Коул ничего не ответил и вошел в кухню. Я напряглась, когда он прошел мимо меня к холодильнику. Он достал две бутылки воды и протянул одну мне.
— Ты в порядке?
Я кивнула.
— Я хочу услышать твой ответ, — сказал он мягко, но настойчиво.
Я открыла было рот, но взамен лишь покачала головой. Я не была в порядке. Меня трясло. Это был просто ужас.
— Это машина моей мамы. Что я вообще ей скажу? Она разнервничается.
Коул сделал глоток воды.
— У меня в городе есть друг, который занимается починкой машин. Я позвонил ему и ввел в курс дела. Оленя вытащили из машины, а он приедет завтра утром и разберется с ущербом. К завтрашнему обеду машина будет как новенькая. Словно ничего не случилось.
Новость была приятной, но все же шанс того, что я больше никогда не сяду в эту машину, был слишком велик. Я посмотрела на Коула и тяжело вздохнула.
— Ты не обязан был этого делать.
— Но сделал.
Пытаясь совладать с внезапным желанием подойти к Коулу и уткнуться лицом в его грудь, я посмотрела в потолок.
— Спасибо тебе. Просто скажи мне, сколько все это будет стоить, и я оплачу.
— Тебе не нужно меня благодарить.
— Но я это сделала, — повторила я его же слова.
Один уголок рта Коула приподнялся в улыбке.
Я сделала глубокий вдох и сжала бутылку так сильно, что пластик смялся.
— Я не стану рассказывать маме.
Коул замолчал, в глазах появилось напряжение.
— Она отреагирует также, как я. Больше никогда не сможет сесть в эту машину. А сейчас у нее нет возможности просто пойти и купить новую. — Объяснила я, отставляя бутылку. — И я не хочу волновать маму.
Челюсть Коула напряглась.
— Возможно, ей есть, о чем волноваться.
Мое сердце сжалось.
— Почему… ты так говоришь?
— Я не пытаюсь тебя напугать. Я надеюсь, ты это понимаешь, но здесь что-то не так, — Коул допил воду и выбросил бутылку в мусорное ведро. Он повернулся ко мне: лицо было напряжено от ярости. — Твою машину разбили в первый же вечер после возвращения, а теперь кто-то положил мертвого оленя в салон явно не с хорошими намерениями. Это уже не развлечение скучающих детишек.
— Если это развлечение детей, то их точно нужно показать психиатру, — добавила я.
На губах Коула появилась печальная ухмылка.
— Согласен.
Я улыбнулась Коулу, хотя мне было не по себе. Я не была наивной и глупой, пока Коул разбирался со всеми бумагами и полицией, поняла, что все это кто-то сделал специально. Я просто не понимала, для чего.
— И все же, я не хочу, чтобы мама знала.
— Саша, ей стоит знать, чтобы быть осторожнее.
— Осторожнее? Бояться мертвого енота в почтовом ящике? Или раздавленную кошку на переднем крыльце? — я отошла от стола и провела рукой по волосам. — Слушай, я понимаю, о чем ты говоришь, но она и так много пережила, Коул. Слишком много.
— Как и ты, — мягко напомнил он.
— Да, но у меня была возможность уехать. Я смогла спрятаться от всего, что произошло, в том числе и города. А она нет. Я не хочу взваливать это на нее без крайней необходимости.
Лицо Коула смягчилось.
— Саша…
— Не смотри на меня так, — предупредила я, вздыхая. Я едва могла говорить с Коулом, когда он смотрел на меня как обычно, но когда вот так? С этой мягкостью на красивом лице и теплотой во взгляде? Это было слишком для меня.
— Как?
Так, словно он хотел того же, чего и я чуть раньше. Сократить расстояние между нами и обнять меня. И хотя я сама хотела броситься в его объятия, я не могла этого сделать.
Я закрыла глаза, сделала несколько вдохов и снова их открыла.
