— Что ж, бабушка, — заметил он учтиво, — мы с удовольствием возьмем вас. Нам будет очень приятно. Прошу вас, садитесь.
Учащийся Гарри Пох смотрел на бабушку, разинув рот. Виданное ли дело, чтобы мотоцикл, машина, предназначенная для любви и наслаждений, вез на лоно природы этакое допотопное страшилище.
— У нас мало бензина, — угрюмо пробурчал он, — я не знаю, дотянем ли. Надо где-нибудь заправиться…
— Не надо, — решительно возразил бухгалтер, — поедем медленно и дотянем. Нельзя же без конца покупать бензин! Какой карман это выдержит?..
Учащийся пожал плечами и сел в седло. Бухгалтер занял место за его спиной. Бабушка удобно устроилась в коляске. Мотоцикл выпустил черное облачко и тронулся с места.
В этот миг Гарри Пох хотел бы до неузнаваемости изменить свою внешность. Хоть бы не встретить никого из знакомых! Сжав зубы, он решил не смотреть ни вправо, ни влево. Но все же замечал, как пешеходы останавливаются и с удивлением смотрят им вслед. Да и самому бухгалтеру было не по себе, и в его голове роились злые, мутные мысли.
— Стоять! — вдруг взвизгнула бабушка.
Мотоцикл, не обращая внимания на ее крик, несся по улица.
— Я говорю: стоять! Остановите! — кричала бабушка.
— Остановите, Индржих, — приказал бухгалтер и спросил:
— Что случилось, бабушка?
— Я забыла веер, — объявила старуха.
— Для чего вам веер, бабушка? — удивился бухгалтер.
— Так… — упорствовала бабушка, — я должна иметь веер…
Она представляла себя молодой дамой, катающейся по Стромовке в экипаже. Навстречу верхом на рыжем коне едет молодой поручик с навощенными усами. Глаза его сверкают, а грудь покрыта золотой шнуровкой. Поручик бросает на даму в экипаже жгучий взгляд. Она скрывает лицо за веером и с девичьей стыдливостью кокетливо возвращает ему признание в любви.
Вокруг мотоцикла уже собираются люди, из толпы летят ехидные замечания пражан, всегда склонных к насмешливым комментариям.
— Вернитесь! — яростно приказал учащемуся Михелуп. — Если она хочет иметь веер, она должна его иметь, ничего не попишешь…
Позднее мотоцикл можно было видеть на шоссе, в цепочке автомобилей, приобретенных в кредит и по встречному счету; скромных машин с помятыми крыльями, драндулетов, купленных из третьих рук, обшарпанных и покрытых пылью, и невесть что о себе мнящих лимузинов, и тщеславных щегольских авто экстравагантных форм. Вьется лента шоссе. Убегают назад деревья и придорожные столбы. Ветер свистит в ушах. Бабушка сидит в коляске, прямая — точно курица в гнезде, строго глядит вокруг и быстро шевелит черными бровями. Мотор громко тарахтит, безжалостно сотрясая путников. Кружевной зонтик подпрыгивает; бабушка едва удерживает веер в руке; и нигде не видно поручика с навощенными усами, галопирующего на рыжем коне, тем не менее бабушке кажется, что она полулежит на мягких подушках ландо и видит перед собой два потных гармонично покачивающихся конских зада. Со скоростью в семьдесят километров мчатся по шоссе семидесятые годы прошлого столетия.
Путников обволокла лесная прохлада. Край дремучих лесов окаймлен вереницей пустых автомобилей и мотоциклов. Их пассажиры, мужчины и девицы, укрылись в чаще, чтобы предаться любви. Мимо всего этого мчится мотоцикл, оставляя позади рекламные щиты, шарманки, сюсюкающими голосами просящие милостыню, весь род Медленноходящих, прижатых к краю шоссе, глотающих поднятую машинами пыль. Ту-ту! С дороги, ползучие твари! Освободите проезд мотоциклу, несущему на спине бухгалтера и даму семидесятых годов! Ту-ту! Здесь мчится властелин времени и покоритель пространств…
Вдруг мотоцикл забулькал и остановился. Учащийся слез с седла, отвинтил крышку бака и погрузил туда прутик.
— Так я и знал, — возмутился он, — нет бензина….
— Придется купить, — мрачно отвечал бухгалтер.
— Ага. А где? — ворчал шофер. — Деревня еще далеко. Теперь мы на мели. Я вас предупреждал.
— Ну-ну, — бормотал Михелуп, — что-нибудь придумаем…
Он сошел на землю и вместе с Гарри Похом стал толкать мотоцикл. Солнце жгло им шеи. Бабушка как ни в чем не бывало сидела в коляске и спокойно смотрела, как надрываются мужчины. Она прикрыла лицо зонтиком и кокетливо обмахивалась веером. Не говоря ни слова и громко сопя, мужчины толкали мотоцикл в гору.
Неожиданно из лесной чащи вынырнула смуглая женщина с дико растрепанными волосами. И направилась прямо к Михелупу. Схватив его за руку, она объявила, что будет гадать. Бухгалтер хотел резко ее оттолкнуть, но тут заметил, что неподалеку расположились табором цыгане. Над костром висела пустая консервная жестянка, усатый мужчина готовил обед. Рядом крикливо препиралось несколько чумазых детишек. Неподалеку сидел ребенок и пытался играть на скрипке с двумя струнами. Тощий коняга обкусывал лесную траву.
Михелуп испугался, раскрыл ладонь. Цыганка впилась взглядом в линии руки и напевным голосом предрекла бухгалтеру, что он должен получить по почте приятное известие. Она охарактеризовала Михелупа как человека с твердым характером, он на верном пути к успеху. Ему предстоит получить в приданое или в наследство большие деньги. Его ждет счастье в любви, но он должен опасаться высокой русоволосой женщины, жаждущей его погибели.
Цыганка взяла за гаданье крону, но уходить не собиралась. Цыганята окружили мотоцикл и стали клянчить табачку. Усатый мужчина поднялся, скорчил угрожающую мину. Другой мужчина, с латунным гвоздем в ухе шагнул вперед. Бухгалтер пал духом, да и учащемуся стало не по себе. Смеркалось. И как ни странно, не видно было ни единого автомобиля, хотя только что ими было забито все шоссе. Михелуп уже представлял себя догола раздетым и до последней монетки обобранным.
Вдруг бабушка рассердилась. Резко двигая черными бровями, она замахала зонтиком. Цыгане остановились, выжидая. Старуха подняла крик:
— Прочь, прочь отсюда! Не желаю вас видеть! Вы грязные и отвратительные! Я позову полицейского, он отведет вас в участок!
Цыгане отступили. Бабушка вылезла из коляски и пошла в наступление. Испугавшись страшной старухи, цыгане пустились наутек и скрылись в лесной чаще. Михелуп глубоко вздохнул, а вслед за ним и учащийся Гарри Пох.
46
Двое мужчин молча толкали мотоцикл по шоссе. Тьма густела. Зигзагами разрезали небо летучие мыши. Луга звенели монотонной песней кузнечиков, точно тысячи рук заводили тысячи карманных часиков. Вот ночная птица неслышно перелетела через шоссе. Вдали прозвучал гудок паровоза, послышалось его натужное сопенье.
Так-так-так… затарахтел где-то мотор. Минутами ветерок доносил приглушенный рокот, так-так-так слышалось все явственней. На горизонте вспыхнуло ослепительное сиянье, и подлетел маленький автомобиль. Синеватый свет озарил двух мужчин, толкавших мотоцикл, и старую даму, которая неподвижно, как статуя, сидела по кружевным зонтиком в привесной коляске. Развязное так-так-так смолкло. Автомобиль остановился. Господин за рулем, высунувшись из окошка, всмотрелся и вдруг воскликнул:
— Ха, пан Михелуп! Что случилось, пан Михелуп? Что происходит, пан Михелуп?
Бухгалтер поднял голову: злость сотрясла все его тело, когда он узнал Турля. Он даже не заметил, что машина, которой тот управлял, уже отнюдь не щегольской кабриолет в форме черепахи, а маленькая развалюха, пролетарий среди автомобилей, и единственное, чем она могла обратить на себя внимание, — это яркий свет фар да шум, помогающий ей скрыть низкое происхождение.
Турль захлопнул дверцу и подошел к мотоциклу. Сунув руки в карманы, он окинул машину испытующим оком.
— Что такое, пан Михелуп? Что происходит, пан Михелуп? — вновь посыпалось с его плотоядных, мясистых губ.
Раздраженный бухгалтер собирался ответить резким замечанием, но учащийся опередил его:
— Видите ли, пан, у нас кончился бензин. Не можете ли вы помочь?
— Пожалуйста, с удовольствием, с удовольствием! — воскликнул Турль и, отбежав к своей машине, вскоре вернулся с канистрой; учащийся отвинтил пробку — автомобилист наполнил бак. Гарри Пох нажал на педаль, но машина фырчала впустую. Он нажимал еще и еще — с тем же результатом.
