Слава богам.
Она была в длинной рубашке из плотного хлопка. Обувь для неё не оставили, так что пришлось встать с кровати босяком. Движения давались легко, совсем без боли.
Пришёл Елисей.
— Где Алоис? — голос был наполнен нескрываемой радостью, она не ждала плохого.
— Скорее всего, уже в столице, — сухо сказал он.
Уже тут она что-то заподозрила.
— Он уехал без меня… и без тебя?
Елисей рассказал всё как есть, не пытаясь беречь чувства девушки. Случилось именно то, чего он боялся. Алоис одним решением разрушил всё, что они так долго выстраивали. Если бы Руслана, как и обещала, исчезла из жизни парня, ничего бы не случилось. Царь Богород казнил бы всех клеветников, и правда никогда бы не появилась на страницах исторических летописей.
Руслана не просыпалась почти два дня.
За это короткое время Мароз добился официального открытия дела. Служители Храма Правосудия, выступавшие в роли прокуроров, понимали, что, как только о задержании царевича станет известно, важные свидетели разбегутся, как крысы с тонущего корабля. Несмотря на обещание самозванца сотрудничать, показания его были уклончивы. Он охотно говорил о себе только то, что и так было известно, а, когда дело касалось других людей, молчал, как рыба. Главным следователем было принято решение грести всех подряд, а по ходу уже убрать лишних.
Экипаж с девушкой выехал на главную городскую улицу. К извозчику были приставлены пятеро охранников на лошадях. На пути возник отряд храмовых стражей, только что прибывших в Тильград. Среди них был Дивиш, служивший сейчас лично Марозу. Рыжий командир знал Руслану в лицо и не допустил бы ошибки.
Для приличия помахав мечами, охрана экипажа отступила. У служителей правосудия были все основания и приказы для задержания.
Дивиш достал связанную по рукам и ногам Руслану из кареты и усадил на свою лошадь, хотя у стражей была крытая повозка. Все те, кого сегодня ещё задержат, будут мужчинами. Повозка предназначается для них.
Замотанная в пеньковые верёвки девушка не могла сопротивляться. Она выла, намекая на то, что ей есть, что сказать, и надо бы хотя бы вынуть кляп изо рта, но Дивиш не сделал и этого. Всё, что нужно, она скажет следователю.
Елисей обещал Алу позаботиться о его жене и любой ценой сохранить ей жизнь.
Нужно было спрятать Руслану подальше и побыстрее. Он приказал подать карету, сразу после её пробуждения, но девушка отказывалась ехать по доброй воле. Он нанимался в царские советники, а не в няньки, поэтому тратить время на уговоры не стал. Так она оказалась связанной.
Столичный Храм Правосудия представлял из себя высокое каменное строение, светлое и просторное. Его подземные казематы, напротив, должны были внушать ужас преступникам. Камера, в которой расположили Руслану, отличалась чистотой и наличием деревянной мебели. Простой и не очень удобной, но в остальных комнатах не было и этого. У неё был источник света — старая масляная лампа, которую заправляли каждый день прислужники, приносившие еду и воду. И только благодаря нечастым визитам, девушка понимала, как долго она здесь находится.
Примерно через неделю её в первый раз отвели на допрос.
Служитель храма годился ей в отцы. Он был приветливым и внимательным, сразу же отругал прислужников за то, что не обеспечили девушку чистой водой для умывания и запасом новой одежды. Руслана понимала, что забота фальшивая, но всё равно дядечка с широкой улыбкой располагал к себе. Следователь представился Добрыней, и Руслана невольно подумала, что это имя лучше остальных подходит его открытому лицу.
Вопросы были простыми и отвлечёнными: детство, родители. Потом он перешёл к той самой ночи:
— Ты говоришь, что встретила его случайно. Он представился своим настоящим именем?
Она готовилась к подобным вопросам, поэтому без колебаний сказала:
— Да. Он сказал, что его зовут Богород.
Добрыня застучал пальцами по столу и тоже солгал:
— Он утверждает, что представился тебе сразу Алоисом.
— Не знаю, почему Богород так сказал, — она скрестила руки, пытаясь не выдать волнения.
— Ты думаешь, что он Богород?
— Я это знаю.
На этом первый допрос был закончен.
Девушку вернули в камеру, и неделю не происходило ничего.
В следующий раз, когда её вывели, она решила, что снова увидит Добрыню, но стражник прошёл мимо лестницы, ведущей в допросную. Они шли по тёмному арочному коридору несколько минут, пока не дошли до его конца. Впереди только железная дверь. За ней — комната со стенами тройной толщины.
Сердце ушло в пятки.
Это была пыточная камера.
Руслану усадили на низкий табурет в углу. Рядом вдоль стены тянулся широкий стол, на котором лежали инструменты. Коренастый палач с короткими кривыми ногами, кряхтя, перекладывал орудия с места на место. Он подносил их к огню, стоявшему рядом с лицом девушки, внимательно осматривал и, если находил следы крови, тщательно протирал. Закончив дело, он наточил несколько клинков и перешёл на другой конец комнаты, где стояли более серьёзные предметы по типу «деревянной лошади» или разобранной дыбы.
Руслана сидела белая, как смерть. Даже если бы кто-то начал задавать вопросы, она не смогла бы вымолвить и слова.
Дверь заскрипела, и в помещение завели человека. Совсем юный парень, растрёпанный и грязный. Увидев палача, он начал вырываться и тараторить о своей невиновности, обзывал служителей последними словами, пытался угрожать. Его подвели к ржавому крюку, свисающему с потолка, а девушку вернули в её камеру, так и не дав объяснений.
Следующий день начался с тёплого чая в кабинете Добрыни. На столе стояло два блюдца, но следователь наполнил только своё и, причмокивая, отхлебнул немного.
— Ты любишь ромашку? — спросил он.
— Что за прогулку вы мне вчера устроили? — процедила Руслана. — Думаете я испугаюсь вида засохшей крови на плётках? Я княжна. Вы не можете применять ко мне телесные пытки.
Добрыня отхлебнул ещё. Он никуда не спешил.
