отрицательно вертит головой малая. — Там все маленькие. А мне нужен такой, как папа. Я уже всё решила. Я за Тихого замуж выйду.

— Это кто?

— Папин друг по работе.

— Так может у него девушка есть? — С иронией спрашивает дед.

— Ну и пусть. Она состарится скоро.

Тихий давится кофе. Теперь уже во всё горло ржёт Дым.

— Да-а, Тихий. — Троллит его Дым. — Ну ты и влип. Шмель тебя на домашнюю лапшу порежет, если что. Так что ты осторожнее. По тёмным переулкам один не ходи.

В семье Шмеля нет места разделению на женские и мужские обязанности. Он готов взяться за любое поручение. Научился готовить самые вкусные каши, клеить поделки, играть в принцессу и её верного единорога, рассекая на четвереньках по дому, сочинять сказки, печь кексы, заплетать колосок.

Уле оставалось лишь умиляться и благодарить всевышнего, который помог им найтись в этом огромном мире дважды. Каждый раз, когда она оказывалась поблизости с церковью, она обязательно заходила в неё и ставила свечку, шепча одно и то же слово «Спасибо».

В их квартире царила атмосфера счастья и нескончаемого веселья. Их не смущала теснота. Они так долго шли друг к другу, что готовы были ютиться, где угодно, главное все вместе. Втроём.

А через полгода их будет уже четверо…

Шмеля, каждый раз при виде появляющегося животика жены, распирает от душераздирающей нежности. Более сумасшедшего и беспокоящегося папашки найти трудно.

С тех пор как Уля узнала о своей беременности, её утро начинается одинаково с поглаживающих, местами щекочущих прикосновений к животу и поцелуев. Шмель всё время что-то нашёптывает развивающемуся плоду внутри жены. А потом прикладывается ухом и слушает-слушает-слушает… словно морскую ракушку, замирая на эти минуты и растворяясь в моменте.

От вида мужчины у её ног Уля не может сдержать слёз. Он такой трогательный в эти мгновения. Он заворачивает её и Ясю в свою любовь словно в кокон. Ласково, заботливо и нежно. Напитывая истосковавшуюся душу. Залечивая старые шрамы. Стирая неприятные воспоминания.

Сегодня Шмель остался с Ясей дома. Девочка подхватила в садике леопардовую болезнь — ветрянку.

У Яси держится температура. Сыпь с каждым днём всё сильнее распространяется по телу. Предыдущие три дня с девочкой помогала Уля, хоть Шмель и старался оттеснить её от болеющего ребёнка. Доводы об уже перенесённой в детстве болезни мужчина не слушал. Он сам замазывал каждое новое красное пятно зелёнкой, вставал по ночам, чтобы проверить температуру.

Но сегодня Ульяну срочно вызвали на работу на заключение очередного контракта. Она ни в какую не согласилась стать домохозяйкой или перейти на удалёнку. После стольких лет, рассчитывая только на себя, ей страшно потерять стабильность. А каждый беззаботный день рядом с мужем кажется сном.

— Иди ко мне. Давай я посмотрю, нет ли новых высыпаний. — Подзывает к себе дочку Шмель.

Яся из-за жуткого зуда капризничает. Устраивает истерики на пустом месте.

Шмель достаёт бутылочку с зелёнкой с верхней полки. Откручивает крышку, вынимает резиновую пробку. Достаёт ватную палочку, и макнув в зелёную жидкость начинает замазывать новые красные точки на маленьком тельце.

Яся корчит смешные рожицы. Хнычет, и всячески пытается сбежать.

Стоять на одном месте для малышки пытка. Она и так пролежала несколько дней с температурой. Хочется играть. А тут снова стой и терпи эти художества на теле.

От нетерпения девочка постукивает ножкой, раздражённо глядя на отца.

Как удаётся во всей этой ситуации сохранять самообладание, Шмель не знает. Но за терпение он бы дал себе медаль.

От капризов дочери Шмеля спасает телефонный звонок. С работы. Ура!

— Иди поиграй пока. Перерыв. — Отправляет Шмель дочку поиграть, а сам отходит к окошку, чтобы поговорить.

— Шмель, ты когда выйдешь? — Спрашивает Тихий. — Нам нужны твои мозги.

— Своих вам уже не хватает? — Стебает его Шмель.