— Да. Это тебя удивляет? — Мы переворачиваем карты, и она забирает выигрыш.
Немного, но я не говорю ей об этом, потому что думаю, что ее оскорбит, если узнает, что я считаю её слишком незрелой и простой, чтобы любить что-то столь сложное, как джаз.
— Я играла на саксофоне в средней школе. Это была бесплатная программа после школы, и все, что я научилась играть это «Old MacDonald Had a Farm», но мне нравилось звучание. — Она вздыхает и смотрит куда-то вдаль. — Тонко и проникновенно. Я могу слушать Джона Колтрейна и Чарли Паркера весь день. Было бы неплохо, если бы в этом месте была музыка, — говорит она и оглядывается вокруг, как будто внезапно может появиться проигрыватель. Ее спина напрягается, когда она смотрит в окно. — Я вижу голубое небо! — Женщина вскакивает со стула и подходит ближе к окну. — Снег не идет. — Ее голова резко поворачивается ко мне. — Мы можем порыбачить!
— Спасибо, черт возьми, — бормочу я себе под нос и бросаю остальные карты на стол.
По крайней мере, пока мы ловим рыбу, я могу сказать ей, чтобы она вела себя тихо, чтобы не спугнуть наш ужин. По крайней мере, свежий воздух будет хорошим детоксикатором для моей нервной системы.
Находясь в тесном контакте с этой женщиной, наблюдая, как она передвигается по пространству, одетая только в обтягивающие термальные штаны и топ, я испытываю себя во всех отношениях. Мои мышцы остаются в постоянном напряжении и покалывании, мой живот постоянно сжат, а кожа слишком натянута.
Единственное время, когда я чувствую хоть какое-то облегчение — это когда ложусь спать, но когда закрываю глаза, мои мысли разбегаются и напоминают мне, что в глубине души я всего лишь мужчина. Я провел в этой хижине несколько месяцев и никогда не испытывал такого беспокойства, как в последние несколько дней. Вся причина моего приезда сюда заключается в том, чтобы расслабиться, зарядиться энергией и избежать ответственности за свою повседневную жизнь. И когда возвращаюсь, я всегда чувствую себя лучше, менее взволнованным, более приятным. Эта хижина спасала меня больше раз, чем я могу сосчитать.
В этот раз боюсь, что это может погубить меня.
Джордан надевает спортивные штаны и фланель, которые после того, как я показал ей, как их стирать, она объявила своими. Стараясь не слишком задумываться о том, что она завладела моими вещами, надеваю куртку, хватаю две удочки и снасти.
Женщина встречает меня в дверях с сияющей улыбкой, которая исчезает, как только она видит мое лицо.
— Ого. Почему такая кислая киска?
В одно мгновение все напряжение в моем теле перенаправляется на мое лицо в попытке удержаться от улыбки. Тщетное усилие, когда я чувствую, как мое безразличие трескается.
— Что? — спрашивает она.
Потираю усы и бороду и массирую мышцы щек.
— Что?
Прочищаю горло.
— Ничего.
Женщина наклоняет голову.
— Это явно что-то. Просто скажи мне.
— Термин — кислая мина5.
Она хмурится.
— Именно это я и сказала.
— Нет. — Я чешу челюсть. — Ты сказала «кислая киска».
— Знаю. — Медленная улыбка расплывается на ее лице, и Джордан пожимает плечами. — Просто хотела посмотреть, смогу ли заставить тебя сказать «киска».
— Почему?
— Потому что тебе нравится поправлять меня, когда я ошибаюсь. Потому что ты выглядел несчастным. — Она кивает головой в сторону моего рта. — И, может быть, потому, что мне нравится твоя улыбка.
Я не улыбаюсь... черт… Я улыбаюсь.
Тут же стираю улыбку и тянусь к двери.
— Пойдем, пока снова не пошел снег.
— Может, мне стоит начать называть тебя Ворчуном, а не Гризли, — говорит она, проходя мимо меня в дверь.
Мои братья — единственные люди, которым сходит с рук дразнить меня, и даже они знают, что это рискованно. Эта женщина ничего не знает о мужчине, с которым живет. Понятия не имеет о том, что я сделал и на что способен. Ее бесстрашие — освежающе, но рискованно. Чем скорее я верну ее в ее мир, где ей самое место, тем лучше будет для нас обоих.
Иду впереди по глубокому снегу, чтобы расчистить путь, а она неторопливо идет следом. Теперь, когда у нее было несколько недель, чтобы залечить раны, женщина двигается намного лучше. Она может быть готова отправиться в поход отсюда через неделю.
— Как красиво, — говорит Джордан, когда мы приближаемся к озеру. — Не могу поверить, что это было здесь все это время. — Ее дыхание превращается в белые облака из ее приоткрытых губ, когда она смотрит на озеро, окруженное деревьями.
Я убираю снег с причала, чтобы освободить место для нас, но при этом держусь на безопасном расстоянии от воды. Скользкий лед, ледяная вода и все еще заживающие сломанные кости — плохая комбинация для тех, кто изо всех сил пытается удержаться на ногах, просто шагая.
Женщина, кажется, впечатлена пейзажем, а это значит, что я готовлю наши удочки в тишине. Видя, что она все еще держит руку приклеенной к ребрам для защиты, я готовлю для нее удочку и вкладываю в ее здоровую руку.
— Наматывай медленно. Почувствуешь рывок, дерни назад. Сможешь с этим справиться?
— Да. — Она закатывает глаза.
С воды дует прохладный ветерок, а облака все еще достаточно плотные, чтобы заслонить солнце. Я забрасываю удочку, и нежный плеск воды о берег успокаивает мое сердце.
— Что мне делать после того, как я намотаю?
Ее голос разрывает мой мирный пузырь, и я смотрю на женщину, чтобы увидеть, как она пытается забросить.
— Мне просто… — Она неуклюже перемещает удочку в сторону.
— Я достану. — Я начинаю наматывать приманку.
— Сама смогу это сделать. — Женщина отводит здоровую руку назад и выбрасывает ее вперед с большей силой, чем я думал, она способна. — Вот дерьмо! — Удочка летит вперед и плюхается в воду.
— Ты, должно быть, шутишь, — бормочу я себе под нос и качаю головой.
Ее рука взлетает ко рту.
— Ой, мне так жаль! — Джордан смотрит в сторону озера, словно ожидая, что удочка останется плавать на поверхности. — Я не знаю, как это получилось. Я пыталась сделать то же, что и ты. — Она убирает руку с лица, выглядя побежденной. — Я куплю тебе новую.
Я возвращаюсь к своей удочке, надеясь вытащить что-нибудь на ужин. Бросаю и наматываю, находя хороший ритм, но на этот раз мое внимание разделено, пока я наблюдаю за женщиной, которая пинает и топчет снег на причале.
— Не упади.
— Постараюсь. — Она перестает двигаться и наблюдает за мной пару минут. — Могу я попробовать...
— Нет.
