— Не будь таким драматичным. Ты знаешь, что я имею в виду, и кто он такой.
— Ты наблюдаешь за воротилой криминального синдиката? — потребовал он.
И вот он, моя взбешённая, гиперопекающая-без-причины соседская заноза в заднице.
— Я не спрашиваю разрешения, Нэш.
— Хорошо. Потому что я совершенно точно его не дал бы, — сказал он.
— Ты невероятно раздражаешь, и я хочу сойти с этих качелей.
— Убеди меня, что это хорошая идея.
— Я не обязана. Это моя работа. Моя жизнь, — настаивала я.
— Ладно. Тогда я приеду с сиренами и мигалками.
— Иисусе, Нэш. Да я провожу тренинги по стратегиям наблюдения. Я чертовски хороша в этом. Мне не нужно оправдывать свою работу перед тобой.
— Это опасно, — парировал он.
— Надо ли мне напоминать, что это тебя подстрелили на работе?
На линии раздался какой-то звук.
— Ты только что зарычал на меня?
— Чёрт, — буркнул он. — Не знаю. Каждый день с тобой — это новый сюрприз бл*дь.
Я самую чуточку сжалилась над ним.
— Слушай, учитывая то, какую жару федералы устроили, наблюдая за активностью Энтони Хьюго, никто ничего не делает. Я уже несколько дней следила за этими двумя ребятами. Они только едят, занимаются сексом с женщинами, которым лучше с ними не связываться, и ходят в спортзал. Может, заглядывают в стрипклуб. Я не пытаюсь засечь их за совершением преступления. Мне всего лишь нужно, чтобы они привели меня к их месту заначки. Даже если Дункан давно смотался, машина до сих пор может быть там.
— Я всё ещё не могу поверить, что ты делаешь это из-за чёртовой машины.
— Это не просто какая-то чёртова машина. Это кабриолет Porsche 356, 1948 года выпуска.
— Ладно. Всё это ради маленькой старой машины.
— Эта маленькая старая машина стоит более полумиллиона баксов. И как всё остальное, что мы страхуем, денежная стоимость — это одно. А вот сентиментальная ценность — это совершенно другое. Эта машина — часть семейной истории. Последние три поколения женились и уезжали в этой машине. В багажнике лежит прах их дедушки.
— Чёрт. Ладно. Проклятье. Я хочу, чтобы ты докладывалась мне каждые полчаса. Если опоздаешь хоть на минуту, я сам приеду и так быстро испорчу тебе прикрытие, что аж голова закружится.
— Я не обязана соглашаться на всё это, — заметила я. — Ты продолжаешь вести себя так, будто мы состоим в каких-то отношениях, хотя это явно не так.
— Детка, мы с тобой оба знаем, что между нами что-то есть, даже если ты слишком боишься это признать.
— Боюсь? Это я-то боюсь?
— Думаю, из-за меня ты трясёшься в своих секси-туфлях на высоких каблуках.
Он не ошибался, и это лишь взбесило меня ещё сильнее.
— Ага. Трясусь от ярости. Спасибо, что заставил меня пожалеть об ответе на звонок.
— Я хочу получать сообщение каждые тридцать минут.
— Что я получу из этой сделки?
— Я просмотрю все файлы с места преступления на складе. Посмотрю, не приведёт ли что-нибудь к твоей чёртовой машине.
— Правда?
— Да, правда. То, что удастся найти, отдам тебе сегодня за ужином.
Мы как будто застряли в одном танце. Два шага вперёд, два шага назад. Притянуться друг к другу. Выбеситься. И начать всё с начала. Рано или поздно кто-то из нас должен оборвать танец.
— Мне не нравится, что ты думаешь, будто я не могу справиться со своей работой.
— Ангел, я знаю, что ты чертовски хороша в своей работе. Я знаю, что ты лучше большинства можешь постоять за себя. Но в итоге кто-то проберётся за твои защиты. И в твоей сфере работы последствия будут чертовски серьёзными.
Он говорил по личному опыту.
— Мне пора.
— Каждые тридцать минут. Ужин сегодня вечером, — сказал он.
— Ладно. Но лучше бы ты принёс мне что-то полезное, и лучше бы еда была вкусной.
