— Прям вижу, как Лебедев ржёт над кем-то в классе.

— А вот надо стиснуть зубы и ржать, — посуровел Толик. — В этом одно спасение. С Лебедевым я сам поговорю. А ты возьми на себя Маркина и Завихренникова.

— Какое-то распределение у тебя интересное, — скривился Пашка, которому уже позарез надо было к вопросу займа переходить: вдруг не даст, и что ещё думать придётся.

— Потому что я, кроме того, с девками пошепчусь, — весомо сказал Толик. — Бабский смех — он самый обидный и унизительный.

— С тебя и начнут, — не сдержался Пашка. — Слушай, дело есть. Можешь косарь стрельнуть?

— Нехило. Это на что?

— Предки жмутся, ремонт затеяли. Нужно, короче. Выручишь?

— А ты ко мне не из-за косаря, случайно, пошёл? — недобро сощурился Толик.

У Пашки нутро знакомо скрутило в жгут. Пошлёт сейчас. Надо выруливать.

— Дурак ты, Толик! Всё деньгами меряешь. Я первым делом ещё в понедельник побазарить хотел, а тебе для мира понадобилось, чтобы Марципана вытурили.

— Ладно, не кипятись. Будет тебе косарь, на карту кину. И нормально донеси Маркину и Завихренникову, что делать. А то они того. Тугодумы. Сегодня, понял? Завтра уже начнётся, увидишь. Надо действовать слаженно.

«Насмотрелся Толик конспирологического кино», — думал Пашка, стремительно приближаясь к парку. Было уже начало шестого, а писать Пионовой со своего обоссаного аккаунта ни в коем случае нельзя.

Кишки, как завязались за гаражами, так в норму и не вернулись. Потому что было это первое Пашкино свидание. Может, и этой розу купить? Не, дорого, на кофе не хватит. Надо же и себе что-то взять, для приличия. А ну как вторую порцию попросит или пирожное какое? Тут-то косарь и выйдет с нынешними-то ценами в жральнях.

«Если не придёт Пионова, обратно отправлю бабки. И так хрен пойми, как их возвращать», — думал Пашка, а сердце подленько так сжималось. Может ведь не прийти, ещё как! Даже наверняка почти.

Но она пришла. Больше того, уже была там. Сидела на фонтане, к тому же ела пломбир на палочке. Да так, что у Пашки томительно в штанах зашевелилось. Он даже сглотнул и помедлил, но Пионова его приметила.

— Приветики! — улыбнулась она без признаков издёвки. — А у меня тут йога проходит, но мы сегодня раньше закончили. Пойдём за кофе?

— Ни в чём себе не отказывай, — пошутил Пашка, мучительно надеясь, что ему хватит Толикова косаря, исправно поступившего на карту.

Как Пашка и опасался, взяла она какой-то навороченный лавандовый раф на миндальном молоке и с корицей за триста пятьдесят рублей. Но зато отказалась от сладкого, сказала, что лучше прогуляться. Пашка чуть воспрянул, и живо наметил гулять в сторону от кофеин, куда-то лучше в глубь парка. Себе пришлось взять американо, это было самым дешёвым. Лучше только чай, но как-то не солидно.

— Ну что? — спросила Пионова, когда они прошлись уже метров на сто. — Как думаешь, пора?

— Что — пора? — опасливо уточнил Пашка.

— Представиться. Я, например, Люся, но это ты, скорее всего, знаешь.

— Павел, — выдохнул Пашка, и в горле у него пересохло. А кофе, зараза горячая, только язык обжёг.

— И чем же, Павел, привлекла я ваше молчаливое внимание? — поддразнила Пионова.

Он и правда не находил, о чём сказать: уже трижды набрал в грудь воздуха, чтобы начать про фильм, песню и даже, прости господи, хорошую погоду, но всякий раз не решался.

— Ты… очень симпотная, — выдавил Пашка, и впился взглядом в крышку кофейного стаканчика.

— Приятно, — похвалила Пионова. — Ты тоже ничего так. И глаза красивые.

Пашка вскинул на неё свои красивые глаза почти что в испуге — девки ему никогда комплиментов не говорили. Вообще никто не говорил, если уж на то пошло.

— Ты, Павел, не очень общительный, я смотрю? — не сдержалась Пионова.

Он хмыкнул и хлебнул кофе.

— Вы где были, когда вчера задымило? — пришла на помощь она. — У нас все капец как перепугались. Я вообще думала, что бомба.

— Так это ж у нас в классе! — обрадовался теме Пашка. — Прямо на уроке литературы!

— Серьёзно? Ты из 10-го «Г», да? — уточнила она, и Пашка понял, что теперь все знают о существовании его класса в природе школы.

— Точняк! — просиял он. — Мы тоже все пересрали.

— И у вас мальчика исключили в итоге, да? — чуть поморщилась на «пересерании» Пионова, и Пашка понял, что базар надо фильтровать. — Я даже не знала, что в наше время исключают из школы.

— Он не по прописке учился. И вообще хулиган был. Только ему раньше всё с рук сходило постоянно.

— Ну тогда и поделом. У нашей географички от ужаса сердце прихватило, так, что «скорую» вызывали потом. А вот мне повезло.

— Это как?

— Я параграф не читала, и меня как раз вызвали, — засмеялась она. — И тут перст божий, вавилонское столпотворение. Папа говорит, они в седьмом классе такую же бомбочку-вонючку в школе взрывали. Но у них никого не отчислили, только двоек наставили по поведению. А твои что?

— Кто — мои?

— Родители что сказали?

— Да они не в курсе, — пожал плечами Пашка. — Это ж не я натворил. Откуда им знать?

— А ты что, сам не рассказал? — удивилась Пионова. — Такое событие, нетривиальное!

— У нас ремонт. Не до событий.

— Сочувствую. У нас ремонт года три тянулся, так себе развлечение. На всякий случай спрошу: у тебя, Павел, девушки нет? — вдруг выдала Пионова.

— Нет, конечно! — чуть не отшатнулся Пашка, и она засмеялась.

— Тогда давай завтра в бадминтон после школы поиграем? Умеешь?

— Конечно! — соврал он.

— Я на днях с парнем рассталась, — уведомила Пионова. — Теперь играть не с кем, подружки все вспотеть боятся. Ты не боишься вспотеть, молчаливый Павел?

— Буду потеть! — выпалил Пашка, и сам себя возненавидел.

— Ну и здорово. Ты чем вообще увлекаешься?