— Твоя воля? — она открывает рот, но я вижу все. Все вокруг. Время останавливается, и я срываюсь с места, прыгая вверх и вот уже моя рука касается ее горла. Звук догоняет меня, и мы с ней вместе — падаем вниз, только я вбиваю ее спиной вниз прямо в мерзлый грунт! Грохот! Снежная пыль и комки мерзлого грунта разлетаются во все стороны!
Я не собираюсь ей отвечать. Слова уже ничего не решат здесь и сейчас. Я уже принял неизбежность происходящего. Все будет продолжаться, пока я не умру, верно? Но у меня есть что донести ей перед смертью. Не словами, но делом.
Обрушиваю на нее сверху удар кулаком. Она закрывается клинками-бабочками, но мой кулак ломает хрупкие лезвия, одно, потом другое. Снова удар. Я вкладываю в них все тело, всю свою силу. Жалости нет, сомнений нет, ничего нет, кроме моей воли к победе. Клинки втыкаются мне под ребра, в грудь, в шею, но я продолжаю наносить удар за ударом, не обращая внимания на боль. Еще удар! Наконец он достигает цели и я чувствую, как трещат кости черепа под моим кулаком! Ничто на свете сейчас не может остановить меня!
Наконец я останавливаюсь. На месте головы у лисицы — мокрое месиво из крови и плоти, из переломанных костей. Неужели все?
Я падаю набок и клинки, которые пронзили мое тело — исчезают, растворяясь в воздухе. Время умирать. С такими травмами не живут долго, а целителей рядом нет, правда есть надежда, что…
— Среди всех существ во всех Девяти Мирах нет созданий более низших чем люди. Так сказано в книге Девяти Миров. — раздается голос совсем рядом. У меня нет сил скрипнуть зубами или выругаться. Я сделал все, что мог и у меня нет сил даже удивляться. Действительно, такая разница в силе…
— Но это не все, что сказано там. Если читать дальше, то найдутся и такие строки — «однако среди всех существ во всех Девяти Мирах — люди способны на удивительные вещи. Они могут превзойти свои ограничения и стать теми, кем они захотят — не все, но некоторые из них.» — на мою грудь ложится узенькая, смуглая ладошка и сияет зеленым светом, излечивая раны и вытягивая боль из груди.
— Ты просил меня научить тебя чему-нибудь. — говорит кицунэ, сидящая рядом и прижимающая свою ладонь с целительным светом к моей груди: — я научила тебя превосходить свои лимиты. Это долгий путь, а сегодня ты сделал первый шаг. Однажды ты превзойдешь меня — если только не свернешь с этого пути. Однажды я смогу сказать Небожителям — это мой ученик и сказать это с гордостью.
— Вот как. А как же твое слово? — говорю я, чувствуя, как боль уходит и необычайная легкость наполняет тело: — ты же говорила, что…
— Процесс будет продолжаться пока ты не умрешь. — серьезно кивает головой она: — раз начавшись, процесс не будет останавливаться. Теперь ты будешь обучаться даже во сне. Твое тело выдержало начальную инициацию, ты преодолел свои ограничения, и теперь — ты будешь расти все время. Учиться все время. Развиваться все время. Пока не умрешь.
— Вот как. А я думал ты совсем с катушек слетела и решила меня всерьез убить…
— Да ты что. И куда я потом? В глушь к разбитому чайнику? Тобой, кстати, разбитому. Ты, кстати, знаешь, что учителю полагается за уроки платить? Тысяча рублей с тебя! — складывает руки на груди лисица и я закашливаюсь от такой наглости.
— И нечего кашлять, я тебя вылечила, не должно у тебя крови в легких остаться. Симулянт.
— Ты! Совсем с ума сошла! Дура! — на кицунэ налетает Ай Гуль и начинает ее колотить сорванной с головы меховой шапкой: — ты! Чтоб тебя! Я чуть с ума со страху не сошла! Клятый демон! Чтоб твою мать демоны драли! Я тебя!
— Успокойся, женщина! — отбивается кицунэ: — ничего с твоим драгоценным братом не случилось!
— Еще бы случилось! Неделю тебе курятины не видать! Мотоцикл в салон верну! Книжки все твои разорву!
— Гулечка, успокойся… — тянет ее за рукав назад вездесущий Сандро: — погоди ты! Все же в порядке…
— Вот и делай людям добро! — закатывает глаза Акай: — да я за сегодняшний урок столько полезных подсказок сделала, в Хань меня бы на руках носили и сто лян серебра с шелковыми одеждами и титулом подарили, а тут шапкой по голове! Еще и грозятся книжки разорвать! Книги нельзя рвать, это мудрость веков, данная нам в наследие.
— Еще раз так сделаешь, и никакая мудрость веков тебе не поможет, — говорит Ай Гуль: — и чем это ты меня приложила⁈ У меня же защита от ментальной магии.
— Вот видишь! Защита защитой, а мелочей не учитываете. Если скажу, как у меня это получилось — не будешь книжки рвать? — прищуривается кицунэ: — там все просто.
— Я еще на тебя сержусь, — заявляет Ай Гуль и садится рядом со мной: — ты как? Все в порядке?
Глава 23
— Поздравляю с назначением и наградой, Владимир Григорьевич. — жмет мне руку пожилой мужчина в строгой форме генерал-майора лейб-гвардии. Это Аргутинский Владимир Вячеславович, легендарный кавалерийский военачальник, тот самый, который в свое время самолично возглавил оборону Измаила с гарнизоном в две сотни человек против двух тысяч турецких янычар. Десятикратное численное преимущество! Да, он держал оборону в хорошо укрепленной крепости, да, технически турецкая армия уступала имперской, да, он и сам являлся к тому моменту магом восьмого ранга, что немало, но все же. Недаром его грудь помимо прочих — украшал орден Святого Александра Невского, по-моему даже с бриллиантами.
— Для меня это высокая честь, Ваше Высокопревосходительство, — отвечаю я на рукопожатие я. Да, рукопожатие. Казалось бы, какие рукопожатия, «Так точно!» и «Никак нет!», вот и все, воинский салют, приложить руку к головному убору, лейб-гвардейцам разрешается двумя пальцами к брови, и все тут. Но нет, в ЕИВ Армейском корпусе существует так называемое офицерское братство, все тут друг другу «брат-храбрец» и «сестра-воитель», обменявшись приветствием — тут же старшие по званию предлагают «без чинов» и по-простому. Так и тут, Владимир Вячеславович морщится, предлагает по-простому, пропуская все это «Ваше Высокопревосходительство», потому как общее дело делаем, и ты, брат-храбрец у нас не хухры-мухры, а Закрывающий Маг и ранг высокий. И уже два закрытия на своем счету имеешь, так что давай по-простому. Соглашаюсь, киваю, заявляю о том, что постараюсь оправдать высокое доверие Государя и Министерства.
Аргутинский в свою очередь кивает, садится на свое место за большим столом и указывает мне на стул напротив. Чего мол стоять, в ногах правды нет. Я сажусь.
— Итак. — говорит генерал-майор: — Владимир Григорьевич, формально вы остаетесь в составе отдельного 31-го пехотного полка, но фактически этого подразделения не существует. Как армейского подразделения. Ну, да вы наверняка в курсе. Все эти валькирии и их экстерриториальность… независимость от армейского руководства. Это вызывает определенные трудности в руководстве войсками, а также сложности в планировании.
— Я понимаю. — говорю я и на самом деле понимаю, о чем идет речь. Валькирии со своим независимым командованием и моральным компасом — головная боль у армейских. Это как если в состав мотострелкового подразделения девушек из группы поддержки ввести, причем без подчинения напрямую и со своей структурой и субординацией. Уверен, что если ввести единое командование и дать время на притирку, даже чирлидерши смогут держать строй, копать окопы и вести огонь на подавление противника. Семи пядей во лбу тут не нужно, тут нужна дисциплина и слаженность. Однако если нет общего командования, то тут кто в лес, кто по дрова.
Валькирии являются слишком полезным активом, чтобы от них отказываться, однако же и бардака они с собой приносят очень много. В первую очередь — «сотрудничеством с ЕИВ Армией и Флотом». Сотрудничеством! Какое к черту сотрудничество в армейской структуре? Отдаешь ты приказ, а тебе в ответ — «мы подумаем, насколько это соотносится с нашими внутренними моральными принципами и только если Святая Елена Равноапостольная не против — выполним то, о чем вы просите». Понятно, что я утрирую и что в обычной жизни я ни разу не видел, чтобы валькирии приказ той же Мещерской оспаривали, однако важно то, что они такое право имеют! В общем, валькирии в армии — это как чемодан без ручки, и тащить тяжело и бросить жалко. Тащить тяжело, потому что отдельная это структура, прямо как войска СС в состав вермахта не входили, ну или преторианская гвардия у наместника какого-нибудь. Отдельная структура, отдельные источники снабжения, обучения, свои материально-технические базы, свои уставы и положения… как только об этом задумаешься, сразу же становится понятно почему СИБ так обеспокоена этим положением.
Но и бросить их жалко. Казалось бы, простой выход — признать Орден Святой Елены и всех валькирий гражданскими и уже по отдельности принимать каждую в армейские подразделения. В этом мире, благодаря магии, а также непонятному генетическому (магическому?) перекосу, женщин-магов раза в три-четыре больше, чем магов-мужчин. Как результат — маги-женщины есть и в войсках и их немало, полковник Мещерская тому пример. Так что ничего бы не случилось, основы государства и гендерной политики в войсках не сотряслись бы. Однако валькирии просто органически не могут вдали друг от друга и подчиняться приказам напрямую не могут — им сперва для себя надо решить, приемлемо ли это или нет. По крайней мере так говорят. Именно поэтому валькирии отказываются стрелять в людей, пусть даже преступников, бунтовщиков или врагов. А что это за солдат такой, который стрелять во врага отказывается? Уверен, что попытки подчинить валькирий, исправить их, перепрошить — были и неоднократные. Уж больно привлекательная идея о таких вот универсальных солдатах. Однако успехов пока нет. А совсем отказаться от их услуг армия не может. Валькирии — это в первую очередь целители вплоть до третьего ранга. А ценность умелого целителя на поле боя трудно переоценить. Пусть они и не стреляют во врага, однако возвращение в строй бойца сразу же после тяжелого ранения — это как минимум удвоение силы армии. Плюс все валькирии владеют магией земли, почему-то именно магия земли им близка. Нет ни одной со стихийной магией воды, огня или воздуха. Не видел я и валькирий — Оружейных Мастеров, вроде барышень из рода Цин. Они все как правило — маги земли ранга от первого до третьего включительно. Что это значит? А это значит, что рота валькирий за два часа ненапряженной деятельности (не могу назвать это работой) в состоянии возвести полноценную и классическую Fortalitia stellaris или Звездчатый Форт на пару тысяч человек со всеми его бастионами, равелинами, куртинами и редутами. А уж такие вещи как окоп выкопать или там ров против кавалерии и танков, да с каменными кольями на дне — для них совершенно плевое дело. И наконец самое главное преимущество валькирий — они обходились казне Империи ровно в ноль рублей ноль копеек. Да, это так. Вооружение, униформа, патроны, пуговицы, постельное белье и деньги на личные нужны — всем этим многочисленных валькирий снабжал Орден Святой Елены и двенадцать знатных родов, которые входили в состав попечителей Ордена.
Вот именно потому никому в Военном Приказе, оно же Министерство Армейских Дел (флотом конечно занималось Адмиралтейство) — и в голову не приходило отказаться от услуг Ордена Святой Елены и валькирий. Все что было нужно армейцам — это расширить свое влияние на корпус валькирий и подчинить себе напрямую, оставив при этом снабжение, обучение и пополнение рядов — словом всю материальную ответственность на Ордене Святой Елены. Вот и вся интрига. Армейцам нужно свое, СИБовцам нужно свое, Государю Императору свое, Ордену Святой Елены и двенадцати благородным родам в его составе — свое, а что нужно самим валькириям? И можно ли их субъектом интересов вообще считать? Или они все-таки бездумное орудие в руках Совета Попечителей Ордена? На эти вопросы у меня ответов пока нет, но я собираюсь их получить.
— Вот потому-то вы и были переведены в состав 31 пехотного. — кивает генерал-майор: — вы прекрасно справлялись с обязанностями на своем прежнем месте службы. Кстати, хотел поздравить вас, Владимир Григорьевич с заключением брачного союза. Я слышал только хорошие отзывы о Марии Сергеевне Мещерской и прекрасно понимаю, что до этого дня в ваших отношениях присутствовал некий мезальянс. Потому я вдвойне рад тому, что мы исправили этот досадный промах и отныне вы сравнялись в звании с вашей супругой. При этом по должности вы стали даже старше. — он многозначительно подмигивает мне, эдак по-свойски, дескать между нами, мужчинами. Формально он, конечно, прав, мне повысили звание до полковника (беспрецедентное дело в обычном мире, но обычное в этом, где уровень магического ранга имеет прямое отношение к воинскому званию). Но кроме того моя должность сейчас звучит именно как «командир отдельного 31-го пехотного полка». То есть формально я сейчас начальник всех валькирий в столичном гарнизоне. Но это формально. Фактически же я свадебный генерал или как королева Британии — царствую, но не правлю. У валькирий свои линии снабжения, свои командиры, свой распорядок дня, все свое. Я тут даже не приказываю, а передаю пожелания старшим валькириям, которые в свою очередь — могут и не подчиниться.
— Мы все знаем как обстоят дела с координацией между армией и корпусом валькирий, — подтверждает мои мысли генерал-майор: — обычно офицеры не рады подобному назначению.
— Карьерный тупик, — киваю я: — как же, приходилось слышать.
— И так эту должность тоже называют, — морщится генерал-майор Аргутинский: — однако для человека деятельного такая должность не есть повод смириться и опустить руки, а вовсе даже наоборот. Если вы понимаете меня…
— Понимаю. — на самом деле для заштатного лейтенанта с Восточного Фронтира стать полковником, получить орден и должность командира отдельного полка — это просто небо в алмазах и предел мечтаний. Другое дело, что выше этой должности обычно никто и никуда не уходил. Предыдущий командир полка прямо на пенсию с этой должности и ушел, как и командир до него. Почему? Да именно потому, что ничего на этой должности делать не надо! И все это знают. Должность — эдакая синекура не для самых умных. Вот есть у тебя болван-полковник, дуб дубом и идиот идиотом, которому управление настоящим полком лучше не доверять, а из армии выбросить ты его тоже не можешь, потому как наверняка он знатного роду и девятого колена благородных кровей. Родственники, друзья, связи при дворе… так что проще его на вот эту должность и засунуть. Тут он вроде как полком командует, и вреда от него особого не будет, потому как не командует он ни черта, валькирии и сами справляются. Ну и выше его двигать никто не будет, потому что за годы такого «командования» офицер на этой должности окончательно деградирует и ничем кроме своего адъютанта и работы собственного пищеварительного тракта — командовать не может. Так что, да, для меня это взлет карьеры, но для какого-нибудь полковника из благородных, который с этим званием давно — это тупик.
— Вот и славно. — говорит генерал-майор: — мне бы хотелось чтобы степень взаимодействия валькирий со штабом выросла. И я не хочу слышать от их руководства фразы вроде «они думают» или «они решили отказаться исполнять этот приказ». А их руководство отныне в ваших руках, полковник Уваров.
— Я вас понял. — говорю я: — приложу все усилия. — он встает, давая понять, что аудиенция окончена и протягивает руку. Пожимаю ее, прощаясь. Спустя несколько коридоров и мраморных лестниц — я уже стою на улице и с удовольствием вдыхаю морозный воздух. У автомобиля меня ждет вездесущая валькирия Цветкова, которая аж подпрыгивает от нетерпения. Кто-то ей уже сказал, что меня на должность командира 31-го пехотного назначат и она прямо стоять на месте не может. Увидев меня — тут же бежит навстречу, улыбаясь и придерживая высокий кивер рукой.
— Владимир Григорьевич! — выпаливает она, подбежав: — ну как? Что сказали? Неужели⁈
— Вот ты Цветкова всегда так, — важно говорю я, подбочениваясь: — ни тебе докладу, ни пиетету надлежащего. А ведь на секундочку с непосредственным начальством сейчас разговариваешь.
— Ой! Радость-то какая! Все-таки назначили! — подпрыгивает на месте валькирия Цветкова и лезет обниматься: — Владимир Григорьевич! Радость-то какая! Я сегодня девчонкам в гарнизоне расскажу — то-то разговоров будет!
— Расскажи. — разрешаю я, с удовольствием обнимая валькирию. Все у нее где надо, такая ладная фигура, где надо упругая, где надо мягкая, но по большей части упругая, все же не просто монашка, а воительница.
— Завтра с утра поедем дела принимать, — добавляю я, все еще обнимая валькирию. Люди на улице оглядываются на нас, разве что пальцем не показывают, но я ж Уваров, чего мне терять? Как там моя любимая супруга говорит — легкая кавалерия сраму не имет, легкая кавалерия срам производит. В промышленных масштабах самим своим существованием. Впрочем, Цветкова сама приходит в чувство, поспешно отстраняется, краснеет и одергивает шинель.
— Тогда я в гарнизон поеду, — говорит она: — новости скажу и к завтрашнему дню подготовлюсь.
— Ступай. — разрешаю я: — но к ужину возвращайся. Ты у нас не в гарнизоне живешь, а со мной.
— Конечно! — валькирия краснеет еще больше: — как я могу забыть! Тем более сегодня Жорж обещал ухи царской сделать на ужин. И трюфеля. А я не ела трюфелей в жизни, любопытно.
— Тем более. Не опаздывай, — говорю я, она кивает, прикладывает раскрытую ладонь к киверу, козыряя и убегает вдоль по улице. Интересно, а может ли валькирия Цветкова передвигаться как-то по-другому, не бегом? Видимо у нее одна скорость есть, энтузиазм и молодость бьют из нее ключом. Вот не могу я ее воспринимать как «голема магического обыкновенного одна штука, инвентарный номер такой-то». Она для меня — человек. Цветкова. Та самая девушка, которая и встретила меня в первый раз в этом мире. Именно ее лицо и врезалось мне в память в самый первый день.
— Ну чего встал? — открывается дверь автомобиля и оттуда высовывается смуглое лицо симпатичной азиатской принцессы: — поехали.
— В самом деле. — я сажусь в машину и захлопываю дверь. У меня сегодня насыщенный день. Сперва лисица желает научить меня скрывать свой облик, дабы я сам мог своими глазами увидеть катакомбы под монастырем Святой Елены, а вечером у нас встреча с Голицыной и попытка взять Волконскую на поруки.
А завтра я в должность вступаю, завтра же Маша Мещерская прибудет, много дел у меня в столице.
— Меня командиром полка назначили. Тридцать первого пехотного, подразделение валькирий. — говорю я и лисица — кивает.
