Черт. Я надеялся, что этого не произойдет.
― Да, похоже, ты получил именно то, что хотел, не так ли? ― Отец Эммы фыркает, задирая нос еще выше, если это вообще возможно, и я не думаю, что это закончится хорошо.
Дженсен качает головой, прежде чем ответить:
― Ну да, как будто мы имеем какое-то отношение к тому, что двадцатипятилетний котел вышел из строя. Этой штукой не пользовались уже много лет, и, поверьте, я уверен, что могу говорить за всех членов своей семьи, мы хотим видеть вас здесь примерно так же сильно, как вы хотите быть здесь.
Эмма застывает, когда мы переводим взгляд с одних спорящих на других.
Лицо ее отца краснеет с каждой секундой, и даже попытки миссис Уортингтон успокоить его не помогают.
― Я не удивлюсь, если ты специально все подстроил, как это делала твоя семья на протяжении многих лет! Не делайте вид, что это первый раз, когда кто-то из вас делает что-то назло нашей семье.
― А твои руки чистые? ― добавляет мой отец с сомнением в голосе. Мне кажется, он пытается не разжигать спор, но его слова звучат резко, а губы сжимаются в линию, когда он прикусывает язык.
― Чище, чем у вас, ― говорит мистер Уортингтон. ― Если бы не ваш сын, то моей дочери не пришлось бы все это устраивать, чтобы не оказаться в тюрьме или с проклятой судимостью!
Группа прекратила играть, и в зале стало жутко тихо. Мало того, что наши семьи ссорятся посреди вечеринки, над которой мы с Эммой изрядно потрудились, так еще и весь город наблюдает за нашей драмой в первом ряду. Опять.
― Папа! ― плачет Эмма.
Ее отец поднимает руку, заставляя ее замолчать, и возвращает свой взгляд к Дженсену и папе. Теперь к ним присоединились Джуд, Джози и Джеймсон, стоящие позади них.
Я даже не собираюсь вступать в этот разговор. Если он хочет верить, что я ― единственная причина, по которой произошло это дерьмо, то это его дело. Споры с ним на глазах у всего города этого не изменят, и я не собираюсь причинять Эмме боль таким образом.
― Это длится уже много лет. Ваша семья постоянно пытается саботировать нас, насолить нам, сделать все возможное, чтобы наша вечеринка не удалась, ― говорит мистер Уортингтон. ― Вы не только украли нашу традицию, но и на протяжении многих лет воровали рождественские гирлянды с нашего двора, переворачивали наши украшения вверх дном, засыпали наш почтовый ящик углем, обвешивали туалетной бумагой наши уличные ели накануне праздника. Вам должно быть стыдно за свое отвратительное поведение.
Ма подошла и встала перед моим отцом с высоко поднятым подбородком и пальцем, направленным прямо в лицо мистеру Уортингтону.
― Достаточно. Вы так же виновны в этой глупой вражде, как и мы. Думаю, мы все можем признать, что делали то, чего не должны были делать, то, чем не гордимся… Но нельзя жить в стеклянном доме, мистер Уортингтон. Перекладывать вину на нас ― значит принимать ту же самую вину на себя. Если кому-то и должно быть стыдно, так это вам за то, что вы устроили весь этот спектакль, который ни ко времени и ни к месту!
― Как насчет того, чтобы вы продолжили праздновать в своих… уродливых свитерах и есть свой отвратительный пряничный торт, а мы можем уйти. Вот так просто. Мы не хотим участвовать в этом фарсе, ― говорит миссис Уортингтон. ― Очевидно, что ваша семья получила то, что хотела, а нам никто не рад.
Я вижу, как Эмма начинает закипать от расстройства, печали и разочарования. Сжав кулаки, она бросается вперед и встает между нашими семьями.
― Хватит! ― говорит она так громко, что это эхом отражается от деревянных стен сарая. ― Боже, посмотрите на всех вас. Ссоритесь посреди чертовой рождественской вечеринки из-за того, что произошло когда-то. Вы тыкаете пальцами друг в друга, говорите обидные и совершенно лживые вещи. Это продолжается уже достаточно долго, и это закончится. Прямо здесь. Прямо сейчас.
― Эмма, при всем моем уважении, я не думаю, что у тебя есть право разговаривать с моей семьей в таком тоне, ― с усмешкой говорит Джеймсон.
Нет. Черт, нет.
Я подхожу прямо к Эмме, стоящей лицом к лицу с моей семьей и моим братом, который явно сошел с ума, разговаривая с ней таким образом, и беру ее за руку, переплетая ее пальцы и свои, демонстрируя единый фронт.
― Брат, при всем уважении, если ты еще когда-нибудь будешь так неуважительно с ней разговаривать, у нас с тобой будет проблема, которую нам придется решать на улице.
У Джози от шока отпадает челюсть, но она быстро приходит в себя, приклеивает улыбку, а затем украдкой показывает мне большой палец вверх.
― Слушайте, Эмма права. Эта глупая, забытая богом «вражда» длится уже много лет, и это, честно говоря, чертовски утомительно. Завязывайте с этим. Вы хоть помните, с чего все началось? Почему мы вообще ссоримся? Почему это продолжается уже столько времени? Вы вообще можете мне это сказать? ― Я смотрю туда-сюда между своей и ее семьей.
Ее отец сжимает челюсть, потом закатывает глаза.
― Конечно, могу. После переезда в город твоя семья решила, что слишком хороша для нашей ежегодной вечеринки. Уортингтоны принимают гостей на Рождество практически с момента основания города ― это уважаемая в городе традиция. Но когда в город приехали Пирсы, вы даже не потрудились ответить на приглашение. О, и еще лучше! На следующий год вы решили, что устроите собственную вечеринку. В тот же день. И не удосужились пригласить нашу семью. Вы пытались украсть наследие нашей семьи!
― Что? ― говорит Ма, нахмурив брови. ― Вы пригласили нашу семью на свою вечеринку?
― Конечно, пригласили! Мы пригласили всех жителей города, как делали это с самой первой вечеринки, ― добавляет миссис Уортингтон. ― Это то, чем гордится наша семья, и мы были рады, что в Клубничной Лощине поселилась новая семья. Кто-то новый, кого мы могли бы приобщить к традициям города, которыми мы, Уортингтоны, так дорожим. Вы отмахнулись от нашей вечеринки, даже не удостоив нас ответом. Мы не ожидаем, что каждый приглашенный придет… но вы даже не удосужились поздороваться или поговорить с нами в городе. А на следующий год вы умышленно назначили свою вечеринку в день нашей, столетней традиции Клубничной Лощины? Это было… ну, как плевок прямо в лицо.
Мы с Эммой поворачиваем головы назад к Ма, на лице которой выражение полного недоумения. Она проводит рукой по губам и качает головой. ― Амелия, мы не получили приглашения на вечеринку Уортингтонов, когда только переехали сюда, и никогда не получали приглашений на ваши вечеринки. Мы думали, что в тот год вы исключили нас, потому что мы были чужаками и не были настоящей частью Клубничной Лощины. Поэтому мы никогда не говорили ничего, когда видели вас в городе, потому что думали, что это было сделано специально, что нас специально исключают, так как все остальные приглашены. Вы действительно пригласили нас?
Вот это да. Они хотят сказать…
― Да, конечно, пригласили. Зачем нам специально исключать вас? А потом мы не приглашали вас только потому, что думали, что вы не пригласили нас, ― говорит мистер Уортингтон, а миссис Уортингтон кивает, добавляя: ― Нам казалось, что мы просто отвечаем взаимностью на ваше поведение.
Мой отец качает головой.
― Предположения были сделаны с обеих сторон. Похоже, что мы все совершали поступки, которые не совсем точно отражают наш характер. То, кто мы есть как люди. Кто мы как семья. Мы забыли, как нужно праздновать Рождество. Признаюсь, у нас была своя вечеринка, но только потому, что мы понимали, что в дальнейшем нас не будут приглашать ни на какие вечеринки. Все, чего мы хотели, ― это завести новых друзей и по-настоящему сделать Клубничную Лощину своим домом. Мы не знали. И, увлекшись всем этим, мы также закрыли глаза на выходки мальчиков, и все это вышло из-под контроля. Я сожалею об этом.
― Все это было одним грандиозным… недопониманием, ― шепчет Эмма, в ее тоне сквозит недоверие.
Джози стонет.
― Ненавижу это недопонимание. ― Она бормочет эти слова под нос, но достаточно громко, чтобы я услышал. Эта девушка и ее книги.
― О, Боже… похоже, так оно и есть. ― Ма кивает, ее плечи опускаются от расстройства.
Впервые за всю историю наши семьи, кажется, в чем-то согласны. И это тот факт, что последние три десятилетия мы ссорились из-за… ничего.
― Вы хотите сказать, что наши семьи враждовали все это время из-за гребаного потерявшегося приглашения? ― говорю я.
