Мистер Кин улыбался – словно кусочки слюды блестели в лучах солнца.
У меня есть астма, есть. В тот день, когда Генри Бауэре разбил мне нос, когда мы с Биллом пробовали строить плотину в Барренсе, я чудом остался жив. Неужели все это – плод моего воображения? Но зачем же ему лгать? (Прошло много лет, прежде чем Эдди задал себе еще более ужасный вопрос: Зачем же ему нужно было говорить мне правду?) До него, словно во сне, доносились реплики мистера Кина:
– Я присматривался к тебе, Эдди. Я рассказал тебе все это только потому, что подумал – ты уже достаточно взрослый. Впрочем, не только и даже не столько поэтому. Гораздо важнее то, что у тебя есть друзья и, по-моему, на них можно положиться, да?
– Да.
Мистер Кин откинулся на спинку стула, который при этом снова заскрипел, как сверчок, и прикрыл один глаз. Возможно, он хотел подмигнуть Эдди.
– И держу пари, что твоей маме это не по душе.
– Да нет, они ей очень даже по душе. – Эдди вспомнил те гадости, которые его мама говорила о Ричи Тозиере (У этого мальчишки всегда скверно пахнет изо рта... По-моему он курит.),ее брезгливое предостережение никогда не одалживать денег Стэну У рису, потому что он еврей, ее неприязнь к Биллу Денбро и к «этому толстяку».
– Они ей довольно-таки по душе, – повторил Эдди.
– Правда? – мистер Кин продолжал улыбаться. – Ну правда это или нет, но по крайней мере у тебя есть друзья. Может, тебе стоит поделиться с ними этими своими проблемами? Рассказать им об этом.., расстройстве сознания. Выслушать их мнение.
Эдди не отвечал. Так он чувствовал себя в большей безопасности. Кроме того, мальчик был уверен в том, что если мистер Кин не отпустит его через одну-две минуты, он не выдержит и расплачется.
– Ну хорошо! – мистер Кин поднялся. – Я думаю, что сказал все, что собирался. Если я расстроил тебя, прости меня, Эдди. Я всего лишь выполнял свой долг. Я...
Тут Эдди схватил свой ингалятор и белый пакет с лекарствами и бросился бежать. Одной ногой он наступил в лужу коктейля, поскользнулся и чуть не упал. Потом он помчался изо всех сил от этого ужасного места, этой аптеки на Центральной, не обращая внимания на хрип и свист в горле. Руби, разинув рот от изумления, смотрела ему вслед.
Мальчик чувствовал, что мистер Кин наблюдает за его позорным бегством, стоя у двери своего заведения, задумчиво улыбаясь. Улыбаясь той самой улыбкой, похожей на блеск осколков слюды.
Мальчик перевел дух на перекрестке трех улиц – Канзас, Мейн и Центральной. Присев на невысокий уступ каменной стены рядом с автобусной остановкой, он еще раз воспользовался ингалятором. На этот раз вкус лекарства был неприятным и вяжущим (просто вода и несколько капель камфары) и Эдди показалось, что если он снова сунет наконечник ингалятора в рот, его вырвет.
3
Выйдя двадцать пять минут спустя из магазина на Костелло-авеню со стаканом пепси в одной руке и двумя конфетами «Пэйди» в другой, Эдди был неприятно удивлен, увидев слева от себя Генри Бауэрса, Виктора Крисса, Лося Садлера и Патрика Хокстеттера, стоящих на коленях на площадке, усыпанной гравием. Сначала мальчик решил, что они играют в кости, но потом увидел, что ребята складывают деньги на расстеленную на земле футболку Виктора. Невдалеке в беспорядке валялись их учебники для летней школы.
В любой другой день Эдди просто зашел бы тихонько назад в магазин и попросил бы у мистера Джедро разрешения выйти через заднюю дверь. Но вместо этого мальчик замер на месте, одной рукой еще сжимая ручку двери, на которой красовалась реклама сигарет:
«УИНСТОН» ИМЕЕТ ЛУЧШИЙ ВКУС, ЭТО ЛУЧШИЕ ИЗ СИГАРЕТ. ДВАДЦАТЬ РАЗ ИСПЫТАТЬ НИ С ЧЕМ НЕ СРАВНИМОЕ НАСЛАЖДЕНИЕ", и мальчик-посыльный, возвещающий: "ТРЕБУЙТЕ «ФИЛИП МОРИС», а в другой держа коричневую хозяйственную сумку и белый пакет с лекарствами.
Виктор Крисе заметил его и толкнул локтем Генри. Генри поднял голову, то же самое сделал Патрик Хокстеттер. Хуже соображающий Лось продолжал считать свои пенни еще несколько секунд, после чего до него дошло, что все почему-то молчат, и он тоже посмотрел на Эдди.
Генри встал и стряхнул с колен кусочки гравия. Его нос был закрыт повязкой, отчего голос звучал немного гнусаво.
– Будь я проклят, – сказал он. – Один из тех, кто швырялся в нас камнями. Где твои дружки, козел? Там, внутри?
Эдди безмолвно кивнул, прежде чем успел понять, что этого не следовало делать.
На лице Генри засияла улыбка.
– Что ж, я не против разделаться с вами по очереди. Иди-ка сюда, козел, – сказал он.
Виктор подошел к Генри и встал рядом с ним, Патрик неторопливо направился туда же, на его лице застыло знакомое отсутствующее выражение – улыбка идиота. Лось все еще стоял на коленях.
– Ну иди же сюда, дерьмо, – сказал Генри. – Обсудим вопрос о швырянии камнями. Ты не против?
Только теперь Эдди понял, что ему нужно было сразу же спрятаться в магазине, где его мог защитить взрослый. Он сделал шаг назад, но Генри бросился к нему, дернул за руку, и улыбка на его лице сменилась жестоким, хищным выражением. Эдди выпустил ручку двери и повалился со ступенек вниз. Он обязательно упал бы лицом в гравий, но Виктор схватил его подмышки и сильно толкнул. Эдди с трудом удалось удержаться на ногах. Теперь он оказался в центре круга, и от каждого противника его отделяло не больше десяти футов. Ближе всех, улыбаясь, стоял Генри. Его волосы были зачесаны назад.
Сзади слева от Генри стоял Хокстеттер. Эдди никогда не видел этого более чем странного парня в чьем-нибудь обществе вплоть до сегодняшнего дня. У Патрика было небольшое брюшко, нависавшее над пряжкой его ремня «Красный всадник». Его лицо имело форму идеального круга и цветом напоминало кефир. Теперь его нос слегка загорел, и поэтому кожа на нем шелушилась; от него на обе щеки, словно крылья, расходились пятна более слабого загара. В школе его любимым занятием было убивать мух при помощи линейки «Скул-тайм», складывать их в пенал, а потом на переменке демонстрировать свою коллекцию одноклассникам. При этом он хранил полное молчание, на пухлых губах кривилась усмешка, серо-зеленые глаза оставались серьезными и задумчивыми. Именно такое выражение было на его лице и теперь.
– Как дела, каменщик? – Генри начал медленно приближаться. – Сегодня забыл прихватить с собой свои камни?
– Не трогай меня, – дрожащим голосом отозвался Эдди.
– Не трогай меня, – передразнил его Генри, в притворном ужасе заламывая руки. Виктор засмеялся.
– А если трону, что ты сделаешь? А, каменщик? – он с неожиданной быстротой выбросил руку вперед и с оглушительным грохотом заехал Эдди по скуле. Голова Эдди запрокинулась назад, из левого глаза начали течь слезы.
– Там внутри мои друзья, – сказал Эдди.
– Там внутри мои друзья, – завопил Хокстеттер. – Ой! Ой! Держите меня!
И он стал заходить справа.
Эдди повернулся к нему и почувствовал, как от второго удара Бауэрса вспыхнула его другая щека.
Не плачь, -подумал он, – они ждут этого, но терпи, Эдди. Билл не сделал бы этого. Билл не стал бы плакать, и ты тоже не...
Виктор сделал шаг вперед и толкнул Эдди в грудь. Тот попытался отступить, но споткнулся о присевшего сзади Патрика и упал, поранив обе ладони об острый гравий. Воздух вышел из его легких с громким шумом.
Минуту спустя Бауэре уже восседал на груди Эдди, попирая его своей задницей и прижимая к земле руки жертвы своими коленями.
– Есть с собой камни, каменщик? – взгляд глаз Генри был совершенно безумным, и это испугало Эдди больше, чем боль в руках и невозможность дышать. Генри просто чокнулся. Где-то поблизости копошился Патрик.
