Янус от скрипа половиц вздрогнул и дернулся. Девушка инстинктивно отпрянула в сторону, но сделала это столь поспешно, что наткнулась на стол, с которого тут же упало пресс-папье. Раздался грохот.
Мужчина открыл глаза. Взгляд его из сонного за секунду превратился в чрезвычайно внимательный. Осмотрев кабинет, он воззрился на Виру.
— Вы изображаете привидение? А где цепи?
И правда, и рубашка, и шаль на девушке были белые.
— Отдала Дарье пугать нерадивых слуг.
Офицер встал.
— Опять пришли за книгой?
Если бы он только знал, зачем она пришла, он бы ей так не улыбался!
— Вы…беспокойно спали.
Офицер провел рукой по лицу, словно снимал остатки сна.
— Что ж, бывает. Я вас напугал? Надеюсь, я во сне не метал ножи и не сыпал проклятиями?
Вира неуверенно улыбнулась в ответ. Наверно, она сделала это слишком вымученно, потому что Янус посерьезнел.
— Я не очень хорошо шучу, — немного смущенно сообщил он, приглаживая волосы.
— Нет-нет, все хорошо! — поспешно заверила ведьма.
Постояли помолчали.
— Э-э, вина? — офицер махнул рукой в сторону полки со спиртным.
— Не стоит.
Вира, упорно рассматривая книжный шкаф, а не стоящего перед ней мужчину, мучительно размышляла, как уйти, чтобы не вызвать подозрений.
— Да что же вы стоите! Садитесь!
В тот же момент как по команде ведьма почувствовала, что босые ноги замерзли и вообще из окна дует.
Так как военный отошел к столу и судя по всему возвращаться на прежнее место не собирался, девушка уселась в еще теплое после чужого тела кресло и подогнула ноги.
— Берн? — спросил Дирек, — Перуан?
— Что?
— Вы смотрели на полку с поэзией, — Янус поднял руку и продекламировал:
Ведьма не столько слушала стихотворение, сколько следила за выражением лица читающего. Мужчина это заметил.
— Нет? Революционер вам не по душе? Значит, лирик?
— Прекратите, ради Отца жизни! Только не Перуан!
Дирек рассмеялся.
— О! Он не так уж и плох! Просто тогда были немного иные стандарты красоты.
— И слова видимо тоже, — проворчала девушка, — потому что единственное, что могут вызвать эти сравнения — паническое бегство и от стихотворца, и от его музы.
— Ну, у него есть кое-что сносное:
— О, нет! — взбунтовалась покрасневшая ведьма. — Замолчите!
— Кажется, дамам "сладкоголосый вольнодумец" нравился… — задумчиво произнес офицер, что-то припоминая.
— Не имею чести причислять себя к дамскому обществу! Тем более подобному!
Вира так поспешно открестилась от статуса "дамы", что Дирек рассмеялся.
— Однако в поэзии вы разбираетесь, — заметил он.
— Как и вы, — прищурилась девушка. Мужчина развел руками.
— Чем только не приходится себя занимать, когда неожиданно появляется свободное время. Иногда посмотришь, какие журналы сослуживцы читают и диву даешься! А читать все равно больше нечего… Пока закажешь что из столицы, переквартируют на другое место.
Вира решилась и задала давно интересующий ее вопрос:
— Вы высокородный?
— От высокого рода у меня только фамилия, — отмахнулся Янус, — дом и тот после смерти матери забрали ее кредиторы в счет долга.
— А отец?
— Умер пятнадцать лет назад в Белверской компании.
Тоже военный. Семейное дело, так сказать.
— А ваш?
Это была провокация, и оба это понимали.
— Сгорел. Я же говорила.
Непринужденность беседы испарилась. Вира почувствовала себя крайне глупо: сидит полуголая (ночная рубашка толстая и длинная, к тому же поверх нее накинута огромная белая шаль, но все же!) в темном кабинете и разговаривает с мужчиной о поэзии. Ночью. Абсурд.
— Поздно, — девушка встала. Подхватила подсвечник и прошмыгнула мимо Дирека к двери.
— А все же — кто? — спросили ее спину. Она обернулась.