Я смутно припоминала толпы девочек-подростков, плакавших, затем смеявшихся в моей больничной палате, а потом и в моей спальне. Но эти толпы становились всё меньше и меньше, пока визиты не прекратились.
— Знаешь, что? Это неважно. Это было давным-давно.
— Вина на мне. Подростковая версия меня ожидала, что ты сразу вернёшься в норму, — призналась Энджи.
Но нормальность оставалась для меня недоступной. Даже через много лет.
— Я вроде как тоже ожидала этого, — призналась я.
— Вместо ожидаемой мной «нормальности» ты погрузилась в весьма тёмное состояние. И теперь, после Остина, я это понимаю. Но тогда не понимала. И остальные девочки тоже не понимали. И поскольку мы не понимали, мы позволили тебе оттолкнуть нас.
Всплыло другое воспоминание. Энджи и наша подруга Синди лежали на моей кровати, листали журналы и обсуждали, какое декольте будет слишком вызывающим для школьных танцев. А я сидела на окне с повязками на груди и знала, что не только не смогу позволить себе декольте, но и вообще не пойду на танцы.
Вместо этого мне предстояло ехать в другой город для визита к специалисту.
Хуже того, никто вообще не пригласил меня на танцы.
«Боже, и это всё, что вас волнует, идиотки? — рявкнула я на них. — Свиданки и клейкая лента для сисек? Вы понимаете, какие вы поверхностные?»
Я вздрогнула от этого давно подавленного воспоминания.
Я чувствовала себя брошенной, но не принимала ответственность за ту роль, что сыграла я сама. Я практически выселила друзей из своей жизни.
— Что случилось с Остином? — спросила я.
— Лейкемия, — ответила она. — Ему было четыре. Теперь ему семь, всё ещё получает поддерживающую химиотерапию. Но этот ребенок изумителен, если не считать того, что он засранец с близнецами. У меня случился момент прозрения во время игры с другими детьми, которую мы навязали Остину. Мы с мужем старались создать как можно больше «нормальности».
— Мои родители пошли противоположным путём, — сухо отозвалась я.
— Я помню. Твоя бедная мама заглядывала в спальню каждые пятнадцать минут, пока мы были там. Тогда я подумала, что она перебарщивает с опекой. Но теперь? — она шумно выдохнула. — Я не знаю, как ей удавалось сдерживать себя. Я думала, мы потеряем его. А твоя мама действительно потеряла тебя на несколько минут.
— Ну, я рада, что твой сын справляется лучше, — сказала я, чувствуя сразу несколько сортов неловкости.
— С помощью его друзей. Он и его два лучших друга бросали камушки в ручей. Остина что-то расстроило, и он закатил знатную истерику. Обзывал их. Сказал им, что больше не хочет с ними играть. И знаешь, что они сделали?
— Начали кидаться камнями друг в друга?
Энджи улыбнулась и покачала головой. Её глаза заблестели.
— Эти маленькие балбесики обняли его, — слезинка скатилась по её щеке. Энджи поспешно вытерла её. — Они сказали ему, что ничего страшного, если ему сегодня плохо, и что они будут его друзьями, как бы плохо ему ни было.
Я ощутила пощипывание в глазах.
— Ну блин.
— Уф. Вот именно, да? Можно подумать, что маленькие мальчики не могут быть более эмоционально зрелыми, чем девочки-подростки, но так и было, — Энджи стёрла очередную слезинку. — Так вот, это стало поворотным моментом для Остина. Он перестал так противиться процедурам. Его истерики стали более редкими. И он снова начал наслаждаться «нормальностью». Тогда я поняла, как сильно мы облажались с тем поворотным моментом для тебя. Мы не настояли. Мы не приняли плохое, и мы не оказались достаточно терпеливыми, чтобы дождаться, когда вернётся хорошее. И об этом я очень сожалею. То, что случилось с тобой, было несправедливо, и мы плохо с этим справились. Но благодаря тебе, я смогла стать более хорошей мамой для моего сына, когда он нуждался во мне сильнее всего.
Я не могла моргать, потому что если я моргну, то слёзы потекут и размажут мою идеально нанесённую подводку.
— Вау, — выдавила я.
Энджи выудила кучу салфеток из своей мамской сумки.
— Вот, — она протянула мне половину.
— Спасибо, — я приняла салфетки и промокнула глаза.
— Что ж, я не ожидала этого разговора сегодня, — сказала она, всхлипнув и усмехнувшись.
— Я тоже, — я высморкалась и отпила вина.
К нам подошёл привлекательный парень в бейсболке.
— Эй, детка, мальчишки развели меня на то... о, чёрт, — он посмотрел на Энджи, затем на меня, потом обратно на Энджи. — Это та ситуация, когда «мне-нужен-алкоголь-и-обнимашки-немедленно», или это ситуация, которую можно исправить пирожным муравейник?
Энджи рассмеялась сквозь слёзы.
— Определённо пирожное муравейник.
— Сейчас всё будет, — сказал он, показывая на неё обеими руками. — Я тебя люблю. Ты прекрасна. И нам с мальчиками очень повезло с тобой.
— И побольше сахарной пудры сверху, — крикнула ему вслед Энджи, затем повернулась ко мне. — Это был мой муж. Он весьма суперский.
— Я догадалась.
— Можно мне теперь тебя обнять? Или, точнее, можешь ты меня обнять? — спросила она.
Я поколебалась на кратчайшую долю секунды, затем решила:
