– Сейчас все в порядке, – сказал он. Мальчик недоверчиво изучал его, потом улыбнулся. Улыбка была солнечной и излучала надежду.
– Да, – сказал он. – Думаю, что так.
– Клянусь твоей задницей. Мальчик засмеялся.
– Тебе надо бббыть пппоосторожнее со скейтбордом.
– Нет уж, – сказал мальчик, и на этот раз засмеялся Билл. Он сдержался, чтобы не взъерошить волосы мальчугана – это возможно обидело бы его, – и вернулся к остальным.
– Кто это был? – спросил Ричи.
– Друг, – сказал Билл. Он засунул руки в карман.
– Помните, как мы выбирались отсюда тогда? Беверли кивнула.
– Эдди привел нас назад в Барренс. Только мы вылезли на другом конце Кендускеага. Со стороны Олд-Кейпа.
– Ты и Соломенная Голова столкнули крышку люка с одной из этих насосных станций, – сказал Ричи Биллу, – потому что вы были самые тяжелые.
– Да, – сказал Бен. – Это были мы. Солнце село, но было еще светло.
– Да, – сказал Билл. – И мы все были там.
– Ничто не длится вечно, – сказал Ричи. Он посмотрел вниз под гору, по которой они только что взошли, и вздохнул. – Посмотрите сюда, например.
Он протянул свою руку. Тоненькие шрамы на ладони исчезли. Беверли посмотрела на свою руку, Бен сделал то же самое, Билл – на свою. Все руки были грязные, но отметины исчезли.
– Ничего не длится вечно, – повторил Ричи. Он посмотрел на Билла, и Билл увидел дорожки слез на грязных щеках Ричи.
– За исключением, может быть любви, – сказал Бен.
– И желания, – сказала Беверли.
– А что вы скажете о друзьях? – спросил Билл и улыбнулся. – Что ты думаешь, Трепач?
– Хорошо, – сказал Ричи, улыбаясь и вытирая глаза. – Я хочу сказать: спасибо вам за это, мальчики; я говорю, я хочу сказать – спасибо за это.
Билл протянул руку, и они положили свои руки на его и постояли так какое-то время, семеро, которые уменьшились до четырех, но все равно смогли образовать кружок. Они посмотрели друг на друга. Бен сейчас тоже плакал, слезы прямо лились из его глаз, но он улыбался.
– Я так люблю вас, ребята, – сказал он и сжал руки Бев и Ричи сильно-сильно, а потом отпустил. – А сейчас надо посмотреть, нет ли в этом местечке чего-нибудь похожего на завтрак? И нам надо позвонить Майку. Сказать, что у нас все в порядке.
– Хорошая идея, сеньор, – сказал Ричи. – Ты всегда можешь сделать все хорошо, я думаю. А ты что думаешь, Большой Билл?
– Я думаю, шел бы ты подальше, – сказал Билл. И они пошли к гостинице, смеясь, и когда Билл толкнул стеклянную дверь, Беверли поймала взглядом что-то такое, чего она никогда не забудет, но о чем никому не скажет. На один момент она увидела их отражения в стекле – только их было шесть, не четыре, потому что Эдди стоял позади Ричи, а Стэн – позади Билла, слегка улыбаясь.
9
Выход, Сумерки, 10 августа 1958 года
Солнце аккуратно садится за горизонт, как немного приплюснутый красный мяч, и бросает лихорадочные лучи света на Барренс. Железный люк на одной из насосных станций немного поднимается, потом опять опускается, снова поднимается и начинает скользить.
– Тттолкай ее, Бен, а то у меня ппплечо сссломается. Крышка скользит дальше, поднимается и падает в кустарник, который растет вокруг бетонного цилиндра. Семеро детей вылезают один за другим и оглядываются, моргая от молчаливого изумления. Они похожи на детей, которые никогда прежде не видели дневного света.
– Здесь так спокойно, – тихо говорит Беверли. Единственные звуки – это шум воды и торжественное пение насекомых. Ураган прошел, но Кендускеаг по-прежнему очень высок. Ближе к городу, недалеко от того места, где река одевается в бетон и начинает называться Каналом, она выходит из берегов, хотя наводнение, несомненно, очень серьезное; самое страшное – несколько затопленных подвалов. На этот раз.
Стэн уходит от них, лицо его смущенное и задумчивое. Билл оглядываемся и сначала думает, что Стэн увидел маленький костер на берегу реки, костер – это его первое впечатление; красные языки пламени – слишком яркие, чтобы смотреть на них. Но когда Стэн подбирает это правой рукой, угол освещенности меняется и Билл видит, что это всего лишь бутылка из-под «кока-колы», которую кто-то бросил в реку.
Он видит, как Стэн поднимает ее, держит за горлышко и бьет о выступ скалы, на берегу. Бутылка разбивается, и Билл чувствует, что все смотрят, как Стен достает что-то из остатков бутылки со спокойным и сосредоточенным видом.
Наконец он поднимает узкий кусок стекла. Уходящее на запад солнце отбрасывает красный луч и отражается в нем, и Билл опять думает: «Как огонь».
Стэн глядит на него, и Билл вдруг понимает, ему все совершенно ясно и понятно. Он идет навстречу Стэну и протягивает ему руки, ладонями вверх. Стэн отступает назад прямо в воду. Маленькие жучки мелькают над ее поверхностью, и Билл видит переливчатую стрекозу в траве у дальнего берега, как маленькую летящую радугу. Лягушка заводит свою заунывную песнь, и, когда Стэн берет его левую руку и разрезает осколком стекла ладонь и кровь начинает капать, Билл думает в каком-то экстазе: «Сколько здесь жизни!»
– Билл!
– Конечно. Обе.
Стэн разрезает другую его руку. Больно, но не очень. Жалобно начинает звать кого-то козодой – холодный, мирный звук. Билл думает: «Козодой поднимает луну».
Он смотрит на свои руки, на обе, кровоточащие, а потом вокруг. А вот и остальные – Эдди со своим ингалятором, зажатым в одной руке; Бен с его огромным животом, выпирающим из разорванных остатков рубашки; Ричи, его лицо странно беззащитно без очков;
Майк, молчаливый и торжественный, его обычно полные губы сжаты в одну тонкую линию. И Беверли – голова поднята, глаза широко открыты и ясны, волосы все еще красивые, несмотря на грязь.
Все мы. Все мы здесь.
И он видит их, по-настоящему видит их, в последний раз, потому что каким-то образом он понимает, что они никогда не будут вместе опять, всемером – так, как сейчас. Никто ничего не говорит. Беверли поднимает руки, через некоторое время – Ричи и Бен поднимают руки тоже. Майк и Эдди делают то же самое. Стэн разрезает им руки одному за другим, а солнце начинает полоть за горизонт, охлаждая красный свой жар до сумеречного бледно-розового цвета. Козодой снова начинает кричать. Билл видит первые слабые завитки тумана на воде и чувствует, что становится частью всего этого – острый экстаз, о котором он никогда не будет говорить, как Беверли позже никогда не скажет об отражении, которое она видела, об этих двух мертвых мужчинах, с которыми она дружила, когда была ребенком.
Ветерок шевелит деревья и кусты, заставляя их вздыхать, а он думает: «Это прелестное местечко, и я никогда не забуду его. Как здесь красиво, и какие они красивые; каждый из них прекрасен».
