— До свидания! До завтра!
Он был в каком-то состоянии удивления после события дня и не мог тотчас же отправиться домой и спокойно сидеть там. А так как идущий на юг почтовый пароход только что обогнул мыс, он решил зайти сперва на пристань.
Он увидал ящики с товарами, которые должны были отправить, и другие, которые принимали; повсюду виднелось имя Гордона Тидемана — товарообмен, торговля. Тут же присутствовали обычные зрители: собаки, дети и взрослые, слышался обычный лязг цепей и шум машины. Зато Александера против обыкновения не было на пристани; вместо него Стеффен отправлял ящики с копчёной лососиной.
Повар в белом полотняном костюме и белом колпаке вылил за борт ведро помоев и привлёк несколько чаек; после повара пришёл машинист и высыпал пепел. Матросы и путешественники сходили и входили на пароход, боцман стоял у трапа и проверял билеты.
Консул приехал в своём автомобиле, он въехал на пристань и хорошо был виден всем. Вот он вышел из автомобиля, в нарядном костюме, в блестящих ботинках, жёлтых перчатках, сказал несколько слое капитану на мостике, обратился к Стеффену и спросил, почему нет Александера, окинул взглядом всю пристань, отдал кладовщику приказание относительно новых товаров, поглядел на часы, опять сел в автомобиль и укатил.
Шикарный господин!
Хольм поглядел ему вслед. «Мой пасынок, — подумал он. — Чёрт возьми, ведь это мой собственный пасынок! Её зовут Лидия, меня — Конрад, мы согласны...»
С парохода сходит путешественница. Лицо у неё старое, но умное и живое; на ней длинное чёрное платье и пальто, в руках она держит зонт и корзинку. Очутившись на пристани, она оглядывается, по какой-то причине решает обратиться к аптекарю и спрашивает его:
— Извините, не можете ли вы указать мне гостиницу?
— Это я могу, — отвечает аптекарь и приподнимает шляпу. — Идёмте со мной, я тоже иду в гостиницу. Позвольте, я понесу вашу корзину.
— Нет, благодарю вас, — улыбаясь отвечает дама. — Я достаточно стара, чтобы нести её самой. Вы живёте в гостинице?
— Нет, я живу в аптеке. Я здешний аптекарь.
— Так, вы аптекарь. Я сразу увидала, что вы что-то особенное. А вы хотели нести мою корзину!
Они пришли в гостиницу, и аптекарь сказал:
— Мой гость.
Вендт поклонился.
— Гость? — сказала дама. — Я бы не сказала этого. Мне хотелось бы иметь только маленькую комнатку, если вы согласны приютить меня. Еда у меня с собой.
Вендт опять поклонился:
— Добро пожаловать!
Дама: — Вы очень добры. И потом, если у меня и есть еда с собой, то все же мне надо ещё чашки две-три кофе за которые я заплачу. Так хорошо и удобно, когда обо всём сговоришься заранее.
Она надела пенсне и быстрым почерком заполнила опросный лист: «Паулина Андреасен, из Полена. Незамужняя».
— Годы свои я боюсь написать, а то вы подумаете, что я такая дряхлая, что наделаю вам хлопот. Но вы этого не думайте.
— Возраст можно и не писать, — сказал Вендт.
Она: — Аптекарь был таким молодцом, что проводил меня сюда, и я очень вам благодарна, аптекарь! Знаете, — обратилась она к хозяину, — аптекарь хотел нести мою корзину. Я никак не могу помириться с этим!
— Да, аптекарь знает, как понравиться дамам! — Хозяин указал на опросный лист и сказал: — Только укажите, пожалуйста, ваше занятие.
— А я и забыла, — сказала она. И опять нацепив пенсне, она принялась писать и при этом говорила: — У меня много всяких занятий. У меня и торговля, и почта, и маленький дом, чтобы принимать гостей, и кроме того, у нас усадебка; а брат мой — староста, давно уже, целую вечность. Слава богу, у нас есть всё, что надо по нашим скромным потребностям в жизни, а большего мы и не требуем. А теперь не сердитесь на меня, если я спрошу вас одну вещь: не знаете ли вы здесь, в Сегельфоссе, человека, которого зовут Август? Конечно, здесь может быть много людей, которых так зовут, но он приезжий.
— Я знаю, о ком вы говорите, я знаком с ним, — сказал аптекарь.
— Так, значит, он здесь, жив и всё такое?
— Да. Он был немного болен и лежал в постели несколько дней, но теперь он, кажется, может встать в любое время. Вы найдёте его в усадьбе.
— А чем он занимается?
— Он живёт у консула, он у него на все руки.
— Да, это так и есть. Август всегда был на все руки. Вот отлично, что я нашла его и проехалась не зря. А теперь ещё одна вещь, раз уж я начала расспрашивать: доктор Лунд и фру Лунд и всё семейство — ничего, слава богу?
— Да, ничего.
— Потому что фру Лунд из наших краёв; можно сказать, она выросла на моих глазах. И родители её живут в нашей деревне и живут ничего себе, смотря по обстоятельствам. Доктор Лунд сам был ведь нашим доктором целую вечность, он у нас и женился. А у меня у самой есть дело к Августу, я бы сказала — серьёзное дело. Вот почему я и спрашиваю о нём, а не по какой-либо другой причине.
И она все говорила и говорила. Последние её слова были:
— Ну да, а теперь бы мне получить маленькую комнатку, — я бы привела себя в порядок и выпила чашку кофе, потому что кофе, который нам давали на пароходе, немыслимо было пить. Я забыла только спросить, сколько стоит комната.
XXIII
Август в течение многих дней лежал в постели, но доктор все ещё боялся осложнений после его непомерного опьянения и требовал, чтобы он пролежал ещё несколько дней.
Само по себе это лежание было вовсе уж не так плохо: его крестовые сёстры хорошо ухаживали за ним, разговаривали с ним, не нарушали, а поддерживали его религиозное настроение. Их беседы напоминали молитвенные собрания.
Но разве было у него время лежать? Разве не обещал он консулу в определённый день и час сдать в готовом виде дорогу? Время уже прошло, а решётка перед пропастями валялась в виде отдельных прутьев и ждала, пока за неё примутся, а он лежал здесь!
— Пути судьбы — чёрт их возьми! — страсть как извилисты! — говорил царь Соломон.
