Так как я не сопротивлялся, сразу ножи они не достали и подошли вплотную. Я суетливо достал сверток. Из-за нервозности он выпал на землю и грабители невольно все на него посмотрели. Этим-то я и воспользовался. Оттолкнув ближайшего врага, я бросился бежать. Толчок оказался достаточно сильным, чтобы опрокинуть врага, а дальше уже никто не смог меня остановить. Выбежав на улицу, через два десятка метров я остановился. В спину неслись проклятия и угрозы, но тут в переулок с обеих сторон вбежала милиция. К ним ходил не я и даже не отец, а знакомый мне еще с завода Иван. Милиционеры переоделись в гражданскую одежду, чтобы не спугнуть грабителей, и пришли на место заранее. По заранее придуманному плану, который я удачно реализовал, моей задачей было просто покинуть переулок, оставив грабителей ни с чем. Сверток был с резаной бумагой.
Скрутили нападавших быстро, а когда сняли с них платки, в одном из грабителей я опознал Игната Уварова — своего однокурсника.
— Конец тебе, комсомолец, — процедил говорливый, когда его уводили мимо меня. — Я же выйду, тебе тогда не жить!
— Рот закрой, — ударил его по ребрам милиционер.
Бандит хекнул и с ненавистью посмотрел в мою сторону.
— Все они такие говорливые, — подошел ко мне старший милиционер. — Но бояться их не стоит. Гонору много, а как в рыло дашь — так и поплывет, паршивец.
— Спасибо за помощь, — пожал я ему руку.
Меня все же потряхивало от адреналина. Не знаю, исполнит ли свои угрозы говорливый, но я уж точно не хотел бы с ним встречаться.
Этот случай навел меня на мысли о том, что нужно бы найти какие курсы самообороны. И такие курсы в Москве были. Московское пролетарское спортивное общество «Динамо» под руководством Виктора Афанасьевича Спиридонова. Изначально оно было создано для подготовки сотрудников спецслужб страны и милиции в 1923 году, но сейчас имело множество секций и было доступно и для остальных граждан. Снова ощущать себя беспомощным не хотелось категорически.
К счастью больше подобных происшествий не было.
Майский праздник прошел как обычно, но вот 18 числа Сталин вновь громко заявил о себе. Было обнародовано «Дело об экономической контрреволюции в Донбассе», которое продлилось аж до шестого июня. Изначально следствие началось еще в 1927 году, а в мае придано широкой огласке. Пятьдесят три руководителя и специалиста из угольной промышленности, входившие даже в высший совет народного хозяйства, обвинялись во вредительстве и саботаже. Изначально. Но вскоре им приписали создание подпольной контрреволюционной организации, и процесс из чисто судебного сразу стал политическим. Среди арестованных оказались даже граждане Германии, из-за чего разразился дипломатический скандал.
Если верить тому, что писали в газетах, германские подданные, которые должны были заниматься пуско-наладкой в шахтах закупленных СССР турбин и иного оборудования, помимо прочего вели шпионскую и подрывную деятельность. Из-за чего срывались сроки работ и даже были жертвы среди рабочих. Дело вело ОГПУ под контролем Политбюро СССР. Следствием международного скандала стал отказ Германии выдавать СССР кредит. А вот внутри страны это стало первым «звоночком» к сворачиванию НЭПа и перехода к коллективизации.
Июнь — август 1928 года
Несмотря на дипломатический кризис с Германией, сотрудничество со странами Запада продолжалось, особенно на «бытовом» уровне. В качестве самого яркого примера можно привести помощь в спасении потерпевшего крушение дирижабля «Италия».
Четвертого июня Борька прибежал ко мне домой, поделиться новостью.
— Серег, в газетах написали, что наши связались с Италией!
— Так мы давно с ними общаемся, — не понял я его поначалу. — Что тут удивительного?
— Да я не про страну, а про дирижабль! — с досадой отмахнулся друг. — Вот, смотри, — ткнул он газетой мне в грудь.
Найдя нужную статью, я быстро пробежался взглядом по строкам. В ней говорилось, что вчера советский радиолюбитель Николай Шмидт поймал сигнал бедствия с дирижабля «Италия», о чем сообщил в Общество друзей радио. При Осоавиахиме уже создается комитет помощи, который возглавит заместитель наркома по военным и морским делам СССР Иосиф Уншлихт. Сообщение итальянскому правительству уже передано, писалось в газете.
В течение июня шла подготовка к операции спасения, о чем мне не переставал чуть ли не ежедневно сообщать друг. Его эта история зацепила в первую очередь конечно из-за примера удачного использования радио в экстренном случае. Ну а после уже Борьке просто было интересно, как закончится это дело.
У нашей страны было два ледокола и оба задействовали в спасательной операции, хотя тот же ледокол «Красин» не выходил из порта около года. Но именно он в итоге и добрался до лагеря выживших в крушении членов экспедиции, еще оставшихся к тому моменту на дрейфующей льдине, и забрал их на борт.
Организатором и руководителем экспедиции был Умберто Нобиле. Хоть он и выжил после крушения и благополучно вернулся домой, там его ждал отнюдь не теплый прием. Затравили чуть ли не всей Европой, назначая его виновником катастрофы и обвиняя в трусости — мол, бросил товарищей, первым эвакуировавшись домой. В Советском Союзе его тоже осуждали, больше упирая именно на последний факт. Однако именно СССР через два года примет Нобиле к себе, когда его попрут из ВВС Италии, чтобы он возглавил программу строительства дирижаблей.
Мое внимание во всей этой истории привлек ледокол, напомнив, что я еще не писал о водном транспорте. А то книги по воздушному и наземному уже есть, а морские и речные суда остались без моего внимания. Непорядок!
Но на этот раз я стал не просто делать «3д» книгу, а еще параллельно пытаться написать аналитическую статью. В ней я сравнивал наши морские силы с такими же у капиталистов, подмечая сильные и слабые стороны. Ту заметку в газете, где товарищ Сталин использовал мою книгу для критики нашей промышленности, я не забыл. Уж лучше я сам сейчас сделаю подобную аналитику, заодно заработав еще несколько «очков в репутацию». Покажу, что могу не только писать о текущем состоянии дел, но и способен это оценить, а также смотрю в будущее.
В университете заниматься книгой не получалось, да и еще больше плодить завистников не хотелось, поэтому занимался этим дома и даже иногда у Люды в гостях. Она по мере сил старалась мне помочь, изучая техническую литературу, что мне выдал по моей просьбе Петр Ионович, выбирая наиболее удачные чертежи и фотографии. Особенно фотографии — по ним привлеченный художник должен будет нарисовать картинки для книги.
В один из таких дней нас застал Илья Романович.
— Новую книгу создаете? — весело прокомментировал он нашу работу. — Эх, жаль, не заработаешь ты на этом. Работы много, а гонорара тебе не светит.
Я насторожился. То есть мне за создание этих книг еще и гонорар положен был бы? Я почему-то думал, что раз работаю по заданию и при содействии Баранова, то нет. Неужто в этом дело? О чем тут же и спросил отца Люды.
— Да нет, не в этом дело, — отмахнулся Илья Романович. — Писателям платят за авторский лист текста. А у тебя тут текста — кот наплакал. И картинки ты не сам рисуешь, иначе как художник мог бы что-то получить. Да и сам текст — он ведь не твой. Ты просто берешь уже готовый и ужимаешь его, делая короткие пояснительные заметки. В итоге труд получается колоссальный, но по закону — ничего нового ты не создаешь, а значит и платить тебе не за что.
Я огорчился. Но с другой стороны, хорошо хоть изначально не рассчитывал на оплату, преследуя иные цели. Вон, уже премию получил, да еще и самую престижную! Ее и писателям выдают. Я помню, как со мной, а одном ряду стоял мужчина, написавший пятьдесят книг на казахском языке, за что и получил премию. Так что в этом плане я не уникален.
— Хмм… ну, тут он прав, — задумчиво сказал я себе под нос, читая стенограмму выступления товарища Сталина на Пленуме Центрального Комитета, прошедшего 9 июля.
Мое замечание относилось к словам Сталина о том, откуда взялись средства для промышленной революции у Великобритании и других капиталистических стран и почему нам этот путь закрыт.
В качестве иллюстрации слов Иосифа Виссарионовича рядом располагалась картинка, где была изображена карта мира. На ней вместо британского острова находился спрут с кровожадным оскалом, протянувший свои щупальца к большей части мира. Так художник изобразил «индустриализацию Англии за счет ограбления других стран».
Сам Пленум шел уже шестой день. Начался он четвертого числа и должен был закончиться двенадцатого. На нем обсуждалось будущее экономическое развитие СССР. В оппозицию Сталину выступали Сокольников и Осинский. Смысл дискуссии был в том, что Осинский с Сокольниковым предлагали делать закупки продовольствия у крестьян по «справедливым» ценам. Выровнять материальное положение рабочих и крестьян. Убрать налоговые «ножницы», как это сейчас называлось. Когда продовольствие покупалось по заниженным ценам, а промышленные товары отпускались по завышенной цене. Сталин наоборот, предлагал ужесточить эту меру.
«С крестьянством у нас обстоит дело в данном случае таким образом: оно платит государству не только обычные налоги, прямые и косвенные, но оно еще переплачивает на сравнительно высоких ценах на товары от промышленности — это во-первых, и недополучает на ценах на сельскохозяйственные продукты — это во-вторых. Это есть добавочный налог на крестьянство в интересах подъема индустрии, обслуживающей всю страну, в том числе крестьянство. Это есть нечто вроде „дани“, нечто вроде сверхналога, который мы вынуждены брать временно для того, чтобы сохранить и развить дальше нынешний темп развития индустрии, обеспечить индустрию для всей страны, поднять дальше благосостояние деревни и потом уничтожить вовсе этот добавочный налог, эти „ножницы“ между городом и деревней».
— Откровенно, — хмыкнул я, прочитав пассаж про «дань».
У меня самого были противоречивые чувства от речи Сталина. С одной стороны он указывал на то, что ни выкачивать ресурсы из других стран мы не можем, как Великобритания или Франция, — это противоречит нашей идеологии. Ни кредитов взять для вливания в экономику мы не способны, как это получилось у Германии — ее «кредитом» стала пятимиллиардная контрибуция от Франции. Нам просто никто не хотел занимать. Оставалось изыскивать внутренние резервы. И таким резервом Иосиф Виссарионович видел крестьянство и фактически его ограбление. Да, он называл это вынужденным шагом, подвигом, который должны совершить люди…
— Легко говорить о подвиге, когда его делать не тебе, — едко заметил я, дойдя до подобных слов в речи Сталина.
Но все же он был прав — кто-то должен чем-то пожертвовать. Из воздуха деньги не возьмутся. Ложкой меда в этой бочке дегтя было то, что Сталин обещал ежегодно снижать нагрузку с крестьян по мере улучшения жизни в стране. В нарисованной им картинке крестьяне должны почти все вначале отдать рабочим. Те взамен произведут много тракторов, сеялок и иного промышленного оборудования, нужного на селе. Это оборудование позволит увеличить количество обрабатываемой земли и повысить урожайность. Часть урожая будет оставлена в стране, для улучшения продуктовой корзины, часть — продана заграницу для закупки более совершенных станков. В итоге уже через год можно будет понизить немного налоговое бремя для крестьян. И так из года в год, в конечном счете выровняв условия жизни для рабочих и крестьян. Но чтобы от использования тракторов и сеялок был толк, необходима коллективизация. Потому что частнику это оборудование мало что не по карману, так и просто не нужно — не с той площадью, что он имеет в собственности. А если позволить ему иметь больше, то частник уже превратится в буржуя, что противоречит идеологии нашей страны.
Так «красиво» Сталин подвел свою речь к упору на классовую борьбу с кулаками и «новыми помещиками».
