— Танец? — удивленно подняла она голову.
— Да. Но только для меня. Танец, где ты медленно раздеваешься… — в бок прилетел кулачок Люды. — Не до конца конечно, — тут же умерил я аппетит. — Но только чтобы это было красиво.
— Я подумаю, — спустя долгих пять минут ответила она.
Тогда этот разговор завершился, но все же она выполнила мою просьбу.
Борька остался верен себе и подарил мне снова книгу. Но на этот раз не практического толка, а художественную — «Гиперболоид инженера Гарина», написанную Алексеем Толстым.
— Обязательно прочти! — горячо шептал мне друг, вручая подарок. — Очень интересная вещь! Хоть и фантастика, но там такие вещи описаны, что просто дух захватывает!
Родители в качестве подарка разорились на настоящий дипломат — шутка ли, их сын студентом скоро станет. Конечно, тогда этот чемодан так не назывался, но уж очень был похож. К празднику на этот раз присоединились и родители Люды. Илья Романович подарил мне свою новую книгу, а мама Люды — билеты в театр. Кати в этот раз не было, что и к лучшему. Мы вообще за последний год почти не общались, а при встрече лишь изредка кивали друг другу. Больше я никого не звал, и праздник получился чисто семейный.
К первому сентября комплекс ГТО наконец был утвержден и с незначительными доработками направлен в школы. Тогда же начали выпускать и мою первую книгу грамматики для младших классов. А я еще и Михаила Ефимовича порадовал, завершив работать над такой же книгой, но уже по авиации.
Кольцов с удовольствием листал мое творение, любуясь рисунками самолетов, их отдельных узлов и вчитываясь в краткие характеристики под каждой «3д» картинкой.
— Отличная работа! — наконец подвел он итог. — Обязательно запустим в печать.
Пользуясь случаем, предложил ему сделать такие же книжки и по другим видам техники, что он горячо поддержал. Ну и понятно, что инициатива… и далее по тексту. Но на это я и рассчитывал. Чем больше я создам таких книжек, тем шире будет известно мое имя. А это уже тоже можно будет использовать как некий политический капитал. Одно дело, когда разговариваешь с неизвестным молодым комсомольцем, другое — с уважаемым писателем, двигателем науки и техники. А именно так я хотел себя поставить.
Учеба в университете началась для меня с изучения территории ВУЗа и запоминанием преподавателей и аудиторий. Знакомство с новыми однокурсниками на этом фоне прошло незаметно. К тому же я был вынужден покинуть КБ Туполева. Уж очень плотный график у меня теперь образовался. Я просто физически не успевал и учиться и даже проводить вечерние уроки. Что уж тут говорить об участии в разработке новых самолетов. Андрей Николаевич принял мой уход спокойно. Пожелал плодотворной учебы и выразил надежду на новое сотрудничество, когда я завершу обучение, пусть и не в качестве инженера. Хороший он мужик.
В октябре по стране прокатилась ошеломительная новость — Совнарком объявил о постепенном переходе на семичасовую рабочую неделю. Указа пока не было, но уже сообщалось, что в ближайшие пять лет этот переход должен быть осуществлен. Народ принял известие ликованием. Большевики и пришли к власти во многом обещая то, что будет сокращаться рабочая неделя, и пока делом подтверждали свои слова. Упоминание о пяти годах перехода было не случайным. Еще в апреле шестым съездом был утвержден принцип пятилетнего планирования. Первая «пятилетка» должна была начаться с 1928 года, а сейчас прорабатывался план по развитию народного хозяйства на этот период под руководством Куйбышева и Кржижановского.
Отец был очень воодушевлен этим постановлением, хотя и суеверно поплевывал через левое плечо.
— Решение хорошее, — делился он со мной, — но не знаю, получится ли. Обещают сохранить заработную плату, но все ли получится? Сейчас вот еще хотят ввести план на пять лет. А если мы не будем успевать его выполнить? При царе обязательно бы штрафы полетели, на сверхурочную оставили… Как сейчас будет? За семь часов всяко меньше сделаешь, чем за восемь.
Его понять можно. Он не просто рабочий, а бригадир — с него и спрос больше. Я мог лишь надеяться вместе с ним, что проблем с этим переходом не будет. А сам помнил, что в будущем восемь рабочих часов были нормой. И когда даже было предложено не просто сократить рабочий день до семи часов, а и вовсе заменить пятидневную рабочую неделю на четырех дневную, она так и не была принята. Главная причина, которая высказывалась в моей прошлой жизни — это сильно повлияет на экономику в сторону ухудшения. Правда или нет — понятия не имею. Все же я тогда при капитализме жил, а собственникам предприятий не выгодно было, чтобы подчиненные работали меньше. Как уж тут получится — покажет лишь время.
Учеба в университете была достаточно интересной. Все же новые для меня предметы были почти повсеместно. Особенно это касалось лекций по линии высшей партийной школы. Она не была «школой» в полном понимании этого слова — я бы назвал ее курсом лекций, к тому же не слишком длинный, все лекции должны были уложиться еще в первые полгода учебы. В основном там давали знания по трудам Маркса и Энгельса, а так же товарища Ленина. Школа формировала идеологию страны, которую в последующем должны были нести массам ее ученики. Если бы этому обучали все годы, что я должен был провести в стенах университета, возможно мне бы и приелись цитаты «основоположников коммунизма», а так они не успели набить оскомину и расширили мой кругозор.
По вечерам же я собирал сведения по автомобилестроению в нашей стране для книги. Так я узнал, что в стране существует три основных автомобильных завода: 1 ГАЗ, он же бывший АМО. На нем в основном производили легкие грузовики. Я тут же вспомнил их появление на демонстрации в 1924 году. В этом году руководить заводом был поставлен Иван Алексеевич Лихачев. Его имя мне было знакомо еще по прошлой жизни. Кто же не знает знаменитые грузовики «ЗИЛ»? Видимо дядька серьезный, сумеет проявить себя на новом месте, иначе бы в его честь в будущем не переименовали завод.
Вторым шел ЯГАРЗ — Ярославский завод. Там тоже производились грузовики, но уже тяжелого класса. Если «ГАЗ» делали полуторки, то вот на Ярославском заводе уже выпускали трехтонники. Оба завода были построены во время первой мировой решением императора Николая.
Последним шел завод «Спартак». На нем советские инженеры пытались создать собственный легкий автомобиль, путем переделки машин западного образца. В «Спартаке» стремились максимально облегчить вес автомобиля, заменив жесткую раму на трубу. Уж не знаю, к чему это приведет, но направление меня заинтересовало. Пока же я просто записал основные характеристики их машин и конструкционные особенности.
Седьмого ноября вся страна широко праздновала десятилетие Великой революции. Руководство подошло к празднованию дня со всей ответственностью, начав подготовку еще за год до события. В итоге в этот день по главной площади страны прошел марш из сотен тысяч военных и трудящихся. Военные шли колоннами под духовой оркестр. Над площадью был растянут транспарант «10 лет Великой Октябрьской Социалистической Революции». Праздновала вся страна. Я с отцом шел в одной колонне вместе с рабочими авиационного завода. Мама тоже не осталась в стороне, несмотря на наличие малолетней Насти — ее тоже взяли с собой. После шествия в столовой завода был накрыт праздничный стол. На лицах людей в основном были улыбки, атмосфера мне напоминала празднование Дня Победы из моей прошлой жизни. Но здесь и сейчас Революцию иначе как Победой и не считали, поэтому ничего удивительного.
Тем больший удар был для отца через неделю, когда он узнал об исключении из партии Троцкого и Зиновьева.
— Уйду из партии, — мрачно заявил он поздно вечером, сидя за столом с бутылкой самогона.
— Ты чего? — удивился я. — Ты же столько сил отдал для борьбы с царизмом. Сам же рассказывал, как тебя чуть на каторгу не отправили, когда появились подозрения в твоем участии в партии. И отправили бы, если смогли доказать!
— Вот именно! — с болью в голосе отозвался батя. — Сергунь, именно! Я с партией чуть ли не с момента ее основания. Видел, какие люди в начале были — идейные! А сейчас? Карьеристы! Они пришли не потому, что хотят сделать жизнь народа лучше, а чтобы свою жизнь облегчить. И мне особенно больно видеть, как в это же время заслуженных членов партии, воевавших за наше общее дело, выгоняют из нее словно шелудивых псов!
Я не стал продолжать этот разговор, а отец в тот вечер сильно напился. Даже на работу чуть не проспал.
Через месяц, когда на пятнадцатом съезде произошел разгром оппозиции и из нее исключили 75 «троцкистов» это стало для отца последней каплей. Хоть он и не был приверженцем ни Троцкого, ни Зиновьева, но такого удара по «старой гвардии» пережить не смог. Новый год он уже встречал беспартийным.
Январь — июнь 1928 года
Новый год снова провел с родителями Люды. Отец после выхода из партии с головой ушел в работу и почти перестал читать газеты. Я от него даже слышал размышления поступить в институт. Только он еще не определился на какой факультет. Когда я спросил его о такой резкой перемене, тот со вздохом ответил:
— Сергунь, понимаешь… я боролся за уменьшение рабочего дня. Чтобы ты вот смог получить образование не хуже, чем сын дворянчика какого или купчишки. И все это было достигнуто. Хоть мне и горько, что многие заслуженные члены партии вынуждены были ее покинуть, но плоды революции никуда не делись. Вот я и подумал — а почему я сам не могу ими воспользоваться? Не только на работе, но и в остальном. Думаю, я заслужил это.
Тут я был с ним полностью согласен.
Сам новый год прошел не хуже, чем предыдущий. Даже в чем-то лучше, ведь для Ильи Романовича и его коллег я теперь был уже не просто школьником, парнем Люды, но и в каком-то смысле и их коллегой. Выпущенная книга, что массово стала печататься, подняла в их глазах мой статус. Поэтому не удивительно, что я получил приглашение на их «тусовку» — поэтический вечер «Три левых часа», который должен был состояться в конце января. Одна проблема — он пройдет в Ленинграде, а не в Москве. Я обещал подумать.
В начале января меня к себе позвал комсорг нашего факультета Рябинцев Олег.
— Сергей, — начал он, — ты в комсомоле уже не первый год. В заявке при поступлении ты указал, что преподавал на вечерних курсах в ОКБ и даже книгу специальную выпустил для этого. К тому же я поговорил с Игорем Валентиновичем — идеологию коммунизма ты усвоил лучше всех в своей группе. В связи с этим хочу поручить тебе ответственное дело — заняться разъяснительной работой среди студентов твоего курса. К сожалению, многие рабочие не знакомы с трудами не то что Маркса или Энгельса, даже товарища Ленина! Это необходимо исправлять. Мы строим новое общество, а без знаний это сделать невозможно. Нужно нести эти знания в массы!
Он еще долго распинался передо мной, но суть была проста: теперь каждый день мне нужно будет задерживаться после занятий и пересказывать смысл лекций, что нам преподавали в высшей партийной школе, другим учащимся. Ходили то на занятия все, но вот как с прискорбием заявил Рябинцев «не все поняли суть». И я должен был на пальцах эту суть объяснить.
Это было и сложно и одновременно просто. Из того, что я понял, суть-то в различии распределения капитала. Иначе говоря — конечного выгодоприобретателя затраченных сил. При капитализме все получал буржуй, а при коммунизме — распределение должно проводиться равномерно или максимально приближенно к этому. Либо же по вкладу — соответственно потраченных сил.
Отказываться не стал, предупредив, что мне нужно подготовиться.
— Только не затягивай, — сказал на прощание Олег. — Неделю тебе, потом надо начинать занятия.
— Все будут?
— Должны все, — веско заявил он. — Твоя задача — проследить и заинтересовать.
