— Как? — говорю я: — до стены нам не добраться, ни мой удар, ни твои лезвия не дают результата. До потолка, до противоположной грани Лабиринта — тоже не добраться, я же пробовал прыгать. Там такая же история — не допрыгнешь, искажение пространства.
— Погоди! Слушай! — поднимает палец вверх Ай Гуль: — слышишь⁈
— Что? — я прислушиваюсь. Голоса. Голоса⁈
— Оттуда! — указываю я и мы с ней — бежим в направлении, снова стенка, поворот, еще поворот, снова не туда, а вот сейчас…
— Стоять! Кто такие⁈ — крик и я замираю на месте, подняв руки. Ага, у серой стены — двое. Один в костюме Арлекина из разноцветных лоскутов, маска болтается у него на шее. Я узнаю его. Этот тот самый идиот, который решил атаковать Волконскую, после чего весь мир вокруг превратился в Серый Лабиринт. Его товарищ одет в рыцарские доспехи, бутафорские конечно, из прессованного и раскрашенного картона, однако меч у него на поясе — настоящий.
— Вот мы и узнали, куда Теодор подевался, — говорит моя кузина: — чертов идиот.
— Ты еще кто такая, чтобы… — в этот момент Ай Гуль взмахивает рукой, и серебристая дуга перечеркивает Теодора Заварского поперек, и он тут же распадается на две части словно поломанная кукла! Хлещет кровь, половинки тела скребут конечностями по полу, словно раздавленное насекомое, раскрытые глаза Теодора смотрят на мою кузину, тускнеют…
— Только дернись, — предупреждает второго Ай Гуль: — вот только дернись.
— Эй! Я не собираюсь вступаться! — поднимает руки вверх, ладонями к нам второй, в бутафорских рыцарских доспехах: — он заслужил это, поверьте! Я отговаривал его от нападения на княжну Волконскую, ей-богу!
— Резкая ты какая, — говорю я: — а как его поднимать будем? Целителей тут нет.
— Никто его поднимать не собирается, — отвечает мне Ай Гуль: — чертов дурак нестабилен. После моего лезвия — не встают, забыл? Ты видел — он пытался дернуться. Мне такие вот за спиной не нужны.
— О. Вот как. — моя кузина открывается с еще одной стороны. В критических ситуациях она у нас хладнокровная и жесткая, даже жестокая. Все это розово-девачковое, все эти платьица и фарфоровые вазочки, марципановые статуэтки пастушек и оттопыренный мизинчик — это все словно корова языком слизала. На моих глазах милая Гуля убила человека, убила просто так. Потому что ей показалось что он «дернулся». Ну и еще — потому что он придурок, из-за которого мы в такую ситуацию попали. До этого момента в кличку «Кровавая Барыня» я не верил, но сейчас… сейчас она смотрит на второго и по ее глазам я вижу, что она прикидывает, производит математические расчеты — нужен нам этот вот тип живым или нет. Или проще еще раз рукой взмахнуть и еще две половинки на полу будут валяться, а мы дальше пойдем, перешагнув через остывшие тела с остекленевшими глазами. Милая девочка моя кузина, да. Вот теперь становится понятно, почему у ее бывших сокурсниц такие воспоминания о ней. Это я ее с одного боку знаю, как любимый кузен, где-то предмет ее фиксации, непонятно почему, но это так. Рядом со мной она обычно старается выглядеть очень милой и женственной, немного беспомощной, однако это маг девятого ранга, Закрывающий Маг, девушка, которая, судя по слухам — лично возглавляет карательные отряды. У нее личное кладбище побольше чем у меня будет. Вот такое удивительное открытие. Я смотрю еще раз на лежащее в пыли тело Теодора Заварского и мысленно жалею родителей. Сперва дочка в Сером Лабиринте пропала, а теперь и сын.
— Что этот дурак задумал? — спрашивает у «рыцаря» Ай Гуль: — почему он на нее напал?
— Тео всегда был импульсивен, — разводит руками «рыцарь»: — он считал что вам не место на вечеринке Голицыных, хотя сам Пресветлый Князь Казимир сказал ему отстать от вас и не маяться дурью.
— Сам Казимир так сказал? Хм, наша маскировка не так уж и хороша. — бормочет Ай Гуль и «рыцарь» усмехается.
— Да вас сразу же опознали, как только вы вошли, — говорит он: — Сандро Останавливающий и Ледяная Княжна. Александра «Двуцветная Удавка» и Марат из Ложи Магов Востока. И с вами ваш кузен, Неуязвимый Развратник со своей женой.
— Отшельник. Неуязвимый Отшельник. — поправляет его Ай Гуль: — не развратник.
— А мне нравится. Неуязвимый Развратник. Как-то больше мне подходит, — говорю я: — пусть так и будет.
— И одеты вы… не то, чтобы одежда вас скрывала… — «рыцарь» опускает взгляд на голые ноги моей кузины. Ноги все напоказ, потому как короткая тога-туника едва попу прикрывает. Ай Гуль только глаза закатывает. Сама сцена отдает сюрреализмом, стоит компашка и ножки девушки обсуждает, она смущается в ответ, ничего такого, да? Если бы не разрезанное пополам тело Теодора, лежащее тут же в серой пыли.
— Чертов Сандро, — ворчит Ай Гуль: — одел нас в тряпки. Но ладно. Как тебя звать?
— Я Вениамин Строгонов. Племянник тети Феодоры Голицыной. — представляется «рыцарь».
— Вы были близки? — кузина кивает на мертвое тело: — потому что если…
— Нет, никаких мыслей о мести. Мне и самому он не сильно нравился. Заварские… я пытался его остановить. Ведь Волконская с вами пришла, и вы бы ее защитили… как выяснилось, ей ваша защита и не нужна была… — он оглядывает Серый Лабиринт вокруг: — искажение пространства, а? Она невероятно сильная.
— Способности? — спрашивает его кузина и «рыцарь» в ответ поднимает руки и между ними — проскакивает молния.
— Электрический разряд. — говорит он: — не сильный, но могу поражать на расстоянии до ста метров.
— Хорошо. Пойдешь впереди. — говорит она: — и без глупостей. Как выберемся отсюда — ни слова… иначе пожалеешь.
— Да, конечно. — он гасит молнию и поворачивается к нам спиной. Шагает вперед. Я смотрю ему вслед, ожидая, пока он отойдет подальше.
— Ты же не собираешься его в живых оставлять, верно? — спрашиваю я шепотом у Ай Гуль, но она только отмахивается, мол не время сейчас, пошли. Мы идем вслед за «рыцарем» и меня не оставляет чувство какого-то непорядка. Что-то я упустил… но что? Понятно, что скорей всего Вениамин «рыцарь» скоро умрет, зачем моей кузине лишние вопросы? Если выберемся отсюда — то они обязательно будут. А так… нет тела, нет дела. Моя кузина — хладнокровная как форель и умная как змея. Единственно о чем она сейчас жалеет — так о том, что пришлось себя показать передо мной. Я беру ее руку в свою, и она смотрит на меня вопросительно.
— Не переживай, — говорю я: — я тебя люблю, сестра. Уверен, что у тебя есть причины поступать так. Просто… давай как-нибудь поговорим об этом, хорошо?
— Ты… не… ну то есть… — запинается она. Я качаю головой.
— Даже если ты у нас хладнокровный монстр и чудовище, ты — мое чудовище. И я на твоей стороне. — говорю я, чувствуя что лицемерю просто невероятно. Я тут недавно в постели кувыркался с неведомой хтонью, которая сотни людей убила, и ничего, все в порядке с моральным компасом, «лучше так, чем она будет людей убивать», режим всепрощения и прочие розовые пони с котятами. А тут — родной человек, которая для меня в лепешку расшибается, на все готова, а я из-за какого-то Теодора ее осуждать буду? Сам дурак, на черта прыгнул на Волконскую? В общем — карма у него так сработала.
— Ничего я не чудовище. — говорит Ай Гуль: — этот Теодор… он причина всего вот этого. — она обводит взглядом Серый Лабиринт: — его надо было убить. И…
— Все. Тупик. — говорит Вениамин и мы останавливаемся. Действительно — тупик.
— Странно, — говорит он и протягивает вперед руку: — я могу потрогать стену. Вот тут… и он протягивает руку вперед.
— Можешь дотронуться до стены? Хм. Отойди-ка… — кузина отодвигает его в сторону и взмахивает рукой, с ее пальцев срывается ледяная дуга и исчезает в беспроглядной серости стены, как и тысячу раз до этого. В этот же момент «рыцарь» разворачивается и наносит удар мечом, он стремителен и смертоносен! Но я успеваю перехватить его руку и отвести острое лезвие в сторону, одновременно дергая его на себя и пробивая кулаком в грудь!
— А… не вышло… — кашляет он, глядя на мою руку, которая вошла ему в грудину почти по локоть: — не… вынимай пока. Иначе… — он снова кашляет. Я понимаю, о чем он — если сейчас вынуть руку, то он умрет моментально.
— Все равно ты бы меня убила… — обращается он к Ай Гуль и криво усмехается: — ты бы не дала мне выйти отсюда живым, не так ли?
— Все верно. — кивает Ай Гуль: — ты в любом случае бы умер. Мне жаль, Вениамин.
— Чума на оба ваши дома. — хрипит он, закатывая глаза: — на Голицыных, Лопухиных, Зубовых, Волконских… на всех вас. Будь ты проклята, Ледяная Княжна.
— Я принимаю твое проклятье, Вениамин Строгонов. Последнее слово? — говорит моя кузина, вокруг ее головы кружится хоровод снежинок с острыми гранями, они блестят и словно бы испускают легкий звон, отдающийся в голове как перезвон серебряных колокольчиков.
