Коннор слегка сжимает ее руки, и ее внимание возвращается к нему.
— Пойду пообщаюсь с твоей матерью. Не торопись, дорогая, — он нежно целует ее в щеку и исчезает за раздвижными стеклянными дверями.
Именно в этот момент я понимаю, как хорошо Коннор знает мою сестру. Большинство парней предпочли бы избавить девушку от физического труда. Но Роуз предпочла бы отложить разговор с нашей матерью. Когда она уходит, чтобы найти что-нибудь, чтобы затушить огонь, Райк подходит ко мне нетвердой походкой, его руки все еще крепко засунуты в карманы куртки.
Я облизываю потрескавшиеся губы, так же нерешительно, как и он.
— Что?
Интересно, собирается ли он отчитать меня за то, что я сделала с Ло? Может быть, снова поговорить с ним. Он никогда не был в моей команде. Не совсем. Он гораздо чаще становился на сторону Ло.
— Мне очень жаль, — говорит он, слова звучат так искренне, что я чуть не отшатываюсь в шоке.
— А?
Он закатывает глаза, черты его лица темнеют.
— Не заставляй меня повторять это снова.
Мои брови морщатся, и я натягиваю ушки своей Вампа-шапки ниже, чтобы защитить свой румянец и приближающийся порыв ветра, не зная, что еще сказать, так как он оставил меня в состоянии замешательства.
Он проводит рукой по волосам.
— Я думал, ты изменишь ему и разобьешь ему сердце, — признается он. — Я не думал, что ты сможешь справиться. И я был неправ, — он замолкает, затем его глаза встречаются с моими, и я вижу в них Ло. — Прости меня за то, что я был мудаком, за то, что не понимал... Я думаю, что он нуждается в тебе так же сильно, как и ты в нем, — он кивает сам себе, как будто осознает, насколько правильны эти слова, когда произносит их.
Возможно, он не совсем за меня болеет. Но он поддерживает наши отношения. Так даже лучше. Я не могу удержаться от улыбки.
Райк улыбается в ответ.
— С тобой все в порядке, Кэллоуэй.
С этими словами он похлопывает меня по плечу и поворачивается, направляясь в теплое помещение.
Роуз сгребает легкий слой снега в мусорный бак, огонь шипит, и в воздухе клубится дым. Она отбрасывает лопату в сторону и хлопает ладонями, чтобы счистить грязь. Когда она видит, что я наблюдаю, она приближается и затягивает мое пальто вокруг меня, находя крючки, чтобы застегнуть его.
— Спасибо, — говорю я, — за эти три месяца.
Ее глаза метаются к моим.
— Ты сделала всю работу.
— Неправда, — говорю я с легким смешком. Она нашла мне психотерапевта. Она украсила дом. Она потратила на помощь мне больше времени, чем я могу даже подсчитать. — Я счастлива, что я здесь.
— Я тоже, — говорит она, и ее взгляд снова смягчается.
У нее это начинает хорошо получаться. Ее рука обнимает меня за плечи. Когда мы входим внутрь, я знаю, что будущее может быть не таким легким. Я знаю, что будет еще больше проблем, с которыми придется иметь дело.
Но я не могу представить себе возвращение к тому, как все было раньше. Теперь пришло время начать строить отношения.
Думаю, я готова.
Завтра Ло возвращается домой.
Я не думаю, что мой мозг сможет обработать что-то еще в течение дня, но я сижу в кабинете доктора Бэннинга, пытаясь обсудить некоторые тяжелые темы, прежде чем Ло вернется. Мой бедный мозг вот-вот выскочит из черепа.
Но я не хочу всё бросать, особенно когда я так близка к какому-то прорыву в борьбе со своей зависимостью. Я чувствую, что нахожусь на грани ответов. Мне просто нужно что-то щелкнуть.
Доктор Бэннинг проводит рукой по своему короткому черному бобу, не отрывая глаз от блокнота. Мои ногти обкусаны под корень, и я тру их верхушки, пытаясь облегчить жжение. От этого только больнее.
— Лили, — доктор Бэннинг наконец поднимает глаза, и я встречаюсь с ней взглядом. Она дарит мне теплую утешительную улыбку, и я немного расслабляюсь. — Ты сказала, что у вас было новоселье. Как все прошло?
— Хорошо, — говорю я, проводя руками по джинсам и внутренне съеживаясь от этого слова.
Хорошо. Такое глупое слово на самом деле. Оно кажется пустым и невесомым. Это такое слово, которое ты используешь, чтобы скрыть правду.
— И твои родители знают, что Ло вернется домой из реабилитационного центра. Как они относятся к тому, что он будет жить с тобой после всего этого?
Я обдумываю вопрос, слыша ответ матери вместо своего собственного. Разберись с этим. Три слова, которые смутили меня больше всего на свете.
— Они всегда одобряли наши отношения, — говорю я доктору Бэннингу. — Реабилитация этого не изменила. Я не уверена, что что-то могло бы.
— А что, если ты расскажешь им о своей зависимости? — спрашивает она.
Мой желудок сжимается при одной мысли об этом, но я представляю свою мать с ее холодным осуждением и стыд отца за то, что у него грязная, отвратительная дочь. Я не могу...
— Они не поймут.
— Откуда ты знаешь?
