Снарягу Толик приберечь согласился. Но смотрел на Пашку как-то косо. Словно не верил во всё до конца.

Историк не преминул покуражится над Пашкиными увечьями, и загремел в «тетрадь кровавой мести» на второе после предков место.

На Лебедева смотреть было противно и стыдно одновременно. Пашка сначала хотел полезть в его память, а потом не решился. Потому что, если Лебедев в курсе, придётся ему морду бить за мысли поганые о Пашкином бате, как ни крути. А драться ни с кем не хотелось, и так всё болело. И как он будет переть рюкзак с треснувшим ребром? А что Пионова о нём подумает?

Хотя бабы, вроде, жалостливые. Может, станет им гордиться.

Приложуха дала «G» на боку и ещё одну «П» с прорехой, а к пятому уроку к тому же медведя. На Пашку напала апатия.

Зинка так обалдела от Соколовской заплывшей рожи, что прямо за сердце схватилась. Но не ёрничала, как историк-гнида. И потому к ней вечером Пашка решил всё-таки сходить. Очень уж домой к предкам не хотелось.

И вышло в итоге, что не алгеброй и геометрией они занимались, а Пашкиным здоровьем. Зинка промыла все его увечья, потом смазала вазелином и уверила, что он раны быстрее всего заживляет. Даже с собой дала, но Пашка, правда, выбросил тюбик — как-то не про то о парне с вазелином в кармане могут подумать.

Рёбра Пашке Зинка туго перебинтовала. И очень хотела его в больницу везти, даже вызывалась такси оплатить и с ним поехать — на силу отбился.

Предки в тот вечер на Пашку почти не возбухали, были заняты друг другом, да так, что опять соседи по батареям стучали в итоге. Пашка злился. А ведь ещё завтра их терпеть!

Но зато потом… Ни за что в жизни он к ним не вернётся без сорокового уровня, даже если в лесу придётся целый месяц ждать!

И бог свидетель, научит уму-разуму и отца своего кобеля, и мать-истеричку. И вообще всех вокруг и каждого!

Но месяц уж навряд ли понадобится. Дали Пашке ещё пару «П» с прорехой, дракона и очередной в строке, десятый перевёрнутый «игрек».

«Вы достигли 34-го уровня!»

Берегитесь. Берегитесь скоро все…

Пятница далась сложнее. Болячки покрылись коркой, и правда быстро затягиваясь от Зинкиного вазелина (может, дома есть, в аптечке? Жалко, такое стыдно покупать), ребро болело, казалось, от тугой бинтовки только сильнее. В жопе образовалось шило, мешавшее сидеть и сосредотачиваться.

Побег из дома это вам не хухры-мухры.

Пашка про такое, конечно, думал время от времени, но ни разу — всерьёз. А тут не просто побег, а ещё и кража сбережений. А ну как что-то не так пойдёт с игрой?

С другой стороны, приложуха рабочая, это уже надо быть имбецилом, чтобы отрицать. И предки виноваты сами. Батя в особенности. Мать тоже хороша — обиды свои на сыне вымещать, очень это, простите, умно и правильно?

И всё равно затея была супермасштабная и стрёмная до тошнотворной мути.

Пионова, которую в четверг удалось не встретить, в пятницу прямо-таки обмерла, когда они с Пашкой увиделись на большой перемене после литературы. Застыла, а потом руками всплеснула и давай охать да ахать, словно бабка старая. Примерно как Зинка накануне вечером.

Из ошалевшей Люся быстро превратилась в воинствующую, живо заподозрив, что разукрасили Пашку его больные однокласснички. Порывалась нестись к «брату» воровки Островской самолично, чтобы Ваха укокошил «ублюдков» на месте. Пашка богом клялся, что Абдулов, Кумыжный и Краснопупинский к его увечьям не причастны.

— А как же теперь поездка? — огорчилась затем Пионова. — Блин, я так настроилась!

— Всё в силе! — тут же встрепенулся Пашка. — Это так, выглядит только стрёмно, — объявил он, благоразумно умолчав про трещину в ребре. — И так-то мне только лучше от общества в лес удалиться, — пошутил он, и Люська прыснула. — Или с таким страшно? — подбавил он.

— Наоборот, видно, что опытный воин, — подхватила Пионова. — К такому никто не сунется, даже и лесные разбойники. Сможете меня забрать от дома? Или лучше на вокзале встретимся? Вы на такси?

— Своим ходом, — признался Пашка. — Но можем и на такси, если хочешь!

— На вокзале давайте, часа в четыре?

— Сразу после школы хотели. Может, отпустят пораньше.

— Ну тогда на связи, будем по ходу корректировать.

Физрук, конечно, Пашку в таком виде отправил сидеть на крыльце, так что он спокойно разбил новую «G» на боку и перевёрнутый «игрек», опять прочёл квестовое задание, чтобы убедиться, что утаскивание денег из коробки зачтётся, и начал думать о своих наполеоновских планах.

От которых всё трепетало внутри.

С работы он уже уволился, отправив мойщику сообщение и трубку потом от него не брал. Потому что глава с мойкой была в жизни Пашки закрыта. Начиналось что-то новое и неизведанное.

Ехать решили до Вазерков, а потом остановится где-то на Суре лагерем. Брат Толика должен был подтянуться утром воскресенья, что-то у него там наклюнулось неожиданное по работе и задержало. Пашка проверил расписание электричек и узнал, что единственная в нужном направлении отправляется только вечером, без десяти шесть.

Так-то у предков дофига времени будет заметить, что он домой после школы не пошёл. Но, если и начнут искать, надо думать, не на вокзале всё-таки.

Пришла СМС-ка от Зинки. Прям СМС-ка, не в мессенджере сообщение. Интересовалась математичка, у которой уроков сегодня не было, как Пашка себя чувствует. Вот и почему незнакомой училке на него не пофигу, а предкам родным — всё, кроме куртки порванной, по барабану? Вот и на хер было рожать их с братом, если, кроме шмотья попорченного, от них и не видят ничего? Или они чего ждали? Что сыновья будут производить вещи, а не ломать и портить? Кажется, большого ума не нужно, чтобы предугадать наперёд связанные с детьми расходы…

Телефон вздрогнул, появилась иконка пуш-уведомления с недоведённой «П».

Потом вдруг мелькнула и спрутом вцепилась в голову жуткая мысль. Если папка такой кобель, а нет ли у него того… детей других ещё на стороне-то?

Пашка поднял взгляд и окинул заплывшим глазом стадион, по которому физрук усердно гонял однокашников. Увидел, как плетётся черепахой вдали от остальных, держась за бок, Лебедев. И покрылся холодной испариной.

А что, если…

Бредовая мысль пронзила мозг ядовитым жалом.

Ловил Пашка сына батиной любовницы камерой руками, прямо-таки дрожащими. Хотя ясно было и понятно, что братом он ему быть не может, ну никак. Вот просто никак!

«Ваш одноклассник. ФИО: Лебедев Иван Юрьевич. Возраст: 17 лет. Состояние: активность (спортивные упражнения). Подробнее».

Юрьевич, слава богу!

А хотя, это же по паспорту…

Закусив опухшие губы, Пашка полез в «память» и ввёл в строку поиска «отец».

Отцом Лебедева был Юрий Леонидович Лебедев, с его матерью разведённый с Лебедевых пяти лет, живущий на другом конце города и воспитывающий двоих дочерей Алину и Марину. С сыном он встречался редко, алименты не платил, с мамкой Лебедевской был в контрах. Ваня к нему относился с презрением, а видел в последний раз аж третьего января, о чём и было последнее об отце воспоминание.

Пашка сплюнул, разбил на звёзды перевёрнутый «игрек».

И поспешил свернуть меню Лебедева, чтобы что лишнее и отмщения требующее в его памяти не углядеть.

Так-то было ему в башке у того прямо-таки тошно.

Последующие уроки Пашка высидел с трудом, мешало вышеупомянутое шило, засевшее в пятой точке. А завтра-то что будет? Когда карман станут в довесок жечь украденные деньги? Может, прогулять школу? А то вдруг предки сюда искать его заявятся?

Пашка попробовал себя успокоить. Они на работе же будут, значит, до вечера ничего не обнаружат точно, а вечером он будет уже далеко. А потом вспомнил: суббота, какая работа⁈ Это только у них из-за майских праздников занятия перенесли и у всяких там государственных служащих!!! А мамка на рынок колготками торговать в субботу не попрётся, как и батя в свою контору по вызову электриков! Родители будут весь день дома! Тут и к коробке из-под фена хрен подберёшься… И как Пашка мог про это забыть⁈