— Она поедет в другое место, подходящее ей больше, чем наш новый дом.
Позже я узнал, что её просто отослали в загородный дом отца и заперли там, чтобы она не наводила ещё больше шуму. Мама постоянно ходила в полицию, суд, пыталась отсудить часть отцовского состояния, так как он не обеспечивал нас с ней и бросил. Но они не были женаты, когда я родился, поэтому в этом деле она ничего не выиграла. Только обо всём этом начали прознавать журналисты. Если бы папа не вмешался, дело бы раздули.
Так я и начал жить с отцом. Моя мачеха, Ван Ён Ми, высокая худощавая женщина, была явно не в восторге от моего переезда к ним, как и её сынок — Сын Хва, мой ровесник. Ван Ён Ми поставила отцу одно условие: я буду жить с ними только в том случае, если обо мне никто не будет знать. И отец выполнил это условие. До поступления в старшую школу я обучался на дому и с мачехой проводил больше всего времени, так как она не работала. Эта женщина занималась со мной корейским, каллиграфией и литературой. За каждую ошибку я получал бамбуковой тростью по спине. Каллиграфия удавалась хуже всего, поэтому синяки не сходили. Она не давала мне ни малейшей поблажки, я ведь «не её родной сын, а оборванец с улицы, который даже не знает, как правильно держать вилку с ножом». Когда отец уезжал в командировку, она не контролировала себя. Любой, даже малейший мой промах выводил её из себя. Иногда она била меня всем, что попадалось под руку, или запирала в тёмной каморке в дальней части дома, где бывали только слуги. Еду мне приносили в комнату, потому что «мои глаза и так болят, ещё ты их своим присутствием раздражаешь! Иди в свою комнату и ешь там, ты не достоин сидеть с нами за одним столом, ты не член семьи Ван». Сын Хва как копия своей мамочки всегда поддакивал. Этот засранец часто пакостил и сваливал на меня. За его проделки тоже огребал всегда «маленький оборванец». Я всегда терпел, потому что знал: когда приедет папа, она успокоится. Так и было. Каждый день за ужином отец и Ён Ми спрашивали нас с Сын Хва об успеваемости.
— Ну, ребята, рассказывайте, как ваши успехи? — спрашивал папа.
— На высшем уровне, как и всегда, — отвечал Сын Хва.
— Молодец, сынок! Кушай побольше, тебе нужно много сил, — лепетала мачеха.
— А у тебя, сын? — обращался отец ко мне.
— Всё хорошо, только в математике недостаточно понял последнюю тему, за это получил семьдесят баллов в тесте.
— Ну, ничего, не расстраивайся! Просто удели больше внимания этой теме, хорошо?
— Что хорошо?! Ничего хорошего! — заверещала женщина. — Он пришёл в новую семью, да ещё и такого уровня! Пусть соответствует!
— Ён Ми…
— Ест, спит и живёт за наш счёт — и лоботрясничает?! Быстро вышел из-за стола, ты не заслужил этой еды, бессовестный мальчишка!
— Ён Ми, прекрати! — кричал на неё отец и сажал меня обратно за стол. — Я обеспечиваю всех вас. Этот мальчик мой сын. И только я решаю, кто в этом доме заслуживает еды, а кто нет!
После этих слов мачеха замолкала и обижалась. Она поддерживала отца во всём, кроме меня.
В детстве я и Сын Хва были очень похожи на папу. Настолько, что если сравнить наши детские фотографии, можно подумать, что это один и тот же человек. Со временем сын Ён Ми стал больше походить на неё, а я так и остался папиной маленькой копией. В старшую школу мы с Сын Хва пошли вместе. А так как последнее упоминание о наследнике корпорации было сделано в нашем далёком детстве, то сейчас и не вспомнить, как он выглядит, поэтому никто не знал, что мы сыновья такого влиятельного человека. Это было хорошо, потому что братец никогда себя не ограничивал, делал, что вздумается, не заботясь о том, что кто-нибудь узнает о том, чей он сын. Для него было в порядке вещей гулять непонятно где до утра или издеваться над кем-нибудь из школы просто потому, что ему нужно на кого-то выплеснуть свою агрессию. Но однажды он доигрался. Его поймала полиция на попытке совершения кражи из дома председателя одной из крупных строительных фирм. И этот придурок в участке ляпнул, что он сын председателя «G&W», и позвонил отцу. Деваться было некуда, папа поехал за ним. На следующий же день СМИ уже голосили об этом чуть ли не на всю Корею. Ён Ми до последнего выгораживала своего сына, но отец её не слушал. Спустя неделю цена акций компании и её репутация были критически низки.
— Я сделаю объявление в прессе, — заявил папа.
— Какое? — насторожилась мачеха.
— Что Сын Хва не мой сын.
— Ты что, с ума сошёл?! Как ты так можешь?!
— А как Сын Хва может лазить по чужим домам?! Если он не думает своей башкой, почему я должен выгораживать его?! Если мы сейчас ничего не скажем людям, то останемся на улице!
— И что ты собираешься им сказать? Когда он родился, об этом писали в интернете! Люди знают, что у тебя есть ребёнок.
— У меня, к счастью, не один ребёнок. — И отец указал на меня. — Теперь наследником будет он. Мин Хён больше на меня похож, этот вопрос не вызовет резонанса.
— Как ты можешь… Если ты так поступишь с Сын Хва, я уйду от тебя! Папа помолчал немного, но потом серьёзно взглянул на жену.
— Придётся так поступить. Пойми, дорогая, я выбираю меньшее из двух зол.
На следующий день моё имя с Су Мин Хён во всех документах сменили на Ван Юн Джин. А Ван Сын Хва стал Ким Сын Хва. Полицейские, работающие в ту смену, когда привезли брата, молчали: презент размером с две их зарплаты закрыл им рты. Оказывается, деньги решают большую часть проблем. Но не все. Иногда я жалею, что разъярённую толпу не заткнёшь купюрами. Но если не купюрами, то делами. И вот на следующий день вышло заявление, шокировавшее всех.
— Пап, я сомневаюсь, правильно ли мы всё делаем? — спросил я.
— Иди сюда, я должен показать тебе это. — Он подвёл меня к окну и провёл рукой, указывая на всё, что за стеклом. — Кто бы что ни говорил, сейчас мир устроен так, что у элиты нет ответственности. Но она есть у правительства и у простых людей. Даже если богатый человек будет красть, его просто выставят на общественный суд. Да, его могут уволить и осудить, но что ему до таких мелочей, этот червяк обязательно найдёт другое яблоко, из которого сможет выжать всё, что ему нужно, не неся за это ответственности, ведь это яблоко не его. А теперь скажи, кто мы?
— Элита.
— Ты ответил правильно, сынок, и то, что мы делаем, тоже правильно. Мы просто защищаем нашего червя, который покусился на чужое яблоко. Мы сделали всё, чтобы исправить его ошибку. А Сын Хва уже получил своё наказание, так что не забивай свою голову этим, ей и так есть из-за чего болеть. Лучше позаботься о том, чтобы все знали, что ты мой сын, и чтобы ни у кого не осталось сомнений по этому поводу.
Со временем шум утих. Ён Ми не ушла от отца, она его слишком любит, как и он её. Но я съехал от родителей. Ничего не имею против мачехи, я понимаю её чувства. Потому и переехал. Проблем с новым жильём не возникло: папа поддержал моё решение и купил мне квартиру недалеко от школы. Ён Ми со своим сынком-придурком наконец вздохнули спокойно. А я нет. Каждый день своей жизни я вспоминал о Ту Хонг и думал: «Вот, уже повзрослел и живу теперь отдельно, пришло ли время с ней встретиться?» Даже нанял людей, чтобы мне докладывали, как она живёт. Она работала и вела тихую жизнь. Отец её бросил, а мать так и не объявилась. Маленькая пчёлка трудилась каждый день. Нужно было подождать ещё, тогда было нельзя. Когда объявили, что её города коснётся «Митаг», я нанял машины, чтобы её привезли в Сеул за день до бедствия. Но всё пошло не по плану, и она осталась в городе. От тайфуна город и люди сильно пострадали. А потом Ту Хонг нашли мёртвой. Я даже не успел с ней попрощаться. Знал, в каком крематории стоит её погребальная урна, но мне было слишком стыдно и больно приходить туда. Уехал, слова не сказав, столько лет не выходил на связь, а теперь она уже мертва. Я слишком долго ждал подходящего момента. В тот день в море подобрали еле живую Ли Бон А. Как эта девчонка оказалась там, до сих пор непонятно. После того как её затравили в школе (не без участия Сын Хва) и она уехала, о ней ничего не было слышно. А теперь объявилась. Когда Бон А вернулась в школу, я хотел её расспросить, знала ли она Ту Хонг. Но я не мог этого сделать: эта девчонка меня всегда невероятно раздражала! Не дура, но этот тупой, пустой овечий взгляд выводит из себя за полсекунды! Но по возвращении она стала другим человеком. Абсолютно. Изменилось всё, вплоть до походки и манеры речи! Когда мы столкнулись и она посмотрела на меня, я не поверил своим глазам: это же не она! Это Ту Хонг! Её словечки, привычка петушиться, выражение лица, когда она стесняется или злится. Ну и что, что теперь лицо другое, это моя Ту Хонг! Мне вдруг захотелось прижать её к себе и не отпускать.
И вот сейчас она стоит у меня на кухне и готовит ужин. Я выхожу из гостиной и, опершись на дверной косяк, наблюдаю за ней. Хонг-и, как маленькая фея в фартучке, кружит у стола, нарезая овощи. Из сковороды на плите доносится аппетитный аромат жареного мяса. Подхожу к ней и, взяв кусочек огурца с разделочной доски, отправляю его в рот.
— Если сейчас всё съешь, ужинать будем без салата, — ворчит девушка.
Даже квартира с её присутствием становится более уютной. Пахнет домашней едой, она хозяйничает на кухне, и я рядом с ней наблюдаю за процессом. Хонг-и постоянно ругается, когда я сам готовлю. Последний раз, когда пытался приготовить жареный рис, сковорода пригорела, а овощи в ней остались сырыми. Поэтому я не против, чтобы эта феечка заботилась обо мне, ещё один повод видеть её каждый день.
Но что в итоге? Сын Хва и Кан Сон наконец решат все недомолвки с Мин Джи, да и она вроде успокоилась. Что дальше?
Из колонок раздаётся «She is the rain» The Rose, и Ту Хонг заканчивает с готовкой. Она снимает фартук и кладёт его на стул.
— О! Это же песня, которую ты мне включил во время фейерверков! — наконец замечает она и подходит ко мне. — У меня до сих пор сохранился тот ободок, который ты мне купил.
— И я сохранил. — Подхожу к одному из стеллажей в гостиной. Достаю свой ободок с полумесяцами и, надев его, возвращаюсь.
Заключаю её в свои объятия. Чувствую, как она, вздохнув, расслабляется. В моих руках Ту Хонг кажется такой маленькой и хрупкой.
Я понял, что дальше. Мы.
