Она делает жест в сторону кабинета, открывая для меня дверь пошире.
Я оглядываюсь на Роуз.
— Я буду здесь, — заверяет она меня.
Я пытаюсь проникнуться ее уверенностью, но, к сожалению, она никогда не была по-настоящему заразительной.
Я поднимаю подбородок, притворяясь сильной, и вхожу в кабинет доктора Бэннинга. Вдоль стен стоят несколько стеклянных книжных полок, а в углу стоит ее письменный стол из вишневого дуба. В центре лежит белый меховой ковер и два предмета мебели: коричневое кожаное кресло и такой же коричневый кожаный диван.
— Присаживайся, — говорит она, указывая на диван.
Я присаживаюсь на край дивана, моя нога подпрыгивает от беспокойства. Я смотрю в большое окно, прямо на парк, на клочок земли, зеленый на самом деле немного успокаивает меня.
Доктор Бэннинг держит в руках блокнот, и мои глаза на секунду замирают на нем. Мои проблемы будут задокументированы на страницах, которые (я надеюсь) увидит только она.
— Вы расскажете мне, почему я такая?
Это самое первое, о чем я спрашиваю. Даже не начав с сердечного «Как ваш день?» Нет. Я начинаю с того, что выпаливаю свою самую большую неуверенность: Что, черт возьми, со мной не так?
— Может быть, со временем. Почему бы нам сначала не познакомиться поближе?
Я киваю. Боже мой. Я даже терапию неправильно прохожу... Я ничего не могу сделать правильно.
— Я училась в Йеле, чтобы получить докторскую степень и сосредоточилась в основном на зависимостях, особенно на сексуальной зависимости. А теперь расскажи мне немного о себе. Это не обязательно должно быть связано с сексом.
Это должен быть самый простой вопрос, который она задаст, но мой язык чувствует тяжесть во рту.
— Можно мне немного воды?
— Конечно.
Она встает и подходит к мини-холодильнику, стоящему под картиной Винсента ван Гога. Когда она возвращается с бутылкой воды, я целую минуту откручиваю крышку и делаю глоток.
— Я... я выросла в пригороде Филадельфии. У меня есть еще три сестры, — нервно перевожу взгляд на нее. — Вы уже знакомы с одной.
Доктор Бэннинг ободряюще улыбается.
— А другие твои сестры — ты с ними так же близка, как с Роуз?
— Не совсем, — говорю я. — Поппи замужем, и у нее есть маленькая дочка. Она намного старше меня, так что на самом деле я не росла вместе с ней. А Дэйзи намного младше, и когда я перешла в среднюю школу, то пошла своим путем.
— Какой ты была в старших классах?
Я пожимаю плечами.
— Я не знаю. Я была тихой девушкой. Никто не беспокоил меня, если только я не была втянута в разборки Ло. Обычно, никто никогда по-настоящему не признавал меня, за исключением тех случаев, когда был групповой проект. Я в некотором роде... просто присутствовала там.
— У тебя были друзья?
— Да, Лорен... мой парень. Он, гм, в реабилитационном центре, — я чешу шею.
— Все в порядке, Лили, — легко говорит она. — Роуз объяснила твою ситуацию. Мы поговорим о нем в свое время.
Я вдруг испугалась, что она скажет, что он — корень всех моих проблем. Что, если она скажет мне никогда больше его не видеть? Что, если это и есть решение? Моя грудь колотится от быстрого беспокойства, и в конце концов я выпаливаю:
— Я знаю, что у меня с ним нездоровые отношения, но должен же быть способ быть вместе и решать наши проблемы. Верно?
Пожалуйста, скажи «да». Пожалуйста, не заканчивай это для меня.
Доктор Бэннинг изучает меня долгим взглядом и заправляет прядь волос за ухо, но они выскакивают обратно, такие густые и объемные, что не держатся на месте.
— Пока я хочу сосредоточиться на твоей зависимости, Лили, а потом мы поговорим о том, какую роль твой парень играет в этом. Тебе не о чем беспокоиться, хорошо? Мы попытаемся пройти через это вместе, чтобы найти ответы, которые тебе нужны.
Я лишь немного расслабляюсь и еще больше откидываюсь на подушки, чтобы не выскочить из кабинета.
— Хорошо.
— Отлично, — она кивает и заглядывает в блокнот. — Давай вернемся немного назад во времени. Я хочу, чтобы ты рассказала мне о своих отношениях с родителями. Как они учавствовали в твоей жизни? И как они теперь вписываются в твою жизнь?
Я прищуриваюсь, обдумывая эти отношения, которые я отчаянно пыталась не оценивать в течение долгого времени.
— Когда я была младше, мой отец всегда был занят. Он до сих пор занят. Я никогда не ненавидела его за это. Его успех дал мне много возможностей.
Черт возьми, меня бы не приняли ни в Принстон, ни в Пенсильванский университет, если бы не престиж моей семьи.
— Ты никогда не расстраивалась, что он не может проводить с тобой больше времени?
Я пожимаю плечами.
