Соня схватилась за косяк. Савелий продолжал:
— А мне кажется, что он ошибался. Ты не темная. Но и не светлая. Ты другая. После Анисьи Ингвар хотел снова зайти к тебе, чтобы закрепить новое положение вещей. Не знаю, что у них с Анисьей произошло, но явились андрики и, — Савелий наморщил лоб, а глаза закатились вверх, словно через надбровные дуги заглядывали в черепную коробку, — «ввиду нецелесообразности дальнейшего пребывания» отправили обоих по домам. А с Сабриной что случилось?
— Она выбрала любовь и полетела на светлую Землю. — Соня, наконец, взяла себя в руки и вернулась в настоящее. — Не знаешь, почему андрики назвали ее Сабиной?
— Она и есть Сабина, но хотела быть загадочней и привлекательней. Ингвар, между прочим, тоже не Ингвар, все знают, что наследника Валдайского конгломерата зовут Игорь Борзых. Имя «Игорь» ему не нравилось, казалось слишком затасканным, и здесь он назвался Ингваром.
— А тебе твое имя нравится? — спросила Соня.
— Нет. — Савелий бесцеремонно отодвинул ее с пути, без разрешения вошел в комнату и уставился на невиданные прежде интерьеры и виды. — Мое имя означает «тяжкий, непосильный труд», оно слишком похоже на мою жизнь.
Сделав несколько шагов, он заглянул в гиеник, затем на секунду приоткрыл дальнюю дверь, пробежался взором по пустому морю за ней, развернулся и стал щупать живую мебель. Соне не нравилось его поведение, но она решила посмотреть, что будет дальше.
— Я слышала, как ты представился Сабрине: «Савелий из черных крыс, падальщик с железных плантаций под Владиком». В рассказе о себе ты об этом умолчал. Пояснишь, что за крысы, почему черные, и про все остальное?
— Крысы — общественные рабы, которые принадлежат всем, а не кому-то лично. Черные — значит, территория под бандитами, власти получают от них отступные и не вмешиваются. После боев под Владивостоком огромные земли стоят выжженными, из-за химии и радиации нормальные люди туда не суются, и сбором остатков техники и оружия занимаемся мы, падальщики. — Он обернулся к Соне и засмеялся. — Никогда не думал, что понравлюсь светлой. Ты мне тоже нравишься.
Соня почувствовала, что разговор пошел куда-то не туда.
— Разве у вас принято мальчикам ходить в гости к девочкам? — Она вспомнила, как Савелий смущался ее присутствия в своей комнате, а потом прятал под кровать.
— Еще как. Особенно после того, как девочка приходила сама. И это не будет называться «в гости». Мне здесь нравится, и теперь я буду жить здесь.
— А я? — удивилась Соня.
— А куда ты денешься? Ты теперь моя. Больше никого нет, и весь мир — мой.
Его плечи распрямились, подбородок поднялся. Переставшая горбиться фигура у Савелия оказалась мощнее, чем у Матвея. Мышцы вились жгутами и пузырились, стоило им напрячься. На лице появился хищный оскал:
— Я больше не раб. Я свободен. Я могу делать все, что хочу. — Он оглянулся на гиеник, понюхал подмышку и объявил: — Хочу принять душ. Сделай, чтобы эта штука работала, и помой меня.
— Нет.
Глаза Савелия сузились.
— Кажется, ты чего-то не понимаешь, дорогуша. — Он говорил совсем как Ингвар, при этом был намного выше и сильнее. — Придется заняться твоим воспитанием. Принеси мне ремень.
— Нет.
Глядя, как Савелий приближается, а его огромный кулак поднимается в замахе, Соня подумала: надо было принести нож и…
Губы вышептали:
— На помощь!
Глава заключительная
Родной вид за стеной оставался, к сожалению, виртуальным и не успокаивал. Соня лежала на кровати навзничь, глаза смотрели вверх, в унылое звездное небо без голубой планеты, хотя Земля была где-то там.
Савелия отправили домой. Тоже «ввиду нецелесообразности дальнейшего пребывания». Раб не сумел понять свободы, для него свобода — стать хозяином, другой он не знал и не мог представить. Но ведь это неправильно, так быть не должно! Неужели темные не могут осознать, что у них мозги набекрень? Оказалась же другой Сабрина, хотя вначале ничем из своих не выделялась. Что-то глубокое в душе оказалось важнее наносного. Что сделать, чтобы остальные тоже поняли, ощутили или хотя бы увидели, что можно жить по-другому?
Для этого темных нужно понять. Соня стала вспоминать все, что рассказывали родители и что она сама читала в потоке и узнала здесь.
Девиз темных — «каждый за себя», цель жизни — погоня за деньгами и славой. Темный мир не похож на светлый, хотя еще в прошлом веке оба были одним и тем же. Отношение людей к жизни и друг к другу сказалось на жизни, а жизнь в итоге сказалась на людях. Получилось страшно. Социальный строй — олигархический капитализм в его худшей ипостаси, когда право сильного ничем не ограничено. Космос освоен только околоземный, делается лишь то, что приносит доход или угрожает врагу, а большее считается выбросом денег на ветер. Фундаментальной наукой, нацеленной на изменение жизни в лучшую сторону, заниматься невыгодно, каждый преследует лишь сиюминутные интересы. Продление жизни известно, пусть и небольшое, но доступно исключительно богатым старикам и тем, кто им для чего-нибудь нужен. Слово «экология» выброшено за ненадобностью, моря и реки заражены производственными и канализационными сбросами, химией и радиацией. Понятия добра и зла те же, что в пещерном веке: у меня увели женщин и коров — зло, я увел — добро. Люди разъединены, государства враждуют, а внутри государств каждый в меру сил воюет против каждого по любому насущному или высосанному из пальца поводу. Для простых граждан повсюду поставлены «железные занавесы», чтобы не мечтали о лучшей жизни.
И все равно мечты остались бы мечтами, ведь во всем темном мире — одно и то же. Войска у каждой страны свои, также собственными военными и полицейскими силами обладают транснациональные корпорации и крупные местные воротилы, а хозяйничающие на многих территориях банды сами представляют из себя небольшие армии. Оружие технически осталось на прежнем уровне, из нового — только миниатюрные ядерные бомбы. Их бесконтрольное распространение вызвало катастрофы, от которых не оправилось больше половины мира. Транспорт тоже пришел из двадцать первого века: асфальтовые и железные дороги, автомобили, корабли, самолеты, ракеты — все это модернизировали, но ничего прорывного не создано. А если создано, то содержится в тайне и используется по заказу частных лиц. Единой и насколько-нибудь предсказуемой экономики нет, промышленность, земля и недра принадлежат группам олигархов, а их главная задача — удержать власть любой ценой. Знания стали товаром, граница информационной открытости, за которой можно обнаружить следы всех тайных замыслов — кто чем владеет и к чему стремится — закрыта. Когда такой открытости нет, власть остается у тех, кто владеет информацией, а это автоматически ведет к владению материальными ресурсами и людьми. Богатые становятся богаче, бедные — беднее. Здоровье дорого, процветают «колдовство» и обман. Отношения строятся на расчете, любовь продается. Каждый за себя. У такого мира нет будущего. Каждый должен быть для всех, тогда все будут для каждого.
А что для этого можно сделать?
Ответ был. Он Соне не нравился. Но он был.
В горле запершило, на сердце стало тяжело, в глазах — мутно и солено. В душу вполз скользкий ядовитый змей по имени Ужас. Выбор, который нужно сделать, непоправим, но Соня должна решиться, иначе для чего она живет? Среди темных много хороших людей, но у них сместились понятия добра и зла. Они стесняются своей доброты, потому что им навязали неправильные идеалы.
Были времена, когда двенадцать человек разнесли по свету благую весть, и мир изменился, и «Возлюби ближнего своего» стало нормой жизни, а не глупостью, над которой хихикали те, кто специально принижал великий смысл, подменяя духовность физиологией. Было сказано: «Вы — соль земли. Если же соль потеряет силу, что сделает ее соленою? Вы — свет мира. Не может укрыться город, стоящий наверху горы».
Соль земли. Свет мира. Город наверху горы. Красивые выражения — как думалось раньше. Оказалось, все это — про нее, про Соню. Про каждого из нас.
«Если не я — то кто же?» — во все века говорили люди, у которых болела душа за ближних, и они шли на костер и на крест, испытывали на себе лекарства, которые потом спасли миллионы жизней, и кидались на амбразуры, чтобы остановить врага.
Если не я — то кто же? Вот прививка от падения в пропасть. Ингвар уверял, что принципы светлых нежизнеспособны, он всегда находил способ уколоть, выдать белое за черное, облить грязью если не действия, то намерения. Да, некоторые поступки Сони казались неправильными, и что же? У каждого поступка есть два мотива, низкий и высокий. Вид снизу, из грязи, когда не видишь ничего кроме грязи, всегда покажет черное, вид сверху — белое. Например, Соня хотела помочь светлой Земле выстоять в возможной войне с темной. И еще хотела открыть Савелию глаза на его жизнь — показать, что можно не пресмыкаться перед богатыми, что угождать им — не правило, а выбор того, кто угождает и пресмыкается. Она пошла к Савелию с открытым сердцем, а он, при своем взгляде снизу, воспринял ее шпионкой и вербовщицей. То есть, дело не в поступке, а в людях, которые оценивают. Главный вопрос, это откуда они смотрят — снизу или сверху.
На самом деле нет белого и черного, есть оттенки серого, и получается, что серый цвет — тоже белый, но грязный. Очисти его — и белизна засияет, а если грязь не трогать, любое белое станет черным.
И Соня поняла, что поступить иначе, чем нужно, не сможет. Только бы андрики поняли ее правильно.
Но сможет ли она? И второе: что она в таком случае сможет? Хватит ли сил? Дело даже не в силах, силы — дело наживное. Хватит ли духу?
А как же мама, папа, Мишка и гранды? Она будет по ним скучать. Они тоже. А ведь андрики знали все заранее, у них же отношения со временем особые, именно поэтому они давным-давно сказали Мишке: «Когда сестра улетит, береги родителей, они очень расстроятся». Нет никаких сомнений: они знали.
И мама знала. Вернее, она догадывалась, что Соня не вернется, и переживала, и пыталась подкупить ее птериком. Родная наивная мама. Простите, мама, папа и братишка, но: если не я — то кто же?
