– Что-то случилось! Что-то случилось! Сделайте что-нибудь, ради Бога! Может кто-нибудь что-нибудь сделать?
Ричи снова посмотрел на Билла и Паука.., и полуощутил, полууслышал смех монстра. Лицо Билла стало вытягиваться каким-то неуловимым образом. Кожа сделалась пергаментно-желтой и прозрачной, как у очень старого человека. Глаза замутились.
"О, Билл, где ты?" Ричи видел, как неожиданно у Билла из носа ручьем хлынула кровь. Рот его искривился в попытке закричать.., и снова Паук наступал на него. Оно поворачивалось, держа жало наготове.
Оно убьет его.., убьет его тело, даже.., если его сознание где-то далеко. Это означает, что Оно закроет ему путь к возвращению навсегда. Оно одерживает победу... Билл, где ты? Ради Бога, где ты?
И откуда-то очень ясно, с какой-то невообразимой дистанции он услышал голос Билла, его крик.., и слова, хотя и бессмысленные, но кристально-ясные, полные боли и (Черепаха мертва, о Боже, Черепаха действительно мертва) отчаяния.
Бев снова передернуло, и она заткнула уши, чтобы не слышать этот туманный голос. Жало Паука вырастало, и Ричи внимательно рассматривал его, улыбаясь во весь рот, и вдруг сказал одним из своих лучших Голосов Ирландского Полицейского.
– Здесь мы, здесь, моя дорогая девочка! Что, черт возьми, ты собираешься делать? Довольно! Прекрати болтать, иначе я сниму твои штанишки и отшлепаю как следует!
Паук перестал смеяться, и Ричи почувствовал новый подъем рева от злости и боли внутри Паука. Ему больно, -победно подумал он. – Что вы скажете! Ему больно! И думаете, почему?
Я СХВАТИЛ ЕГО ЗА ЯЗЫК! Я ДУМАЮ, ЧТО БИЛЛ КАК-ТО УПУСТИЛ ЕГО. НО КОГДА ОНО ОТВЛЕКЛОСЬ, Я ПОЙМАЛ ЕГО...
Затем, крича на него, Оно вызвало рой разъяренных пчел из своего сознания, вышибло Ричи из его тела и швырнуло в темноту. Ричи смутно сознавал, что Оно старается стряхнуть его с себя. И Оно хорошо выполняло свою работу. Ужас охватил Ричи, но потом он сменился ощущением космической отчужденности. Беверли, вспомнил он, показывала, как играет в куклы, укладывает их спать, прогуливает собачку и путешествует по миру, а он рассказывал обо всем этом на своей гитаре «Дункан». И вот он здесь, Ричи – музыкант, а язык Оно – это струна. Он здесь, и это уже не выгуливание собак, а, может быть, выгуливание Паука – что может быть смешнее?
Ричи засмеялся – невежливо, конечно, смеяться с полным ртом, но он не сомневался, что здесь никто не читал о Хороших Манерах. Это заставило его рассмеяться еще сильнее, и он еще сильнее вцепился в язык. Паук закричал и стал стряхивать его с еще большей яростью. Оно завыло одновременно от злости и удивления – Оно полагало, что только писатель может бросить ему вызов, а теперь еще этот человек, который смеется, как глупый ребенок, схватил Его за язык, когда Оно менее всего ожидало это.
Ричи чувствовал, что скользит куда-то.
Подержитесь немного, сеньорита, мы вместе пойдем туда, или я продам вам лотерейный билетик, по которому все выигрывают, клянусь именем матери.
Он снова почувствовал, как его зубы сильнее вцепились в язык Его. И одновременно Оно впилось своими ядовитыми зубами в его собственный язык. И все равно ему было смешно. Даже в темноте, несясь следом за Биллом, когда только язык Его связывал его с остальным миром, даже страдая от боли, которую причиняли ядовитые зубы Его, застилая его сознание красным туманом, ему было чертовски смешно.
Следите, люди. Поверьте, что диск-жокей может летать. Все нормально, он летит.
Ричи никогда в жизни не бывал в такой темноте; он даже представить себе не мог, что существует подобная темнота; он летел где-то приблизительно со скоростью света, и его трясло, как терьер трясет крысу. Он ощущал, что существует нечто впереди. Какое-то титаническое тело. Черепаха, о которой сокрушался Билл своим слабеющим голосом. Должно быть. Это был только панцирь, мертвая оболочка. Он пролетел ее, мчась в темноту.
Действительно, несусь со скоростью света, -подумал он и снова почувствовал этот дикий толчок, заставляющий смеяться.
Билл, Билл, ты слышишь меня?
– Он исчез, он в мертвых огоньках, отпусти меня! ОТПУСТИ МЕНЯ! (Ричи?) Невероятное расстояние; невероятно далеко в черноте. Билл, Билл, я здесь! держись! ради Бога, держись!
– Он умер, вы все умерли, а ты слишком стар, не понимаешь что ли? А теперь отпусти меня!
– Эй, ты, сучка! мы никогда не стары, чтобы танцевать рок-н-ролл!
– ОТПУСТИ МЕНЯ!!!
– Отнеси меня к нему, тогда, может быть, отпущу Ричи! Ближе, сейчас он был ближе, слава Богу.
– Здесь я, Большой Билл! Ричи пришел, чтобы вызволить тебя! Пришел спасти твою старую задницу! Помнишь, как тогда, на Нейболт-стрит?
– ОТПУСТИиии!
Боль была на этот раз очень сильная, и Ричи с удивлением понял, как он прочно схватил Его, а Оно-то верило, что только Билл может сделать это. Ну, ладно, хорошо. Ричи не думал о том, чтобы убивать Его тотчас же, он не до конца был уверен, что Его можно убить. Но Билл может быть убит. И Ричи почувствовал, что Биллу осталось очень недолго. Билл приближался, и в этом было что-то опасное, о чем лучше не думать.
Ричи, нет! Возвращайся! Это конец всего, как раз здесь! Мертвые огоньки! звучит так, как будто ты собираешься повернуть несущуюся лошадь в полночь, сеньор.., а где ты есть, золотко мое? Улыбнись, чтобы я увидел тебя!
И неожиданно Билл появился, скатываясь (направо или налево? Здесь не было направления) по одну сторону или по другую. А за ним Ричи, быстро приближаясь, увидел (почувствовал) что-то такое, что наконец остановило его смех. Это был барьер, нечто странное, бесформенное, то, что его мозг не мог постичь. Вместо этого его мозг перевел, как только мог, перевел Его в форму Паука, позволяя Ричи думать об этом, как о какой-то колоссальной серой стене, сделанной из невообразимо древних столбов. Эти столбы бесконечно тянулись и вверх, и вниз, как прутья в клетке. А между ними сиял слепящий свет. Он мерцал и двигался, улыбался и скалился. Свет был живым.
(мертвые огоньки) Больше, чем живой, он был полон силы – магнетизм, гравитация, возможно, и что-то другое. Ричи почувствовал, что его поднимают и опускают, вращают и толкают. Он чувствовал, как свет жадно движется по его лицу.., и свет этот думает.
Это Оно, это Оно, суть Его.
– Отпусти меня, отпусти, ты обещал отпустить меня.
Я знаю, но иногда, золотко, я лгу, моя мама била меня за это, но мой папа, папа только воспитывал.
Он ощущал, что Билл бьется у входа в щель в стене, ощущал дьявольские пальцы света, касающиеся его, и в последней отчаянной попытке он рванулся и добрался до своего друга.
Билл! Твою руку, дай руку! ТВОЮ РУКУ! ЧЕРТ ПОБЕРИ! ТВОЮ РУКУ!
Билл выбросил свою руку, пальцы сжимались и разжимались, этот живой огонь блестел и сверкал на свадебном кольце Одры, в рунах, в мавританских узорах – круги, кресты, звезды, свастики, соединенные окружности, которые вырастали в цепи. Лицо Билла было залито тем же светом, который как бы покрывал его татуировкой. Ричи вытянулся как только мог, слыша крики и стоны Его.
(Я потерял его, о Боже! Я потерял его, сейчас его выбросит) Но тут пальцы Билла сомкнулись на пальцах Ричи, и Ричи крепко схватил их и сжал. Одна нога Билла попала в щель в замерзшей деревянной стене, и в один сумасшедший момент Ричи понял, что видит все кости, вены и капилляры внутри, как будто Билла просвечивало рентгеном. Ричи почувствовал, что мускулы на его руке натянулись, как резиновые, а сухожилия на предплечье начинают трещать от огромного давления на них.
Он собрал все силы и закричал:
– Тяни нас назад! Тяни нас назад или я убью тебя! Я... Я заговорю тебя до смерти!
Паук снова завизжал, и Ричи неожиданно почувствовал, как какой-то огромный обвивающий ремень скрутил его тело. Руки его побелели от напряжения. Хватка, держащая руки Билла, стала ослабевать.
– Держись, Большой Билл!
