В прихожей хлопнула дверь, и Марк отвлёкся от своих мыслей. Настороженно прислушавшись, он, к своему облегчению, услышал голос жены. Мадлен ругала погоду и отдавала распоряжения своей служанке и ещё кому-то из слуг. Потом её каблучки простучали по полу, и она вошла в гостиную.
— Ты ещё не спишь, мой милый? — ласково пропела она, словно кто-то другой только что бросал слугам отрывистые команды, как сержант на плацу. — Что за ночь, Марк! Небо разверзлось над городом, словно все боги разом разгневались на нас! По улицам от дворца к крепостным стенам стекают потоки воды. Мы с трудом перешли Королевскую улицу! Там течёт река! А гром грохочет так, что трясётся земля. И эти страшные молнии, толщиной с дерево… Я так боялась, что одна из них попадёт в меня!
— Но всё же ты решилась отправиться домой через этот ад? — спросил он, разглядывая её с сочувствием.
Её одежда была насквозь мокрой, с широкой бархатной юбки и расшитого плаща на пол струями стекала вода. Мокрые волосы облепили лоб и щёки, и она дрожала, наверно от холода. И всё же настроение у неё было задорное, и даже боевое.
— Только я! — с гордостью подтвердила она. — Другие дамы предпочли остаться в Храме в покоях королевы. Катарина Блуа отправила со мной своих слуг, чтоб меня не смыло в канаву. Риск был, но я не могла нежиться в тёплых гостиных Элеоноры, пить ликёр и играть в глупые игры на мелкие монетки! Я без конца думала, что ты тревожишься обо мне.
— Я тревожился, — подтвердил он. — И даже собирался идти тебе навстречу.
— Хорошо, что не пошёл. Нам пришлось сделать небольшой крюк, чтоб добраться без приключений… — она приблизилась к нему и нагнулась, чтоб поцеловать, и, наконец, увидела спящего на его руках Валентина. — Почему он здесь? — удивилась она.
— Я нашёл его совершенно перепуганного под лестницей и забрал с собой, чтоб согреть и успокоить.
— А где его нянька? — нахмурилась Мадлен.
— Ты хочешь, чтоб я искал эту лентяйку по всему дому? Не много ли чести? За то время, что я здесь сижу, она даже не появилась, чтоб узнать, где её маленький господин. Гони её прочь! Она зря получает своё жалование.
— Конечно, — кивнула Мадлен, но по её тону было ясно, что она намерена сама во всём разобраться и решить, что делать с нерадивой служанкой.
Она собиралась забрать мальчика, но Марк покачал головой и поднялся.
— Я сам уложу его, а ты снимай эти мокрые тряпки, пока не простудилась. И вели кухарке подогреть тебе вина с пряностями, чтоб согреться.
— Чтоб согреться, мне нужно не вино, — томно взглянув на него, заметила она.
— Вино в любом случае не помешает, — улыбнулся он и, нагнувшись, поцеловал её холодный мокрый носик. — Я уложу Валентина и буду ждать тебя в спальне. И обещаю, что сделаю то, что не сможет сделать бокал вина.
К утру гроза закончилась, и ливень перешёл в холодный моросящий дождь. По небу медленно ползли тяжёлые низкие тучи, и холодный ветер забирался под промокшие плащи и накидки редких прохожих. Марк с радостью остался бы дома и задержался в тёплой постели рядом со спящей Мадлен, рыжие кудри которой разметались по наволочкам из тонкого льняного полотна, отделанным кружевом, но служба призывала его во дворец. Он предусмотрительно велел оседлать коней для себя, Монсо и оруженосцев, и они весьма солидной кавалькадой отправились в путь.
Обычно, проходя по Королевской улице, мало кто замечал, что дворец расположен на вершине пологого холма, а две линии крепостных стен опоясывают город ближе к его подножью. Подъём от городских ворот к дворцу был постепенным и не бросался в глаза, однако после такой ночи он сослужил Сен-Марко хорошую службу, потому что вылившийся на него океан воды благополучно сбежал вниз и через подземные каналы вылился в крепостной ров, заполнив его до краёв. И всё же кое-где на узких улочках ещё стояла вода, и горожане пробирались по ним, подняв плащи и юбки, по щиколотку утопая в мутных лужах, если конечно предусмотрительные жители соседних домов или цеховые старшины не позаботились о том, чтоб проложить через это дурно пахнущее болото деревянные мостки.
Марк ехал, кутаясь в плотный плащ, и надвинув на глаза тёмную шляпу из фетра с широкими полями и шёлковой тульей, украшенной филигранной пряжкой с длинным пёстрым пером фазана, которую надевал только в непогоду. За ним ссутулившись, спрятав руки в рукавах и набросив на голову капюшон, ехал Монсо, а позади, радостно обсуждая столь необычный вид города, Шарль и Эдам. Непогода и грязь их ничуть не тревожили, и они выискивали среди нахохлившихся замёрзших прохожих подходящие мишени для своих шуток.
Приехав во дворец, Марк послал Монсо в казначейство, оруженосцев — в помещения для слуг, а сам отправился в Серую башню, чтоб получить указания от графа Раймунда.
В большом кабинете главы тайной полиции было промозгло. В открытое окно с равнины врывался ледяной ветер, принося с собой тучи мелких дождевых капель, а в центре комнаты, возле стола привычно пыхтела набитая дровами жаровня, распространявшая вокруг волны удушающего жара. Граф сидел за своим широким столом, накинув на плечи подбитую мехом накидку, и просматривал документы, которые подавал ему его молодой помощник и секретарь Ортант. Этот золотоволосый алкорец, выросший в его доме, считался его племянником, что само по себе было невозможно, и потому его происхождение представляло собой интригующую тайну, которая уже двадцать лет вызывала пересуды при дворе.
В кресле напротив, съёжившись под тёплым плащом, с несчастным видом сидел барон де Грамон. Он, как и Марк, был молод, обладал неяркой, но приятной наружностью и глубоким аналитическим умом, который, к сожалению, не дополнялся практичностью и склонностью к решительным действиям. Он был слегка флегматичен, изнежен и предпочитал бумажную работу любой другой. В этот день он хандрил из-за плохой погоды, опасался, что уже простужен, и с тоской поглядывал на открытое окно, борясь с желанием просить графа закрыть его, чтоб прекратить этот ужасный сквозняк. Увидев на пороге Марка, он улыбнулся ему слабой болезненной улыбкой и снова покосился на окно.
Ортант поклонился вошедшему и протянул своему наставнику последнее письмо. Тот просмотрел его и что-то быстро написал внизу, после чего жестом отпустил молодого человека и перевёл взгляд на де Грамона.
— Тебе холодно, Рене? — спросил он. — Может, закрыть окно?
— Нет, — мотнул головой тот. — Этот ветерок так приятно освежает.
Граф переглянулся с Марком и тот, вздёрнув бровь, усмехнулся и сел на стул в стороне. Раймунд пожал плечами и поспешно придержал руками бумаги, которые едва не отправились в свободный полёт, подхваченные сквозняком, возникшим из-за открытой выходившим Ортантом двери.
— Я получил отчёты о ваших расследованиях, — тоном строгого учителя произнёс граф и, убедившись, что оба барона смотрят на него, как прилежные ученики, с волнением ожидающие оценки своих трудов, изрёк: — В целом я удовлетворён.
— В целом? — насторожился де Грамон, высунувшись из своего плаща.
— Ты выяснил, куда утекли деньги, предназначенные для выплаты жалования подёнщикам, занимавшимся обслуживанием войска в походе, назвал имена тех, кто их разбазарил, и даже то, что можно у них конфисковать в качестве покрытия убытков казны. Однако при этом ты вскрыл ещё ряд злоупотреблений, например спекуляции, связанные с поставками железа на кузнечный двор, но эти факты тобой не изучены, — пояснил граф.
— Я намеревался заняться этим в самое ближайшее время, когда из Лейдена вернуться мои сыщики, отправленные туда без моего согласия маркизом Делвин-Элидиром, — начал оправдываться де Грамон.
— У него же нет своих сыщиков, — заметил Марк с усмешкой. — А ты в своих целях мог бы привлечь чиновников казначейства…
— И целый день слушать стоны главного казначея, который таскался бы за мной по пятам, взывая к моей совести, вместо того, чтоб уделить внимание своим непосредственным обязанностям, — проворчал Рене. — Я сегодня же займусь этим делом, ваше сиятельство. Скажите только, должен ли я представить свой отчёт его величеству или вы сделаете это сами?
— Я сегодня приглашён к нему и доложу обо всём. Не стоит утомлять Жоана обилием бумаг и изложенных в них сложных расчётов. Если это ему надоест, то он свернёт расследования злоупотреблений, связанных с военными поставками.
— Он не ребёнок и понимает, что это не развлечение, — возразил Марк, но тут же добавил: — Однако утомлять его лишними деталями действительно не стоит.
Граф повернулся к нему и спросил:
— Теперь относительно твоего тайного расследования. Ты уверен, что за этой альковной вознёй вокруг Аламейры нет заговора?
— Абсолютно уверен, — кивнул тот. — С тех пор, как ваш благородный сын Анри покинул её, или она решила, что он её покинул, леди Аламейра пытается глушить тоску этими странными играми. Скучающие дамы щекочут себе нервы, разговаривая на опасные темы, но дальше разговоров эти болтушки не пойдут. А чтоб пресечь их сомнительные развлечения будет достаточно донести обстоятельства дела до леди Евлалии, а уж она сделает им внушение и примерно накажет особенно активных.
— Я сам поговорю с ней, — произнёс граф, — а ты всё же организуй слежку за теми молодыми повесами, что толкутся в салоне Аламейры. Просматривай их переписку и изучи их круг общения, и при малейшем подозрении на заговор или связь с луаром, немедленно докладывай мне. Король может себе позволить трогательную дружбу с энфером и доверительные отношения с альдором, но нам противостоит глава секретной службы Деллан. Я никогда не поверю, что он стал нашим другом и отказался от попыток влезть в наши дела.
— Я с вами согласен, ваше сиятельство, и потому всячески пытаюсь протолкнуть ближе к нему кого-нибудь из наших агентов, но он слишком подозрителен. Однако, уверяю, за ним внимательно наблюдают, как и за всем, что происходит при дворе альдора. Нам уже удалось восстановить нашу агентурную сеть в луаре, хоть пока она и далека от того уровня, что был до того достопамятного провала купца Брево. Я уверен, что Деллан не дремлет, да и дружеская переписка Ликара с Жоаном вряд ли мешает тому интересоваться жизнью короля не только в письмах. Что ж касается приятелей Аламейры, то наши люди уже следят за ними. Я проверю их ещё раз, может, они и не случайно оказались в салоне фрейлины. Однако я полагаю, ваше сиятельство, что сама Аламейра при всей её ветрености вряд ли способна на измену. К тому же она слишком проницательна, чтоб стать слепым орудием в руках наших врагов.
— Продолжай заниматься этим и докладывай мне каждую неделю, — распорядился граф. — И, коль скоро ты так уверен в достоинствах этой дамы, то подумай, может, стоит привлечь её к этому делу.
Марк задумчиво кивнул:
