С того дня мой друг перешел в разряд ее личного неприятеля. Назвать Макса врагом классной руководительницы было бы слишком громко. Она просто теперь цеплялась к нему на каждом уроке.
— Я задала вопрос, Микласов? — Нинель поправила классный журнал, который зажимала под мышкой. — Ты хочешь высказаться? Ты считаешь себя достойным бо́льшего уважения, чем учитель? Ну, что ж… Хорошо…Садитесь дети.
Пока мы усаживались за парты, стараясь делать это без лишних звуков, она чеканным шагом промаршировала к своему столу, шлепнула на него журнал, а потом с наигранным удивлением посмотрела на Макса.
— Я что-то сказала неясно? Микласов, ты хотел высказаться, у тебя есть эта возможность. Добро пожаловать к доске.
Макс с грустным лицом поднялся со стула и поплёлся отвечать. Скорее всего, погоняет его Нинель сейчас неплохо.
Я другу всей душой сочувствовал, но при этом испытывал облегчение. Конечно, не из-за того, что Максу теперь придется пережить десять минут позора. Нет. Дело было в другом.
Сегодня — пятнадцатое сентября. В этот день в 7″Б" пришёл еще один новенький. Но его нет. Урок начался, а его нет!
Я только позволил этой мысли сформироваться, только разрешил себе понадеяться, что в том и был смысл. Что меня сюда закинуло именно для таких вот перемен. Как обычно бывает в фантастических фильмах? Изменили прошлое — исправили будущее. Я искренне начал верить, что мое присутствие здесь, в этом классе, стало тем самым фактором, который предотвратит все будущие события. Но…
— Тук-тук… — Дверь немного приоткрылась и внутрь кабинета протиснулась половина нашего завуча. — Нинель Семеновна, дико извиняюсь… Тут вот… Пополнение. Мальчик опоздал чуть-чуть. Вы уж не ругайтесь.
Завуч, не услышав возмущения со стороны учителя истории, обоегченно выдохнула, а затем толкнула дверь сильнее и вплыла в кабинет вся целиком.
Следом за ней шел пацан.
Черт… Я смотрел на него, не моргая. Пацан явно не вписывался в обычный школьный класс обычной провинциальной школы. На плече у него висела модная, импортная сумка. Обут он был в фирменные кроссовки. Причёска явно не материной рукой сделана. Да и на обычную парикмахерскую тоже не похоже.
Эту деталь, конечно, сейчас вряд ли кто-то кроме меня заметит. Просто ни один из моих одноклассников не сталкивался с таким явлением, как личные стилисты или нечто подобное.
— Вот. Прошу любить и жаловать. — Завуч, остановившись у доски, широким жестом указала на новенького. — Никита Ромов. Ваш новый товарищ. Уверена, вы все подружитесь.
Не подружимся… Подумал я, ощущая внутри мерзкое, отвратное чувство разочарования.
— Да! Да! А вот еще! Представь, третий класс, конец апреля, перед майскими праздниками нас принимают в пионеры. Только отличников и хорошистов. Кстати, я — отличница…
Лена Рыкова глупо хихикнула, затем поправила волосы, которые у нее и без того были в идеальном порядке, и посмотрела на новенького из-под полуопущенных ресниц, проверяя, нравится ли ему ее рассказ.
— И вот мы готовимся вступить во взрослую жизнь. Галстуки наглаженны, висят на руке, фартук белый, косички с бантами. Красотища! Меня даже родители фотографировали в тот день. А у тебя есть фотоаппарат?
— У всех бантики и косички? — С усмешкой поинтересовался новенький, проигнорировав ее последний вопрос.
— Ага. Ой… То есть, конечно, нет. Мальчишки без бантиков и косичек. Какой ты веселый, с чувством юмора. — Рыкова прижала ладошку к губам и захихикала. Остальные девчонки, отиравшиеся рядом, затрясли головами, подтверждая эту мысль. — Ну, ты слушай, слушай. Сейчас самое смешное будет. Всё это мероприятие проходило около вечного огня. На Чижовском плацдарме. Это у нас такое памятное место. Я потом покажу, если хочешь. Прогуляемся, да? Ты же приехал из Москвы.
Название столицы вышло у Рыковой как-то по-особенному. Она его буквально выдохнула. Такое чувство, будто речь идет не о советской Москве, а о каком-нибудь Монако или Швейцарии.
И самое интересное, куда она собралась «прогуляться», если этот плацдарм находится вообще на другом берегу. А сам район настолько «веселый», что новенький после такой прогулки долго гулять вообще не сможет. Никуда. Тяжело гулять с гипсом на ноге. Или на руке. А там, может, с пробитой головой. Как повезёт.
В отличие от «монастырки», с «Чижовкой» у нас прямо жёсткие разногласия, непреодолимые, так сказать. А когда там появится Никита Ромов в своих кросовочках и джинсиках, он даже «здравствуйте» выговорить не успеет.
— И вот все волнуются. А Ермаков больше остальных… — Продолжала тем временем Рыкова.
Она прямо вошла в роль рассказчицы. Настолько сильно ее вдохновляло присутствие этого дурацкого Никиты, на которого Ленка до одури хотела произвести впечатление.
— Эй! Ты чего⁈ — Ермаков, который в этот момент сидел рядом со мной и Максом, возмущённо вскинулся, услышав, что героем смешной истории Рыкова сделала именно его. — Про себя рассказывай! Поняла, зубрила? Вообще, конечно, обнаглела…И эти дуры сидят тоже, рты пооткрывали. Главное, про себя ничего такого говорить не хотят, а тут сразу аж третий класс вспомнила.
— Пацаны, я не понял, а чего это у нас все девки так сразу отупели? В момент просто. Ты глянь, что творится. — Поддержал Ермакова Макс.
Мы все, одновременно, повернули головы в сторону соседнего ряда. Там, за партой с Рыковой устроился новенький. Причем, ради того, чтоб это произошло, Лена турну́ла свою подружку, с которой на уроках сидела с первого класса, Настю Лукину.
Вот такая она, женская дружба. Стоило появиться какому-то напыщенному придурку, и все, нет больше дружбы. Тем более, Настя была тихой, спокойной, практически незаметной. Поэтому, когда Рыкова перед третьим уроком попросила ее уйти за другую парту, даже не пискнула. Хотя по ее взгляду было понятно, что подобный жест со стороны Рыковой она приняла близко к сердцу.
— А вот ты себе как фирменные вещички приобретешь, как в Москву съездишь, поживешь, и потом вернешься, на тебя так же будут смотреть, — ответил Ермакову Серега Строганов.
— Я если туда уеду, так точно не вернусь. — Хохотнул Ермаков. — Я ж не дебил. В Москве, там Красная площадь, парки всякие, театры. А у нас? Вон, в «Старте» по пятому кругу какой-то индийские фильм крутят. С тоски подохнешь. Одно по одному: Зита, я твой Гита.
— Твоя… — Поправил я одноклассника на автомате.
— Кто «моя»? — Бестолково уставился на меня Ермаков.
— Гита. Твоя Гита. — Ответил я, хотя какая, к чёртовой бабушке, разница.
Это вышло у меня на самом деле чисто машинально. Тем более, пацанов я слушал в пол уха. Мне гораздо интереснее было наблюдать за новеньким Никитой.
В моей памяти он был, это понятно, но словно полустертая картинка. А теперь эта картинка ожила и я с каким-то болезненным любопытством рассматривал человека, который станет той самой непреодолимой силой, которая перевернет все с ног на голову. А с виду — обычный малолетний мудачок. Даже не мудак. Наглый, самоуверенный, офигевший от собственной значимости тип.
— Рыкова, замолчи! Поняла? Свои вспоминай дебильности, их тоже полно́. А не меня обсирай. — Снова крикнул Ермаков Лене, которая явно останавливаться не собиралась. Ей, видимо, очень сильно хотелось произвести впечатление на новенького. Показать, насколько она классная, веселая девчонка.
Как-то так вышло, что основная часть пацанов на большой перемене, перебралась ближе к нашей с Максом парте. Видимо, пацанячья половина класса, чисто интуитивно чувствуя вторжение постороннего, начала создавать коалицию против новенького. Потому что своими пока еще юными инстинктами, пацаны поняли, этот облезлый кот уверенно топает на их территорию. Только, конечно, в реальности кот был совсем не облезлый. На фоне всех нас Никита Ромов выглядел, как Ален Делон рядом с первым составом провинциального драматического театра.
— Ой, Ермаков, отстань! — Небрежно махнула рукой Рыкова. Судя по сверкающим глазам, ей сейчас было фиолетово на все, кроме сидящего рядом новенького. — На самом деле смешно же было. Никита, ты слушай, слушай.
Лена, будто случайно, положила свою ладонь на руку сидящего рядом с ней парня. Хотя по ее слегка порозовевшим щекам было вполне понятно, какое там «случайно».
— Так вот… Перед тем, как принести торжественную клятву, начинается концерт, в котором мы читаем стихи, поем песни и пляшем. Все идет гладко, пока не выходит Ермаков. Весь такой нарядный, с галстуком наперевес. И начинает читать стих: " как повяжешь галстук бере… " и тут его накрывает дикая икота, на которой он выдает в микрофон — «…гиииии йййеего! он ведь с нашииикм замен ик ем!»
Рыкова громко рассмеялась. Новенький, еле сдержав зевок, высокомерно хмыкнул. Типа, поддержал ее смех. Хотя я бы сказал по скучающему виду пацана, ему все это девчачье внимание вообще не впёрлось ни в одно место. Он смотрел на собравшуюся рядом женскую компанию с таким выражением лица, будто никто здесь не достоин его общества. Да… Все-таки Никита Ромов и правда тот еще гад. Это правда. И дело вовсе не в моем предвзятом отношении. Он реально именно такой, каким я его запомнил.
Причём, рядом с этим пацаном ошивалась не только Лена, но и почти все девчонки 7″Б". Никита, чтоб ему обосраться, Ромов стал звездой класса сразу же после первого урока. И делать ему для этого не пришлось ничего.
Достаточно было уточнения от завуча, что новый ученик приехал из Москвы и что он является обладателем кучи выигранных олимпиад по всем возможным предметам, а еще занимается всеми возможными видами спорта. Не подросток, а звезда. Да и выглядит пацан, конечно, — мечта любой девчонки в тринадцать лет.
Естественно, у женской части нашего периодически дружного коллектива сразу же загорелись глазки.
Но, хочу отметить, не у всех. В стороне сидела лишь Деева. Она что-то упорно переписывала из учебника алгебры в тетрадь. Учитывая, что этот урок был как раз перед переменой, наверное надумала сразу сделать домашку, лишь бы не хлопать глазами в одиночестве, когда все ее подружки столпились возле новенького. А толпиться вместе в ними Деева явно не хотела.
Ну… Да. Вот за это ей прям почет и уважение. Не купилась на красивую обертку московского мальчика. Молодец. Я попытался вспомнить, как вела себя Деева в пошлый раз, но не вспомнил. По-моему, вообще никак. Деева не должна быть замешана в эту историю. Но с другой стороны, она и хулиганов мутузить портфелем тоже не должна. Тут уже все как-то пошло не по сценарию.
Ну и Лукина Настя тоже оказалась как бы не у дел. Правда, тут была другая причина. Рыкова попросила подругу пересесть, а единственная свободная парта находилась сзади, в конце ряда. Поэту Настя чисто территориально теперь была отрезана от эпицентра событий.
— Теперь самое смешное!
Рыкову несло со страшной силой. Ее даже не останавливал тот факт, что Ермаков, которого она знает сто лет, реально обиделся и быть посмешищем не хотел. Но кого это волнует, если рядом сидит Никита Ромов. Меня всегда это, кстати, удивляло. То, что он ухитрялся, будучи настолько говнястым парнем, нравится всем и везде. Особенно девочкам.
