— Я понял.
Выдыхаю, отбрасываю книгу в сторону и встаю медленно и осторожно.
— Ты действительно должен заставить меня поработать.
Его плечи напрягаются, когда подхожу ближе, и я замечаю, что мужчина вообще перестал двигаться.
Я устраиваюсь рядом с ним и наклоняю голову, чтобы увидеть его лицо.
— Я причиняю тебе неудобства?
— Да, — выдыхает он.
— Ох. — Я делаю шаг назад. — Потому что я не мылась неделю и жутко пахну?
Уголок его рта под бородой подергивается.
— Нет.
Я вздыхаю.
— Не могу дождаться, когда приму горячий душ. Ванна была бы мечтой, но в моей дрянной квартире есть только крошечный душ. Едва ли хватает места, чтобы побрить ноги. Еще одна вещь, которую мне не терпится сделать, когда вернусь.
— Ты можешь искупаться. — Он указывает на крючок на стене, на котором висят полоски махровой ткани. — Теплая вода, мыло, только держи раны сухими.
Должно быть, именно так ему удается оставаться пахнущим сосной и землей.
— Я попробую.
Его мышцы расслабляются, и он возвращается к зачерпыванию чего-то похожего на сублимированные овощи и специи в кастрюлю с рисом.
— Спасибо, что постирал мою одежду. — Я подношу ткань рубашки к носу и вдыхаю легкий травяной аромат, как будто он стирал ее чайными листьями. — И спасибо за нижнее белье. Мне как-то не по себе без него.
Я целенаправленно пытаюсь добиться от него реакции?
Да.
Упоминание моего нижнего белья действует как заклинание?
Тоже да.
Над линией волос на его щеках загорелая кожа краснеет и смягчает грубость его лица. Александр действительно очарователен в нетрадиционном смысле.
— После того, как поставишь кастрюлю, покажешь мне, как стирать одежду? Это самое меньшее, что я могу сделать.
В типичной для Гризли форме он отворачивается от меня и без ответа ставит кастрюлю на дровяную плиту.
Я узнала, что мужчина больше делает, чем болтает. Он берет другую кастрюлю, на этот раз гораздо больше, чем та, в которой готовится ужин, и наполовину наполняет её водой. Ставит ее на плиту, а затем достает с полки банку, наполненную белым веществом. Я полагаю, какой-то порошок.
Гризли садится за свой маленький столик перед ящиком с приманками и открывает крышку. Я жду, что мужчина вытащит что-нибудь и начнет работать, но он не двигается.
— Ты все это сделал?
— Нет.
— Какие из них сделал ты? — Я подхожу ближе к столу и смотрю, как его плечи сгибаются, точно так же, как тогда, когда я стояла рядом с ним раньше.
Когда Гризли не отвечает, я решаю устроиться поудобнее и подождать. Поворачиваюсь к нему, опираюсь бедром в стол в нескольких дюймах от его предплечья. Я не хочу намеренно раздвигать его границы, но если мы планируем жить гармонично вместе, как бы долго мы здесь, ни находились, тогда мы должны перестать ходить друг вокруг друга на цыпочках и создать что-то вроде дружбы.
Двигаюсь, чтобы взять одну из пушистых приманок, а затем вспоминаю, как он сердился, когда я прикасаюсь к его вещам. Я провожу пальцем по ней.
— Можно мне?
Гризли наклоняет голову, и мускул на его щеке дергается.
— Да.
— Ты это сделал… Ой! — Я бросаю штуковину обратно в коробку, и на моей коже появляется капля крови.
— Они кусаются.
Я чуть не падаю в шоке, когда поднимаю глаза и вижу, как уголок бородатого рта Гризли приподнимается в полуулыбке.
— Будь я проклята. У тебя действительно есть чувство юмора!
Мужчина опускает подбородок, и эта полуулыбка пробивается на другую сторону его рта.
Я хватаюсь за грудь, потому что контраст его напряженных глубоко посаженных глаз и полных улыбающихся губ — это такая красота, от которой у меня перехватывает дыхание.