Мужчина нахмурился, но больше ничего не добавил.
— Вы знали, что ее заставили вас отдать?
— Да. Она писала об этом в тех письмах, что я получил в Италии.
— И все равно не хотели иметь с ней ничего общего?
Он откинулся на спинку стула и помолчал, прежде чем ответить.
— Наверное, это трудно понять, но я постараюсь объяснить. Я не хочу причинять вашей бабушке боль. Никогда не хотел. Но я был очень близок со своей матерью. Виттория была не просто матерью, она была моим лучшим другом. Если бы я начал строить отношения с Пегги, это уничтожило бы ее. Я не собирался предавать маму, и никогда этого не сделаю. Это не значит, что мне не жаль твою бабушку. — Он говорит словно о чужом человеке. — Еще больше мне жаль Кристин. Она умерла слишком молодой. Прекрасная девушка. Растраченная впустую жизнь.
Внезапно Стефано поднял голову и сделал знак официанту.
— Я ответил на все ваши вопросы?
— Ну… Есть еще один.
По моей шее побежали мурашки. Вот он, единственный шанс получить ответ на главный вопрос, который привел меня сюда.
Он достал бумажник и положил деньги на тарелку, где лежал счет.
— Какой?
Я сделала глубокий вдох и начала говорить:
— Мама забеременела вскоре после вашего отъезда из Англии. Я не знаю, кто из вас мой отец — Джо или вы. Именно поэтому я приехала сюда. Мне нужно ваше согласие. И хотя мне крайне неудобно спрашивать, но это единственный способ. Вы не сделаете тест ДНК? Мне важно узнать…
— Элли, — вмешался он, и я поняла, что говорила скороговоркой. — В этом нет необходимости. Ты сама сказала, что твой отец воспитал тебя и что он лучший отец, которого ты могла пожелать. Ты сказала, что…
— Да, я знаю, но…
— И что еще важнее, твоя мама и я… мы никогда не делали этого…
Он многозначительно покачал головой.
Я изучающе вглядывалась в его лицо.
— Не делали?
— Нет. Ни разу. У нас были отношения несколько недель, но до этого не доходило. Кристин все еще любила твоего отца. Вот почему они так быстро воссоединились. Им было суждено быть вместе. Родить тебя.
Что-то нестерпимо жгло мои глаза, я не могла говорить.
— Мы все делаем ошибки в молодости, Элли. И твоя мать совершила одну. Но без колебаний, могу тебя заверить: я не твой отец. Это просто невозможно.
Мы сидели в аэропорту, болтая ни о чем. Я допивала маленькую бутылку шампанского Prosecco, цена которого превышала его реальную стоимость, избегая взгляда Эда. Больше нечем заняться в зоне отдыха с неуютным флуоресцентным освещением. Боковым зрением видела, что он не отрывал глаз от меня.
— Не могу передать, как я рада. Стефано и моя мама никогда, знаешь ли… — Я пыталась подобрать слово, от которого не стошнит. — Не вступали в отношения. А похожи мы, потому что его мама — Пегги.
Эд кивнул.
— И судя по всему, — продолжила я, — щербинку мы унаследовали от отца бабушки. Я этого не знала, потому что его фотографий в доме не было.
— Пегги, должно быть, ненавидела отца за то, что он заставил ее отдать ребенка.
Я пожала плечами.
— Не знаю. Учитывая, насколько важны для нее христианские ценности, она постаралась бы простить, но смотреть на его портрет — это слишком.
— Теперь без всяких сомнений ты сможешь поехать к Джо и обнять его. Но помни — ты все еще урод.
— Очень смешно, — я опустила бокал. — Ладно, оставайся здесь, если хочешь, а я пойду погуляю по Duty Free.
Я взяла сумку и вышла, чувствуя необъяснимое облегчение. В каждой шутке и натянутом смехе висело напряжение. Невозможно сидеть и притворяться, что между нами все хорошо, и все останется, как прежде. Час назад я удалила его из друзей на Фейсбук. Первый шаг к тому, чтобы приземлившись в Манчестере, исчезнуть из жизни друг друга навсегда.
***
— Что это? — поинтересовалась я, рассматривая еду Эда, когда мы пролетали где-то над Швейцарией. — Непонятно, животное это, минерал или овощи?
— Ты не можешь угадать эти неопознанные бежевые гранулы?
— Может, кроличьи какашки?
Он хихикнул.
— Ладно, два слова, три слога в каждом.
— Ага, мы играем в шараду от авиакомпании?
