Не было никаких причин или оправданий для его ненавистнических комментариев пять лет назад, точно так же, как не было никаких причин или оправданий для его нынешнего поведения. Ущерб, который он причинил ей, его не волновал, и, возможно, никогда не будет волновать. Но если она продолжит давать ему власть, уделять ему внимание, он подумает, что она все еще уязвима, и, как любой хулиган, воспользуется этим.

Что ей было нужно, так это показать, что его слова и действия больше не оказывают на нее никакого влияния. Он не стоил ее боли — никогда не был и никогда не будет. Настало время ей постоять за себя и дать ему понять, что он не единственный, кто способен использовать слова в качестве оружия.

— Мастер Инг говорит, что скука поражает только тех, у кого слабый ум, — поделилась Делуция, возвращая свое внимание к Танцовщице. — Так что это многое объясняет.

Ей не нужно было оглядываться на него, чтобы понять, что ее оскорбление попало в цель. Не в силах сдержаться, она добавила:

— Могу я предложить почитать книгу, чтобы скоротать время? Ты можешь кое-чему научиться, особенно если посетишь раздел «этика и мораль».

Его лицо нахмурилось, когда он сказал:

— Я не трачу свое время на книги.

— Это тоже многое объясняет, — пробормотала Делуция, не в силах сдержать дрожь в губах.

Черты его лица потемнели, когда он заметил ее юмор.

— Ты смеешься надо мной?

— Я определенно не смеюсь над тобой, — ответила она, ее улыбка стала шире. — Ты совсем не выглядишь веселым.

— Это потому, что это не смешно, ты, маленькая…

— Осторожно, — прервала Делуция певучим голосом. Но, несмотря на ее кажущееся легкомыслие, в ее тоне слышалось явное предупреждение. — Если только слово, которое ты собираешься использовать, не «принцесса», тогда ты, возможно, захочешь пересмотреть свое предложение. Точно так же, как ты, возможно, захочешь переосмыслить все решения, которые ты делал до этого момента, и то, что ты говорил.

Делуция буквально слышала, как он скрипит зубами.

— Нет? — спросила она, когда он промолчал. — Ты ничего не хочешь сказать, лорд Макстон?

Только когда их глаза снова встретились, он прошипел, достаточно тихо, что ей пришлось напрячься, чтобы расслышать его:

— Ты думаешь, что ты особенная из-за короны, которую носишь, но подумай еще раз, принцесса. — Он выплюнул это слово, как ругательство. — Мы оба знаем правду, ты — ничто. Все это знают, как ты думаешь, почему прошло пять лет, а у тебя до сих пор нет друзей? Твои родители — единственные люди в этом мире, которые могут спокойно проводить с тобой время. Признай это, ты навсегда останешься одна.

Оскорбление было старым для Делуции, но от этого боль не стала меньше. Только ее решимость не позволить Макстону добраться до нее, не давать власть хулигану, позволила ей сказать:

— Лучше быть одной, чем застрять в компании кого-то вроде тебя. — Она сосредоточилась на том, чтобы ее руки не дрожали, когда она расчесывала челку Танцовщицы и закончила: — Теперь беги, лорд Макстон, пока кто-нибудь не увидел, как мы разговариваем, и не подумал, что, как и мои родители, ты можешь «терпеть проводить со мной время». Мы бы не хотели, чтобы они приняли нас за друзей, не так ли?

Резко, как щелчок кнута, он прорычал:

— Ты не имеешь права так со мной разговаривать.

Рука Делуции замерла, как и все остальное ее тело.

— Прошу прощения? — спросила она, ее голос был убийственным шепотом. Ее руки почти больше не дрожали. Она была совершенно неподвижна. Опасно неподвижна. Все в ней говорило о предупреждении, к которому мудрый человек должен был прислушаться.

Макстон поступил неразумно.

Его горло дернулось — единственный признак того, что он осознал, что, возможно, переступил черту. И все же он все еще повторял:

— Ты не имеешь права так говорить со мной. Я сын судьи Верховного суда… ты должна проявить ко мне уважение.

Делуция не могла поверить в то, что слышала, не могла поверить в его высокомерие.

— Слушай внимательно, лорд Макстон, поскольку я собираюсь сказать это только раз, — сказала она тем же убийственным тоном, что и раньше, ее глаза оставались прикованными к нему. — Уважение — это не то, что тебе должны, это то, что ты зарабатываешь. Независимо от того, родился ли ты в замке или в пещере, дитя королей или преступников, ты — не более чем сумма твоих собственных действий. Тебе никто не должен — никто, и особенно я. Поэтому я буду говорить с тобой так, как захочу… не потому, что моя корона дает мне это право, а потому, что я человек. И тебе не мешало бы помнить об этом, поскольку нас там целый мир, многие из которых были бы слишком рады стереть твою любимую ухмылку прямо с твоего лица.

Этой ухмылки нигде не было видно. Вместо этого черты лица Макстона стали бледными, глаза широко раскрыты, а на лбу блестела тонкая струйка пота.

— Теперь, — тихо сказала она, — я спрошу еще раз. Есть что-нибудь, что ты хотел бы сказать?

Макстон уставился на нее так, словно видел впервые, наконец-то осознав, что она уже не та восьмилетняя девочка, над которой он мог беззаботно издеваться.

Между ними воцарилось долгое молчание, она пристально смотрела ему в глаза, пока он не смог больше этого выносить и не опустил глаза. Власть между ними сместилась, и лорд начал понимать, что он больше не мальчик, издевающийся над девочкой; он был мальчиком, издевающимся над принцессой. Даже ему не хватило мудрости продолжить дальнейшие насмешки.

— Нет, Ваше Высочество, — сказал он сдавленным голосом, все еще не глядя на нее. — Я… я сказал все, что хотел сказать.

И, не произнеся больше ни слова, он повернулся и поспешил вверх по проходу конюшни, почти бегом, чтобы убраться от нее подальше.

Она не ожидала от него извинений… она понимала, что этого не произойдет. Но, по крайней мере, теперь он знал, что больше не сможет издеваться над ней. Она была принцессой… и ни один из них не забудет этого.

Никогда больше.

— Это. Было. Потрясающе.

Пораженная, Делуция бросила взгляд туда, где только что стоял Макстон, и обнаружила Кайдена и Деклана. Последний был тем, кто говорил, его лицо наполнилось весельем, когда он закончил:

— Ты точно сказала ему, принцесса.

— Он ждал этого годами, — добавил Кайден, его веселье было менее очевидным, чем у Деклана, но все же очевидным. — Ты хорошо справилась с этим, Ваше Высочество. Действительно хорошо.

Ее шок сменился смущением, когда она спросила:

— Как много вы слышали?

— Все, — бесстыдно сказал Деклан. — Мы видели, как он приближался к тебе, поэтому мы прокрались мимо и спрятались, когда он не смотрел. — Он указал на стойло рядом с Танцовщицей, где они вдвоем, должно быть, подслушивали, оставаясь вне поля зрения.

— Но почему…

— Мы хотели убедиться, что у тебя есть группа поддержки, на случай, если она тебе понадобится, — сказал Кайден. Его губы скривились, когда он добавил: — Тебе она не понадобилась.

Деклан фыркнул.

— Напомни мне никогда не драконить твою плохую сторону, принцесса. В словесной битве я бы не продержался и одного предложения.

Делуция почувствовала, как жар коснулся ее щек, непривычных к такой лести. Она отложила щетку и в последний раз погладила Танцовщицу, прежде чем направиться к двери стойла, сказав:

— Думаю, мы квиты, так как в битве на кулаках я бы не продержалась и секунды.

То, что она сказала, было правдой, особенно если эта битва была против Деклана, поскольку из-за его массивного телосложения он выглядел так, будто был намного старше подросткового возраста, чем на самом деле. Каким-то образом он все еще оставался грациозным, что было удивительно, учитывая его размеры.